Fen'Harel enansal | В девичестве Shep.
Название: «Tears Into Wine»
Авторы: главы 1-17 — Shep. & a_sinclaire, главы 18-21 (эпилог) — Shep.
Фандом: Mass Effect
Жанр: гет, романс, пропущенные сцены; имеются элементы ангста, юмора и экшена.
Персонажи и пейринги: Гаррус/фем!Шепард (основной), Кайдан/фем!Шепард (в упоминаниях); фем!Шепард, Гаррус Вакариан, Кайдан Аленко, Мордин Солус, Тали'Зора вас Нима нар Райя, Призрак, Джокер, СУЗИ, Урднот Грант, Самара, Моринт, Келли Чемберс, Карин Чаквас, Миранда Лоусон, Джейкоб Тэйлор, Тэйн Криос, Джек, Легион, Касуми Гото, Заид Массани, Лиара Т'Сони, Урднот Рэкс.
Аннотация: Начало романа Гарруса и Шепард, показанное в «Mass Effect 2», многим из игроков показалось куцым, и мы с соавтором не были исключением. Вытряхнув из голов хэдканоны, мы решили показать, каким видим его сами.
Рейтинг: R
Размер: макси
Предупреждения: ксенофилия; минимальные вкрапления нецензурной лексики; смерть аквариумных рыбок.
Примечания:
1) Фанфик пересказывает сюжет второй части игры после миссии на Горизонте. Фактическая достоверность соблюдена, однако некоторые диалоги расписаны или изменены в силу убеждения, что читать текст, сухо повествующий о том, во что мы все играли, не особенно интересно. Мы постарались максимально разнообразить повествование, не переступая, тем не менее, границ разумного.
2) Несмотря на очевидные параллели, фанфик не имеет ничего общего с одноимённым клипом и создавался не под впечатлением от оного.
3) Главы носят названия композиций из саундтрека. Не все из них стоит понимать буквально.
4) В одной из глав встречается POV (Point of View) обоих персонажей. Это было сделано с целью показать ситуацию со стороны конкретного героя и продемонстрировать его через призму взгляда другого. Текст максимально адаптирован под основное повествование.
5) Для лучшего восприятия Шепард оставлена безымянной, однако у неё чётко фиксированные предыстория и психологический портрет (Скиталец/Герой войны), класс (Разведчик) и недефолтная внешность.
6) «Tears into wine» — «Слёзы — в вино» (англ.)
Статус: закончен.
CHAPTERS I-III.
CHAPTER IV.
CHAPTERS V-VI.
CHAPTER VII.
CHAPTERS VIII-IX.
CHAPTER X.
CHAPTER XI.
CHAPTER XII.
CHAPTER XIII.
CHAPTER XIV. UPLINK.
Гаррус просыпается медленно и неохотно. Он никогда в жизни не нырял на глубоководье, да и последний раз плавал, наверное, лет двадцать назад, но затуманенному дрёмой сознанию кажется, будто сейчас он проталкивается сквозь толщу воды в пару десятков метров. Возвращаться в реальность тяжело, но Гаррус давно уяснил, что неразумно тратить драгоценные минуты нового дня на безделье. Даже если очень хочется.
Ему не нужно открывать глаз, чтобы понять, что Шепард нет рядом. Немного расстроившись, он полуосознанно подтаскивает к себе её одеяло. Проснулась и ушла, достаточно давно для того, чтобы постельное бельё успело остыть. Однако ткань всё ещё хранит её запах, а Гарруса не покидает ощущение тёплого мягкого тела, прижимающегося к его груди.
Говорил же отец, что от девушек один только вред. И вот, пожалуйста: ночь с Шепард под боком — и Гаррус уже напоминает себе простейшее одноклеточное. Безмозглое и ленивое.
Он вдруг ловит себя на мысли, что они раз за разом проигрывают один и тот же сценарий: смятённое пробуждение, неловкие разговоры, набирающий обороты флирт, неизменная кульминация под вечер… и всё. Ни шагу вперёд, ни шагу назад, лишь топтание на месте. Это заставляет его задуматься. Как долго им стоит ходить вокруг да около? Есть ли в неспешности хоть какая-нибудь необходимость? И действительно ли дело в осторожности или, быть может, всему виной банальная трусость? Конечно, каждый их разговор приоткрывает новые грани, но Гаррус вынужден признаться себе, что всё внутри него кричит: «Действуй!» Он бы и действовал, наверное, если бы знал, что Шепард готова.
Если бы знал, как.
Перед его внутренним взором вдруг возникает искажённое видение прошлой ночи: приподнявшись, Шепард целует его мягкими розовыми губами, и он не застывает, заворожённый и ошарашенный, а отвечает, проскальзывая языком в её горячий рот, сжимает ладонью плечо, заставляя опуститься на спину, пробирается рукой под плотную ткань футболки…
Гаррус трясёт головой, и волнующая картинка сменяется другим, настоящим воспоминанием.
В какой-то момент произошло что-то… неправильное. Дурной ли сон из тех, что вспоминаются много позже пробуждения; изменение ли в гуле батареи; а, может, всё дело было в отсутствии привычки спать, держа кого-то в объятиях — неважно, впрочем.
Гарруса вытолкнуло из сна какой-то неведомой силой. Он осознал это, не открывая глаз, кожей, возникшими в голове мыслями. Он дёрнулся от иррационального, необоснованного чувства опасности; непослушная, задеревеневшая спросонья рука скользнула по бедру Шепард, нечаянно прорвав штаны когтем. Сама Шепард даже не вздрогнула — лишь подняла голову, едва ли понимая происходящее и, пробормотав что-то невнятное, накрыла его ладонь своей. Гаррус выдохнул, вернувшись в сон так же плавно, как покинул его, словно одно уже тепло чужой руки смогло подарить ему чувство спокойствия.
Он никогда не считал рациональным распределение ролей между полами, не без оснований полагая, что иная женщина может быть амбициознее многих мужчин — и всё же его задевало очевидное доминирование Шепард. Первый их поцелуй, приправленный алкоголем, случился с её подачи; второй — осознанный и трезвый — тоже. Шепард смелее и находчивее, Шепард знает, чего хочет, и не стесняется это демонстрировать. А он что? Только глазами и может хлопать.
Когда он думает об этом, ему становится мучительно стыдно.
Наверное, самое время откалибровать не только боевую систему «Нормандии», но и свои мозги — глядишь, и вернутся в строй его реакции. В противном случае, Шепард вполне может счесть, что он не слишком заинтересован в ней — будь Гаррус на её месте, то пришёл бы именно к такому выводу.
Решив, что и без того позволил себе поваляться дольше необходимого, он поднимается. Одевшись, Гаррус убирает спальные принадлежности, неосознанно замедляя собственные движения — словно оттягивая прощание с ночью, разделённой на двоих. Одеяло Шепард он складывает особенно тщательно, не замечая, как дёргает носом, ловя её запах.
***
Если в неприветливом климате Тучанки и есть свои плюсы, они касаются весьма прозаической стороны: пыльный ветер отлично выдувает из головы накопившиеся в ней мысли — в том числе, негативные.
Минусов, впрочем, куда больше.
Закашлявшись от попавшего в горло песка, Шепард регулирует воздушный фильтр. Тщетно — система очевидно повреждена, и предстоящая с ней возня определённо не вселяет оптимизма. Несмотря на это, миссия завершена, а значит, ещё немного — и она окажется на «Нормандии» и будет долго плескаться в душе.
Залезая в томках, Шепард думает, что отвыкла от тряски. К хорошему быстро привыкаешь, и ровное движение «Молота», что, кажется, так и стремится поглотить лежащую перед ним дорогу, вспоминается ей с тоскливой грустью. К несчастью, выбирать не пришлось; стоит сказать спасибо хотя бы за то, что они не добирались до базы Вейрлоков пешком.
Лучше бы им не пришлось туда добираться вовсе, конечно.
— Я поведу, — говорит она.
Они молчат весь путь до лагеря клана Урднот. Шепард не пытается завязать диалог, лишь интересуется, не хочет ли Грант побыть со своей новой семьёй. Получив несколько неуверенный, но всё же утвердительный ответ, она обещает забрать его позже, возвращает транспортное средство ворчливому механику и направляется к посадочной площадке. Активировав омни-инструмент, Шепард уточняет местное время.
— Коммандер, — окликает её Мордин, и она останавливается. Система воздушной фильтрации сообщает о своей окончательной поломке, и Шепард с досадой стягивает шлем с головы.
— Приношу свои извинения, — продолжает, тем временем, профессор. — Не следовало обременять вас этой просьбой.
— Вам не нужно оправдываться, Мордин, — отзывается она, касаясь пальцами влажных висков. — Вы попросили меня об услуге, я согласилась и не жалею о своём решении.
— Я бы его прикончил, — говорит Мордин, немного помолчав.
— Я знаю. И знаю, что вы поступили правильно, не сделав этого. Вы не убийца.
— Завидую вашей уверенности.
Он шагает в сторону «Кадьяка», но не торопится забираться внутрь. Прислонившись спиной к его нагретому боку, профессор Солус смотрит в бронированное небо бункера. Повертев в руках шлем, Шепард присоединяется к нему.
— Вы сказали это сами, — мягко напоминает она. — Там, в лаборатории.
Пробиваясь сквозь полчища кроганов клана Вейрлок и смотря на укрытые плёнкой трупы, Шепард не представляла, какой размах приобретёт их операция. Доктор, работавший над модификацией генофага… и его ученик, синтезирующий лекарство от него же. Отличный сюжет для драмы. Быть может, Мэлона и стоило убить — единожды переступивший грань способен сделать это снова. Шепард не хочется думать об этом, как не хочется рассуждать о целесообразности и этичности генофага. Необходимо, но жестоко; бескомпромиссно, но оправдано. Где она, эта тонкая грань между рациональностью и безумием?
— Надежда, — произносит Мордин. — Не установленный факт.
— Вы не пытались оспорить мои слова, — возражает она. — И не оспорили бы, повторись эта ситуация снова.
— Не хотел бы её повторения.
Шепард молчит, не зная, что добавить к его словам. «Я тоже»?
Она не говорит, что Мэлон может быть не единственным энтузиастом; что всегда можно начать сначала; что даже при сохранённых данных и жалости к кроганам время для лекарства ещё не пришло. Она уверена: он понимает это и сам. Поэтому Шепард делает то, что подсказывает ей чутьё — осторожно треплет Мордина по плечу.
— Давайте возвращаться, — предлагает она. — Мы оба вымотались. Я бы не отказалась от душа и чего-нибудь горяченького.
— Да, — кивает он, выпрямившись. — Вы правы. Вернёмся.
— Мордин, — окликает его Шепард, когда профессор наполовину скрывается в уютном полумраке «Кадьяка». — Время — лучшее лекарство для совести.
И будь она хаском, если он не улыбнулся.
«Нормандия» встречает их небольшой суетой, а значит, они подоспели к ужину. Справившись у Келли об обстановке на корабле, Шепард направляется к лифту, с твёрдым намерением оказаться в своей каюте.
К несчастью (или всё-таки к счастью?), но воссоединение с душем приходится отложить — по крайней мере, на пару минут.
— Я смотрю, это входит у тебя в привычку, — своеобразно приветствует её Гаррус.
— Ты о чём?
— Проводить со мной ночь и сбегать наутро.
— А что так тихо? — иронично изгибает бровь Шепард. — Тебя, поди, не все услышали.
— О, коммандер Шепард боится рассекречивания?
— Коммандер Шепард боится глубины. А ещё коммандер Шепард очень устала.
— Смотрю, ты не в духе, — хмыкает Гаррус, сменяя тон.
— Нет, просто… вымоталась. Пожалуй, последние два дня были одними из самых трудных в моей военной карьере. Со Скиллианским блицем и вознёй с Сареном, конечно, не сравнится, но всё же.
— Поделишься? — спрашивает он, и Шепард коротко кивает в сторону лифта, предлагая проследовать за ней.
— Знаешь, я никогда не любила разговоров на монументальные темы, — говорит она уже в кабине и нажимает на кнопку с единицей, — но почему-то всегда оказываюсь в них вовлечённой. Дело не в том, что у меня нет собственного мнения, а в том, что я предпочитаю держать его при себе. Ты меня знаешь — я не считаю себя вправе навязывать свою точку зрения, если того не требует ситуация.
— Как моё отношение к политике СБЦ? — Гаррус разводит жвалы в улыбке.
— Как твоё отношение к политике СБЦ. Несмотря на перманентное отсутствие, родители умудрились дать мне приличное воспитание, и одна из его основ гласила: «Не выдавай своё мнение за абсолют». Я и не выдавала, только оказалось, что данный принцип не подходит командующему. На мне лежит бремя ответственности — за слова, за поступки… Иногда мне кажется, что даже за мысли. За мою команду. У меня складывается впечатление, что жизнь специально подкидывает ситуации, в которых мне приходится давить, мягко или не очень. Выдавать своё мнение за абсолют. Решать, кому жить, а кому умереть.
— Надеюсь, обошлось без жертв?
— Я бы так не сказала, — отвечает Шепард и первой выходит из лифта. Коснувшись ладонью замка на двери, она пропускает Гарруса в каюту. — Ученик Мордина, Мэлон…
— Погиб?
— Остался в живых, но не хотел быть спасённым. Он заключил союз с кланом Вейрлок, обещая вылечить генофаг. Похоже, он искренне сочувствовал кроганам и искренне же считал, что хуже уже не станет. Женщины, Гаррус, — тихо произносит она. — Он ставил опыты на женщинах. И самое страшное — они шли на это добровольно.
Оставив неисправный шлем на столе, Шепард направляется к гардеробу.
— Он верил, что его зверства оправданы. Мордин хотел пристрелить его, но я не позволила. Прогресс в работе Мэлона не такой уж значительный, но мы сохранили данные.
Прислонившись плечом к стене, Гаррус задумчиво наблюдает за Шепард.
— Ты считаешь…
— Я считаю, что это не помешает, — уклончиво говорит она, перебирая одежду. — На всякий случай. Уничтожить их мы всегда успеем. Но скажи мне. — Она выпрямляется. — Кто я такая, чтобы делать подобный выбор?
— Ты? — переспрашивает он. — Спаситель Галактики. Чертовски хороший снайпер. Привлекательная — и дьявольски умная — женщина.
Улыбнувшись, Шепард переводит взгляд на вещи в руках и, поразмыслив, заменяет синие брюки на чёрные.
— Я хотела принять душ. Подождёшь? Поужинаем вместе, — предлагает она и, получив утвердительный кивок, скрывается в уборной. Гаррус ещё некоторое время смотрит на закрывшуюся дверь, а потом отворачивается.
В СБЦ было просто: неоспоримая рука закона и его нарушители. В особенно запущенных случаях вмешивалась третья сила, именуемая взятками — и тогда неоспоримость мигом ставилась под вопрос. Для Гарруса границы размылись много раньше погони за Сареном. Окончательно разделение на чёрное и белое исчезло на Омеге, в мире бессчисленных полутонов серого. Сарен давно рассыпался в прах, Омега осталась позади, а полутона остались — так же, как монументальные темы и вечные вопросы. И он был бы счастлив, не придись ему о них думать.
Если сегодняшняя высадка настолько повлияла на Шепард, что должно твориться с Мордином?
Шум воды почему-то невозможно отвлекает Гарруса от безмятежного созерцания пустого аквариума. Отчаянно не зная, чем себя занять, он принимается бесцельно бродить по каюте: считает шаги, вертит в руках оставленный Шепард шлем, стучит пальцем по жилищу Чудища и, наконец, натыкается взглядом на перевёрнутую фотографию.
Ну вот, опять.
Гаррусу хочется застонать. Похоже, единственный способ избежать искушения — забыть о каюте коммандера в принципе. В самом деле, что он рассчитывает там увидеть? Шестилетнюю Шепард? Её родителей? Первую любовь?..
Последняя догадка смутно тревожит что-то у него в груди. Он не может охарактеризовать это чувство — это и волнение, и грусть, и раздражение разом, — но подозревает, что зовётся оно ревностью.
Ревновать к прошлому? Не слишком разумно с его стороны.
Не желая поддаваться соблазну, Гаррус отходит от стола… чтобы секундой позже вернуться обратно. Борьба любопытства и совести, наконец, завершается победой первого, и Гаррус, презирая себя за это, сдаётся. Воровато глянув на дверь уборной, он тянется к рамке.
Отгадка проста до банальности и, тем не менее, всё равно бьёт под дых.
Основной фотографией оказывается цифровой портрет Кайдана: не самый удачный, на его взгляд, и, прямо говоря, куда больше подходящий для какого-нибудь сайта знакомств — Гаррусу говорили, что человеческих женщин привлекают мужчины с сурово поджатыми губами. Второй снимок, ютящийся в уголке рамки, оказывается совсем крошечным, сделанным, очевидно, на один из приборов старого образца или намеренно выведенный на бумагу; Гаррус слышал о подобной возможности, однако ни разу не видел её результат воочию. На этом снимке они вдвоём — Шепард и Кайдан, без объятий, поцелуев и прочей присущей паре романтики. Оба едва заметно улыбаются, оба в штатском, но ничего более. И всё же это «более» неуловимо угадывается — во взглядах, позах, настроении снимка. Они были парой, и отчего-то это знание совершенно не укладывается у Гарруса в голове — то ли из-за убеждённости, что они совсем не подходят друг другу, то ли из-за Горизонта, то ли…
Додумать ему не даёт звук открывающейся двери, и Гаррус, не успевая оценить степень разумности своих действий, отворачивается от стола, пряча рамку за спиной.
— Я всегда говорила: если душ и не лекарство от всех проблем, то, по крайней мере, отличное обезболивающее, — сообщает ему основательно приободрившаяся Шепард.
— Я знал одного турианца, который систематически поскальзывался в собственном душе и в итоге воспылал к нему такой ненавистью, что стал мыться только в природных водоёмах, — отзывается Гаррус.
— Дай угадаю. — Шепард промокает волосы полотенцем. — Этот турианец — ты?
— Вонять я, вроде, не воняю, — притворно удивляется он. — Разве на «Нормандии» есть природные водоёмы?
Коротко рассмеявшись, она вешает полотенце на спинку кресла.
Гаррус не знает, что тому виной — обострившаяся по его же вине нервозность или особое положение звёзд на небе, — но её вид вызывает у него странные чувства. Он ни разу не видел, чтобы волосы Шепард были такими гладкими и мокрыми, щёки — раскрасневшимися, а на коже тут и там виднелись мелкие капли воды. Он не может описать собственные эмоции словами, но смотреть на неё оказывается… интересно? Любопытно? Необычно?
Пожалуй, даже волнительно, и это открытие поражает Гарруса не меньше, чем…
— Гаррус? — зовёт Шепард, и он выныривает из плотного тумана полуоформленных мыслей. — «Нормандия», приём.
— Я здесь, — глупо отзывается он, крепче сжимая в ладонях рамку.
— Ты куда-то в себя ушёл. Всё в порядке?
— Конечно, — отвечает Гаррус, задней мыслью осознавая, что его взгляд, будто бы сам по себе, вслед за каплей соскальзывает вниз по её шее, под майку, в ложбинку на груди. Странно, он не раз замечал, насколько мягки изгибы человеческих тел, но…
— Что у тебя в руках? — спрашивает Шепард, надевая пиджак, и подходит ближе.
— Ничего, — отзывается Гаррус, чувствуя себя семилетним ребенком, стянувшим с кухни последнюю сласть.
Можешь прибавить «Оно само», в самый раз придётся.
— Гаррус, — с нажимом произносит коммандер и протягивает руку.
Решив, что увиливать дальше попросту нелепо, он подчиняется.
Шепард не поджимает губы, не злится, не кажется обиженной — словом, не проявляет ни одной из ожидаемых эмоций, будто ничуть не удивлённая его выходкой. Или не «будто»? Гаррусу становится не по себе, когда он думает, что оказался предсказуем в своём любопытстве.
Пару мгновений она смотрит на фотографии, а потом кладёт рамку на прежнее место, как и раньше — лицом вниз.
— Извини, — говорит Гаррус, придя к выводу, что попросить прощения будет уместнее всего.
— За что?
— Мне не стоило… — Он запинается. Не стоило что? Вторгаться в личное пространство? Интересоваться окружающими её мелочами? Напоминать себе о том, что её когда-то обнимал (да что там обнимал…) Кайдан?
Гарруса передёргивает.
— Я не злюсь, если ты об этом, — уверяет Шепард и прислоняется к столу. — Я просто не понимаю, почему ты таился. Любопытство — естественная эмоция, но если тебе было некомфортно брать рамку без моего разрешения, ты мог просто попросить. Я бы не отказала.
— В самом деле?
— Да.
— Вот так просто?
— Вот так просто.
— Я подумал, что ты не хочешь демонстрировать эти фотографии… кому бы то ни было.
— Если бы я хотела оставить их тайной, то убрала бы в ящик и заперла его на ключ. Как видишь, я этого не сделала.
— Тогда зачем? — вскидывает голову Гаррус, и по спине Шепард вдруг пробегают мурашки. — Не похоже, чтобы они были напоминанием о счастливых деньках.
— Это не напоминание, — хмурится она, чувствуя, как неуловимо меняется атмосфера в каюте. Гаррус взбудоражен, это ощущается кожей, и она с лёгкостью перенимает его состояние, будто соединённый с ним близнец. — Это…
Шепард замолкает, вдруг понимая, что не знает ответа.
Быть может, лишь символ её неумения строить отношения?
— Ты скучаешь по нему, — говорит Гаррус после недолгой паузы, и отчего-то это ранит сильнее любого оскорбления.
— Да, скучаю, — вспыхивает она, загоревшись подобно спичке — от его слов, интонации, от плохо скрываемого обвинения. — Так же, как скучаю по Рэксу, Лиаре и Эшли.
— Но я не вижу их фотографий.
— Какая причина подойдёт лучше? Что ты хочешь услышать?
— Зачем ты оправдываешься?
Опешив, она не сразу находится с ответом.
— Потому что ты заставляешь меня это делать?..
На мгновение между ними повисает тишина.
— Извини, — бормочет Гаррус и отворачивается. — Мне не стоило говорить всего этого. Как и трогать твои вещи. Пожалуй, мне лучше уйти, — добавляет он тише. — Нужно проверить… кое-что. Совсем вылетело из головы. Так или иначе, я рад, что ты выбралась из сегодняшней передряги невредимой.
Провожая взглядом его спину, Шепард осознаёт, что сейчас у неё не получается на него злиться. Расстраиваться, испытывать досаду, не понимать — да, но не злиться.
— Гаррус, — окликает она, осторожно касаясь его локтя. Он замирает, но головы не поворачивает. — Тебе не нужно уходить.
— Может быть, — соглашается он парой секунд позже.
— Давай поговорим. Останься.
— Это… не самая подходящая идея. По крайней мере, сейчас.
Шепард медлит. Едва слышно вздохнув, она касается ладонью его плеча, ласково оглаживает воротник и, опустив руки на талию, почти неощутимо прижимается к спине.
— Ты сбегаешь, потому что не знаешь, что сказать?
— Я не сбегаю, — отзывается Гаррус, тщательно подбирая слова. — Я ухожу, чтобы не обидеть тебя, ляпнув что-нибудь сгоряча. Мы поговорим об этом. Позже.
Отступив, Шепард позволяет ему уйти.
Позже так позже.
Остаётся надеяться, что этот разговор действительно состоится.
***
Вечерняя «Нормандия» всегда кажется чуть оживлённее дневной, но сегодня это оживление несколько переходит привычные границы. Дойдя до столовой, Шепард узнаёт, что причина тому — день рождения того самого Кирстена, которому не повезло оказаться на прицеле её ботинка. Как говорила Касуми, даже на судне «Цербера» жизнь берёт своё. Улыбнувшись, коммандер добродушно хлопает именинника по плечу; Кирстен краснеет. Интересно, мелькает в её голове, доведётся ли ей дожить до собственного дня рождения?..
Искоса наблюдая за шумным празднованием, Шепард нагружает поднос и садится за стол. Привезённые с Цитадели продукты явно пошли на пользу — по крайней мере, теперь ей уже не хочется высаживаться на ближайшей обитаемой планете и идти в общепит. Что ни говори, а на голом энтузиазме не продержится ни один солдат. Потребность в еде — не прихоть, и она может только порадоваться тому, что она всегда остаётся удовлетворённой.
Чего нельзя сказать о других её потребностях.
Отпивая сок, Шепард отстранённо думает о том, что ей необходимо сбросить напряжение, в том числе — сексуальное. Впрочем, сойдёт и привычная стрельба по мишеням — к счастью, её наконец перестали мучить боли в руке. Не самая лучшая альтернатива, зато реалистичная.
На периферии её сознания тотчас возникает другой вариант, и окрашен он в красные цвета отсека главной батареи.
Ладно, коммандер. Глупо отрицать, что ты об этом не думала.
Она думала. Не образами-картинками, не набором предположений «А что, если…» и «Как это было бы?..» — скорее, некоей абстракцией. Она никогда не соглашалась с мнением, что отношения автоматически включают в себя секс, предпочитая считать, что его наличие зависит не от стереотипа «Потому что так должно быть», а от желания обоих партнёров.
Есть ли у неё такое желание? Есть ли оно у Гарруса?..
Шепард влекло к нему, и с каждым днём — всё сильнее. Жажда тактильного контакта была почти наркотической: ей хотелось быть рядом, соприкасаться плечами, дотрагиваться, изучать его тело — как тогда, в медотсеке. Она никогда не интересовалась межвидовыми отношениями, она даже не знала, совместимы ли они, но Гаррус был не просто каким-то инопланетянином — он был собой, Гаррусом, тем, кто заинтересовал её в отрыве от собственной расы. Она дразнила саму себя, вспоминая их недопоцелуи, и кусала губы.
Думал ли об этом всём он? Видел ли в ней не только забавную человеческую женщину с избытком пальцев, но и потенциальный сексуальный интерес? Есть ли в ней хоть что-то, вызывающее в нём волнение?
Размышляя об этом, Шепард чувствует иррациональную грусть.
Поднимаясь с места, она как никогда чётко понимает, что если и не нуждалась до этого в увольнительной, то определённо нуждается в ней сейчас.
***
Проверив входящие сообщения, ответив на несколько из них и покормив хомяка, Шепард вновь покидает каюту. У лифта на второй палубе она сталкивается с Мирандой и, перебросившись парой слов, держит курс к Джокеру. Дав указание не сниматься с места до прибытия Гранта, она направляется в сторону технической лаборатории и немало удивляется, обнаружив её закрытой. Нахмурившись, Шепард повторно касается ладонью красного круга замка и едва не вздрагивает, когда сзади неё раздаётся знакомый, словно вибрирующий голос:
— Его нет.
Помедлив, она разворачивается.
— Я тебя напугал? — догадывается Гаррус. — Извини.
— Сама виновата. Задумалась, — качает головой Шепард, размышляя, насколько крепко нужно задуматься, чтобы не заметить двухметрового турианца. — Иногда мне кажется, что «Нормандия» гораздо меньше, чем кажется на первый взгляд. Во всяком случае, никак иначе объяснить наши постоянные столкновения в коридорах я не могу.
Гаррус усмехается.
— Может, это судьба.
— Да ты романтик. Кстати, что ты здесь делаешь? Мне казалось, тебе нужно кое-что проверить, — не удерживается Шепард от шпильки. — Обычно твои проверки весьма протяжённы во времени.
— Не в этот раз, — отмахивается он и на мгновение отводит взгляд, но этого хватает, чтобы она поняла: Гаррус думал об их разговоре и уже остыл. Быстро. Осталось выведать, сделал ли он какое-нибудь заключение. — После того, что ты рассказала, я решил, что будет неплохо проведать Мордина.
— Непохоже на тебя. Обычно ты держишься особняком.
— Ты убедила меня, что перемены всегда к лучшему. Я решил, что сейчас для них самое время.
— Лгун. Я никогда не говорила тебе ничего подобного — хотя бы потому, что не считаю все перемены благом.
На языке так и вьётся фраза «Я догадалась, что ты просто подкарауливал здесь меня», но она не решается произнести её вслух, и отнюдь не из-за страха ошибиться. Скорее наоборот.
— Куда он ушёл? — интересуется она вместо этого, указывая подбородком на дверь.
— Келли сообщила, что наш добрый доктор покинул корабль вскоре после вашего возвращения. Сказал, что ему нужно побродить. Не беспокойся, — мягко говорит Гаррус. — Не думаю, что он внезапно осознал всю чудовищность генофага и решил вдеть голову в петлю.
— Не самая удачная тема для шуток, — замечает Шепард.
— Ты права. Извини.
Прищурившись, она подходит ближе.
— С тобой явно что-то не так.
— Хочешь сказать, сегодня я выгляжу паршивее, чем обычно?
— Тебе стоит пересмотреть свои взгляды на юмор. И — нет, выглядишь ты нормально, вот только извиняешься уже второй раз за последние пару минут.
Гаррус торопливо закрывает распахнутый было рот, и она готова поклясться — не сделай он этого, и с его губ сорвалось бы ещё одно извинение.
Так они и стоят друг напротив друга, безмолвно и неподвижно, словно два истукана, откровенно не зная, о чём говорить.
Или наоборот — зная слишком хорошо?..
— Постреляем на очки? — предлагает Шепард, пытаясь разрядить обстановку.
Когда она стала такой бесхребетной? Что за робость мешает ей расставить все точки над «i», даже зная, что так будет лучше для них обоих? Должно быть, в ней поселился несуществующий до этого мазохист — по крайней мере, иначе оправдать своё поведение она не может.
— Пойдём, — пожимает плечами Гаррус, и ей даже не приходится прибавлять что-то вроде «Моя рука уже прошла» или «Хочется разрядиться».
…Последнее всё-таки вырывается у неё по пути на кухню, и будь она проклята, если Гаррус не услышал в её словах подтекст. Не то, чтобы она намеренно вкладывала его в эту фразу, но мысли, настойчиво вертящиеся в голове во время ужина, вернулись, и это определённо не улучшало её настроения.
— Удивляюсь благосклонности нашего повара. Зная тебя, скоро у него не останется не только пустых, но и полных банок, — говорит Гаррус, галантно пропуская Шепард в грузовой отсек.
— Его зовут Руперт.
— Ты же сама сказала — я предпочитаю держаться особняком.
— А ты сказал, что созрел для перемен. Кроме того, тебе известны имена наших механиков и старших инженеров, а это кое о чём говорит.
— Кто не знает Тали? — шутит Гаррус в ответ. — А Кирстен с Донелли задолжали мне выпивку. Предпочитаю узнавать имена должников до того, как они начнут от меня скрываться.
— Даже спрашивать не буду… — бормочет Шепард, раскладывая на ящике одну из захваченных в арсенале винтовок. — Расставишь банки?
— И чем тебе не нравятся симуляторы? С ними определённо меньше возни.
— Не притворяйся, ты и сам от них не в восторге.
— Я просто пытаюсь поддержать светскую беседу.
— Где же живая музыка и пирамида из фужеров?
— Помнится, в прошлый раз алкоголь привёл к весьма… неожиданным последствиям.
— Да вы никак флиртуете со мной, офицер Вакариан, — усмехается она, небрежно опираясь локтём о ящик.
— Для этого нужно ваше письменное разрешение, коммандер? — спрашивает Гаррус, подходя со спины. Шепард не нужно видеть его лица, чтобы знать: он ухмыляется.
Зараза.
— Нет, — наконец отвечает она и вновь приникает к винтовке.
— Так в чём же дело?
Его голос органично вплетается в звук выстрела: первая пуля уходит ровнёхонько в центр банки, сбивая её на пол. Выпрямляясь, Шепард отходит в сторону.
Только дождавшись полной сосредоточенности Гарруса на мишени, она отвечает:
— Вероятно, в нашем недавнем разговоре. Вы заставили меня поволноваться. Я испугалась, что наши… беседы могут оказаться под вопросом.
— Ни в коем случае, — ровно отзывается он, удостоив её мимолетным взглядом. — Я не имел в виду ничего подобного.
Выстрел.
— В самом деле? — спрашивает Шепард и вновь занимает место у винтовки. — Мне показалось, в ваши мысли закралось сомнение.
— А в ваши, коммандер? Не закралось?
Её рука едва ощутимо вздрагивает, но этого хватает, чтобы она промахнулась. Чертыхнувшись, Шепард передаёт оружие Гаррусу.
— Значит, вот оно как.
— Выходит, что так.
Он стреляет, безукоризненно точно поражая ещё одну мишень, и на ящике остаётся последняя пара.
— Глупости всё это, Гаррус. Не ищи скрытых смыслов, — говорит Шепард, сбиваясь с нарочитого «вы». — Иногда вещи — это просто вещи.
— Явно не те, что хранят в себе воспоминания о былых отношениях.
— Не было никаких отношений, — неожиданно горячо возражает она, прицеливаясь. — Это больше походило… Я даже не знаю, на что. Мы просто…
— Переспали? — подсказывает Гаррус, и Шепард позорно мажет, отправляя пулю в верхний край ящика.
Да что с ней такое!
— Если эта формулировка кажется тебе наиболее нейтральной, пусть так. Послушай, — разворачивается она к нему. — Послушай и запомни. Всё очень просто. Я была с Кайданом не потому, что любила его. Чёрт побери, я даже не знаю, каково это — у меня никогда не было серьёзных отношений. Не буду отрицать, между нами происходило… что-то, но если это и было любовью, то определённо не самого стандартного образца. Мне было хорошо с ним; не особенно уютно, но хорошо. Он отличный любовник, если тебя это интересует, он восхищался мной, он в какой-то степени добивался меня — как умел, не особенно искусно, но настойчиво. Я была с ним не для того, чтобы потешить свою гордыню или… не знаю, из-за желания выплеснуть сексуальное напряжение. Я была с ним потому, что он любил меня. Я сдалась, устав разбираться в хитросплетениях наших взаимоотношений и дала ему то, чего он хотел. Но если ты спросишь, жалею ли я о случившемся, я не смогу тебе ответить. Раньше могла, а теперь не могу.
Гаррус долго молчит — настолько долго, что Шепард начинает корить себя за то, что вывалила на него всё это. Она не ждёт от него понимания или поддержки, но подспудно надеется на них.
Однако всё, что она получает — это предельно простой и, в общем-то, предсказуемый вопрос:
— Ты хранишь эти фотографии, потому что надеешься на какое-то продолжение?
И Шепард искренне рада, что может ответить на него, не лукавя.
— Нет, — качает головой она. — Прошлое в прошлом. Я храню их, потому что готова расстаться с неудавшимся возлюбленным, но не готова расстаться с другом. Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду.
— Понимаю, — соглашается Гаррус. — Кстати, ты продула.
— Что? — вскидывает брови Шепард и выглядывает из-за его плеча. — Ничего подобного, осталась ещё одна мишень.
— Ты промазала. Дважды. Впрочем, я не уверен, можно ли считать последний выстрел промахом — скорее, эта была паническая стрельба по ближайшему видимому препятствию. Ты правда веришь в то, что я смогу повторить твой печальный опыт?
— Ах ты, засранец! — восклицает она, толкая его в грудь, и Гаррус прижимается к переборке, миролюбиво поднимая руки. — Тебе уже говорили, что ты молниеносно уходишь от любой темы?
— Нет, — честно отвечает он. — Ты первая.
— Радуйся, что мне не хочется думать, будто ты завёл этот разговор лишь для того, чтобы оставить меня с носом.
— Не буду тебя разубеждать.
Шепард молчит, но на губах её играет улыбка, а значит всё снова в порядке.
— Ты редкостный мерзавец, Гаррус Вакариан, — прищуривается она и шутливо замахивается, целя в плечо.
Его реакция не заставляет себя ждать, и уже через мгновение запястье Шепард оказывается в кольце его пальцев. А ещё через два они с Гаррусом меняются местами, и тогда уже ей приходится прижиматься спиной к переборке.
Улыбка сама собой слетает с её губ. Пауза начинает затягиваться.
Опустив ресницы, Шепард медленно подаётся вперёд.
— Постой, — торопливо бормочет Гаррус. — Теперь я.
И прижимается к её рту своим. Коротко выдохнув, Шепард склоняет голову набок.
Что ж, она ничего не имеет против его инициативы.
Его правая рука, словно изучая, осторожно касается кожи над вырезом майки, ключицы, задерживается на шее — там, где взволнованно бьётся пульс — и, скользнув за ухо, вплетается в тёмные пряди волос. Нехитрая ласка, но даже она посылает в колени Шепард предательскую дрожь. Покачнувшись, она прижимается ближе, беспорядочно дотрагиваясь до его плеч, воротника, шеи, гребня, жёсткого покрова щёк. Помедлив, Гаррус неуверенно касается языком её нижней губы, и Шепард покорно приоткрывает рот. «Французский поцелуй?» — хочется спросить ей с улыбкой, но тогда придётся объяснять смысл названия, а она не уверена, что способна на это.
Совсем другое дело — практика.
Дотрагиваясь до кончика его языка своим, Шепард гадает, почему они не додумались до этого раньше. Вероятно, потому что доселе им не довелось разделить настоящий поцелуй, мелькает на границе её сознания, и это становится единственной связной мыслью на ближайшую минуту. Слюна турианцев имеет специфичный, сладковатый привкус, но он приятен, и, целуя Гарруса снова и снова, Шепард не имеет ровно ничего против продолжать это делать… пару часов как минимум. Кажется, что можно задохнуться — от эмоций, близости, от неожиданно острого и осознанного желания. «Я хочу его» — простая, но предельно точная формулировка, жаркая, жадная… абсолютная закономерная.
Ласково отведя волосы с лица Шепард, Гаррус склоняется ближе и ведёт носом по её щеке.
Дверь лифта вдруг открывается, и помещение оглашается громким и удивлённым «Ой!».
Вздрогнув, они оба вскидывают головы — лишь для того, чтобы заметить две убегающие фигуры.
Дверь лифта медленно принимает закрытое положение.
Шепард прыскает.
— Кажется, это был Кирстен. И кто-то, решивший осчастливить именинника прямо в грузовом отсеке. Клянусь, я видела голую спину!
— Поздно, место застолблено, — усмехается Гаррус в ответ. Отсмеявшись, Шепард наклоняется вперёд, утыкаясь ему в грудь, и у него вдруг сжимается сердце — настолько доверительным кажется это простое действие. Подумав, он осторожно кладет ладони на её плечи.
Они стоят так несколько долгих секунд, пока Шепард не выпрямляется.
— Позвольте отметить, у вас настоящий талант, офицер Вакариан, — шкодливо щурится она. — Пожалуй, я не совру, сказав, что не встречала более искусных обольстителей. Большой опыт?
— Что я могу ответить? Мне просто везёт, — отзывается он и вдруг отводит глаза. — Слушай… Наверное, мне стоило сказать это сразу, но до этого мы вроде как не… Ну… В смысле… — Он кашляет. — Знаешь, я ведь… У меня никогда… Чёрт возьми, в мыслях это выглядело стройнее!
— Кажется, я понимаю, что ты пытаешься до меня донести, — говорит Шепард, усмехаясь одним уголком рта.
— Меня никогда не привлекали… межвидовые союзы, — откровенничает Гаррус, переступая с ноги на ногу. — Я не воспринимал людей как потенциальный любовный интерес и не испытывал к ним — к вам — никакого сексуального влечения, поэтому…
— Стой-стой-стой, — вскидывает руки она. — Если ты собираешься меня отшить, выбери слова получше.
— Шепард!
— Прости, не удержалась. Серьёзно, Гаррус. Всё в порядке.
— Временами ты просто невозможна.
— Тогда давай притормозим и узнаем, как сделать всё… возможным.
— Да. Да… — медленно кивает Гаррус. — Так и поступим. Мы… притормозим, и тогда… Гм.
— Одно «но», — шепчет она.
— Как полагается — сомнительное и опасное?
— Почти. Я уже говорила тебе, что боюсь глубины?
Гаррус озадаченно дёргает жвалами.
— Было дело.
Шепард осторожно берёт его за руку.
— Если я собираюсь нырять на самую глубину, тебе придётся нырять со мной. Не думаю, что выдержу ещё одно… одиночное плаванье.
Он хочет схохмить, но что-то внутри него не позволяет ему превратить всё это в шутку. Только не сейчас и только не в этом вопросе. Глядя на её лицо, Гаррус не может найти описания охватившим его эмоциям, но проблемы с подбором слов волнуют его гораздо меньше грядущих перемен. Гореть ему синим пламенем, если он не ждёт их — с возрастающим нетерпением.
— Ты не будешь плавать одна, — наконец, говорит он, и Шепард улыбается.
⇒ ⇒ ⇒
Авторы: главы 1-17 — Shep. & a_sinclaire, главы 18-21 (эпилог) — Shep.
Фандом: Mass Effect
Жанр: гет, романс, пропущенные сцены; имеются элементы ангста, юмора и экшена.
Персонажи и пейринги: Гаррус/фем!Шепард (основной), Кайдан/фем!Шепард (в упоминаниях); фем!Шепард, Гаррус Вакариан, Кайдан Аленко, Мордин Солус, Тали'Зора вас Нима нар Райя, Призрак, Джокер, СУЗИ, Урднот Грант, Самара, Моринт, Келли Чемберс, Карин Чаквас, Миранда Лоусон, Джейкоб Тэйлор, Тэйн Криос, Джек, Легион, Касуми Гото, Заид Массани, Лиара Т'Сони, Урднот Рэкс.
Аннотация: Начало романа Гарруса и Шепард, показанное в «Mass Effect 2», многим из игроков показалось куцым, и мы с соавтором не были исключением. Вытряхнув из голов хэдканоны, мы решили показать, каким видим его сами.
Рейтинг: R
Размер: макси
Предупреждения: ксенофилия; минимальные вкрапления нецензурной лексики; смерть аквариумных рыбок.
Примечания:
1) Фанфик пересказывает сюжет второй части игры после миссии на Горизонте. Фактическая достоверность соблюдена, однако некоторые диалоги расписаны или изменены в силу убеждения, что читать текст, сухо повествующий о том, во что мы все играли, не особенно интересно. Мы постарались максимально разнообразить повествование, не переступая, тем не менее, границ разумного.
2) Несмотря на очевидные параллели, фанфик не имеет ничего общего с одноимённым клипом и создавался не под впечатлением от оного.
3) Главы носят названия композиций из саундтрека. Не все из них стоит понимать буквально.
4) В одной из глав встречается POV (Point of View) обоих персонажей. Это было сделано с целью показать ситуацию со стороны конкретного героя и продемонстрировать его через призму взгляда другого. Текст максимально адаптирован под основное повествование.
5) Для лучшего восприятия Шепард оставлена безымянной, однако у неё чётко фиксированные предыстория и психологический портрет (Скиталец/Герой войны), класс (Разведчик) и недефолтная внешность.
6) «Tears into wine» — «Слёзы — в вино» (англ.)
Статус: закончен.
CHAPTERS I-III.
CHAPTER IV.
CHAPTERS V-VI.
CHAPTER VII.
CHAPTERS VIII-IX.
CHAPTER X.
CHAPTER XI.
CHAPTER XII.
CHAPTER XIII.
CHAPTER XIV. UPLINK.
CHAPTER XIV. UPLINK.
Гаррус просыпается медленно и неохотно. Он никогда в жизни не нырял на глубоководье, да и последний раз плавал, наверное, лет двадцать назад, но затуманенному дрёмой сознанию кажется, будто сейчас он проталкивается сквозь толщу воды в пару десятков метров. Возвращаться в реальность тяжело, но Гаррус давно уяснил, что неразумно тратить драгоценные минуты нового дня на безделье. Даже если очень хочется.
Ему не нужно открывать глаз, чтобы понять, что Шепард нет рядом. Немного расстроившись, он полуосознанно подтаскивает к себе её одеяло. Проснулась и ушла, достаточно давно для того, чтобы постельное бельё успело остыть. Однако ткань всё ещё хранит её запах, а Гарруса не покидает ощущение тёплого мягкого тела, прижимающегося к его груди.
Говорил же отец, что от девушек один только вред. И вот, пожалуйста: ночь с Шепард под боком — и Гаррус уже напоминает себе простейшее одноклеточное. Безмозглое и ленивое.
Он вдруг ловит себя на мысли, что они раз за разом проигрывают один и тот же сценарий: смятённое пробуждение, неловкие разговоры, набирающий обороты флирт, неизменная кульминация под вечер… и всё. Ни шагу вперёд, ни шагу назад, лишь топтание на месте. Это заставляет его задуматься. Как долго им стоит ходить вокруг да около? Есть ли в неспешности хоть какая-нибудь необходимость? И действительно ли дело в осторожности или, быть может, всему виной банальная трусость? Конечно, каждый их разговор приоткрывает новые грани, но Гаррус вынужден признаться себе, что всё внутри него кричит: «Действуй!» Он бы и действовал, наверное, если бы знал, что Шепард готова.
Если бы знал, как.
Перед его внутренним взором вдруг возникает искажённое видение прошлой ночи: приподнявшись, Шепард целует его мягкими розовыми губами, и он не застывает, заворожённый и ошарашенный, а отвечает, проскальзывая языком в её горячий рот, сжимает ладонью плечо, заставляя опуститься на спину, пробирается рукой под плотную ткань футболки…
Гаррус трясёт головой, и волнующая картинка сменяется другим, настоящим воспоминанием.
В какой-то момент произошло что-то… неправильное. Дурной ли сон из тех, что вспоминаются много позже пробуждения; изменение ли в гуле батареи; а, может, всё дело было в отсутствии привычки спать, держа кого-то в объятиях — неважно, впрочем.
Гарруса вытолкнуло из сна какой-то неведомой силой. Он осознал это, не открывая глаз, кожей, возникшими в голове мыслями. Он дёрнулся от иррационального, необоснованного чувства опасности; непослушная, задеревеневшая спросонья рука скользнула по бедру Шепард, нечаянно прорвав штаны когтем. Сама Шепард даже не вздрогнула — лишь подняла голову, едва ли понимая происходящее и, пробормотав что-то невнятное, накрыла его ладонь своей. Гаррус выдохнул, вернувшись в сон так же плавно, как покинул его, словно одно уже тепло чужой руки смогло подарить ему чувство спокойствия.
Он никогда не считал рациональным распределение ролей между полами, не без оснований полагая, что иная женщина может быть амбициознее многих мужчин — и всё же его задевало очевидное доминирование Шепард. Первый их поцелуй, приправленный алкоголем, случился с её подачи; второй — осознанный и трезвый — тоже. Шепард смелее и находчивее, Шепард знает, чего хочет, и не стесняется это демонстрировать. А он что? Только глазами и может хлопать.
Когда он думает об этом, ему становится мучительно стыдно.
Наверное, самое время откалибровать не только боевую систему «Нормандии», но и свои мозги — глядишь, и вернутся в строй его реакции. В противном случае, Шепард вполне может счесть, что он не слишком заинтересован в ней — будь Гаррус на её месте, то пришёл бы именно к такому выводу.
Решив, что и без того позволил себе поваляться дольше необходимого, он поднимается. Одевшись, Гаррус убирает спальные принадлежности, неосознанно замедляя собственные движения — словно оттягивая прощание с ночью, разделённой на двоих. Одеяло Шепард он складывает особенно тщательно, не замечая, как дёргает носом, ловя её запах.
Если в неприветливом климате Тучанки и есть свои плюсы, они касаются весьма прозаической стороны: пыльный ветер отлично выдувает из головы накопившиеся в ней мысли — в том числе, негативные.
Минусов, впрочем, куда больше.
Закашлявшись от попавшего в горло песка, Шепард регулирует воздушный фильтр. Тщетно — система очевидно повреждена, и предстоящая с ней возня определённо не вселяет оптимизма. Несмотря на это, миссия завершена, а значит, ещё немного — и она окажется на «Нормандии» и будет долго плескаться в душе.
Залезая в томках, Шепард думает, что отвыкла от тряски. К хорошему быстро привыкаешь, и ровное движение «Молота», что, кажется, так и стремится поглотить лежащую перед ним дорогу, вспоминается ей с тоскливой грустью. К несчастью, выбирать не пришлось; стоит сказать спасибо хотя бы за то, что они не добирались до базы Вейрлоков пешком.
Лучше бы им не пришлось туда добираться вовсе, конечно.
— Я поведу, — говорит она.
Они молчат весь путь до лагеря клана Урднот. Шепард не пытается завязать диалог, лишь интересуется, не хочет ли Грант побыть со своей новой семьёй. Получив несколько неуверенный, но всё же утвердительный ответ, она обещает забрать его позже, возвращает транспортное средство ворчливому механику и направляется к посадочной площадке. Активировав омни-инструмент, Шепард уточняет местное время.
— Коммандер, — окликает её Мордин, и она останавливается. Система воздушной фильтрации сообщает о своей окончательной поломке, и Шепард с досадой стягивает шлем с головы.
— Приношу свои извинения, — продолжает, тем временем, профессор. — Не следовало обременять вас этой просьбой.
— Вам не нужно оправдываться, Мордин, — отзывается она, касаясь пальцами влажных висков. — Вы попросили меня об услуге, я согласилась и не жалею о своём решении.
— Я бы его прикончил, — говорит Мордин, немного помолчав.
— Я знаю. И знаю, что вы поступили правильно, не сделав этого. Вы не убийца.
— Завидую вашей уверенности.
Он шагает в сторону «Кадьяка», но не торопится забираться внутрь. Прислонившись спиной к его нагретому боку, профессор Солус смотрит в бронированное небо бункера. Повертев в руках шлем, Шепард присоединяется к нему.
— Вы сказали это сами, — мягко напоминает она. — Там, в лаборатории.
Пробиваясь сквозь полчища кроганов клана Вейрлок и смотря на укрытые плёнкой трупы, Шепард не представляла, какой размах приобретёт их операция. Доктор, работавший над модификацией генофага… и его ученик, синтезирующий лекарство от него же. Отличный сюжет для драмы. Быть может, Мэлона и стоило убить — единожды переступивший грань способен сделать это снова. Шепард не хочется думать об этом, как не хочется рассуждать о целесообразности и этичности генофага. Необходимо, но жестоко; бескомпромиссно, но оправдано. Где она, эта тонкая грань между рациональностью и безумием?
— Надежда, — произносит Мордин. — Не установленный факт.
— Вы не пытались оспорить мои слова, — возражает она. — И не оспорили бы, повторись эта ситуация снова.
— Не хотел бы её повторения.
Шепард молчит, не зная, что добавить к его словам. «Я тоже»?
Она не говорит, что Мэлон может быть не единственным энтузиастом; что всегда можно начать сначала; что даже при сохранённых данных и жалости к кроганам время для лекарства ещё не пришло. Она уверена: он понимает это и сам. Поэтому Шепард делает то, что подсказывает ей чутьё — осторожно треплет Мордина по плечу.
— Давайте возвращаться, — предлагает она. — Мы оба вымотались. Я бы не отказалась от душа и чего-нибудь горяченького.
— Да, — кивает он, выпрямившись. — Вы правы. Вернёмся.
— Мордин, — окликает его Шепард, когда профессор наполовину скрывается в уютном полумраке «Кадьяка». — Время — лучшее лекарство для совести.
И будь она хаском, если он не улыбнулся.
«Нормандия» встречает их небольшой суетой, а значит, они подоспели к ужину. Справившись у Келли об обстановке на корабле, Шепард направляется к лифту, с твёрдым намерением оказаться в своей каюте.
К несчастью (или всё-таки к счастью?), но воссоединение с душем приходится отложить — по крайней мере, на пару минут.
— Я смотрю, это входит у тебя в привычку, — своеобразно приветствует её Гаррус.
— Ты о чём?
— Проводить со мной ночь и сбегать наутро.
— А что так тихо? — иронично изгибает бровь Шепард. — Тебя, поди, не все услышали.
— О, коммандер Шепард боится рассекречивания?
— Коммандер Шепард боится глубины. А ещё коммандер Шепард очень устала.
— Смотрю, ты не в духе, — хмыкает Гаррус, сменяя тон.
— Нет, просто… вымоталась. Пожалуй, последние два дня были одними из самых трудных в моей военной карьере. Со Скиллианским блицем и вознёй с Сареном, конечно, не сравнится, но всё же.
— Поделишься? — спрашивает он, и Шепард коротко кивает в сторону лифта, предлагая проследовать за ней.
— Знаешь, я никогда не любила разговоров на монументальные темы, — говорит она уже в кабине и нажимает на кнопку с единицей, — но почему-то всегда оказываюсь в них вовлечённой. Дело не в том, что у меня нет собственного мнения, а в том, что я предпочитаю держать его при себе. Ты меня знаешь — я не считаю себя вправе навязывать свою точку зрения, если того не требует ситуация.
— Как моё отношение к политике СБЦ? — Гаррус разводит жвалы в улыбке.
— Как твоё отношение к политике СБЦ. Несмотря на перманентное отсутствие, родители умудрились дать мне приличное воспитание, и одна из его основ гласила: «Не выдавай своё мнение за абсолют». Я и не выдавала, только оказалось, что данный принцип не подходит командующему. На мне лежит бремя ответственности — за слова, за поступки… Иногда мне кажется, что даже за мысли. За мою команду. У меня складывается впечатление, что жизнь специально подкидывает ситуации, в которых мне приходится давить, мягко или не очень. Выдавать своё мнение за абсолют. Решать, кому жить, а кому умереть.
— Надеюсь, обошлось без жертв?
— Я бы так не сказала, — отвечает Шепард и первой выходит из лифта. Коснувшись ладонью замка на двери, она пропускает Гарруса в каюту. — Ученик Мордина, Мэлон…
— Погиб?
— Остался в живых, но не хотел быть спасённым. Он заключил союз с кланом Вейрлок, обещая вылечить генофаг. Похоже, он искренне сочувствовал кроганам и искренне же считал, что хуже уже не станет. Женщины, Гаррус, — тихо произносит она. — Он ставил опыты на женщинах. И самое страшное — они шли на это добровольно.
Оставив неисправный шлем на столе, Шепард направляется к гардеробу.
— Он верил, что его зверства оправданы. Мордин хотел пристрелить его, но я не позволила. Прогресс в работе Мэлона не такой уж значительный, но мы сохранили данные.
Прислонившись плечом к стене, Гаррус задумчиво наблюдает за Шепард.
— Ты считаешь…
— Я считаю, что это не помешает, — уклончиво говорит она, перебирая одежду. — На всякий случай. Уничтожить их мы всегда успеем. Но скажи мне. — Она выпрямляется. — Кто я такая, чтобы делать подобный выбор?
— Ты? — переспрашивает он. — Спаситель Галактики. Чертовски хороший снайпер. Привлекательная — и дьявольски умная — женщина.
Улыбнувшись, Шепард переводит взгляд на вещи в руках и, поразмыслив, заменяет синие брюки на чёрные.
— Я хотела принять душ. Подождёшь? Поужинаем вместе, — предлагает она и, получив утвердительный кивок, скрывается в уборной. Гаррус ещё некоторое время смотрит на закрывшуюся дверь, а потом отворачивается.
В СБЦ было просто: неоспоримая рука закона и его нарушители. В особенно запущенных случаях вмешивалась третья сила, именуемая взятками — и тогда неоспоримость мигом ставилась под вопрос. Для Гарруса границы размылись много раньше погони за Сареном. Окончательно разделение на чёрное и белое исчезло на Омеге, в мире бессчисленных полутонов серого. Сарен давно рассыпался в прах, Омега осталась позади, а полутона остались — так же, как монументальные темы и вечные вопросы. И он был бы счастлив, не придись ему о них думать.
Если сегодняшняя высадка настолько повлияла на Шепард, что должно твориться с Мордином?
Шум воды почему-то невозможно отвлекает Гарруса от безмятежного созерцания пустого аквариума. Отчаянно не зная, чем себя занять, он принимается бесцельно бродить по каюте: считает шаги, вертит в руках оставленный Шепард шлем, стучит пальцем по жилищу Чудища и, наконец, натыкается взглядом на перевёрнутую фотографию.
Ну вот, опять.
Гаррусу хочется застонать. Похоже, единственный способ избежать искушения — забыть о каюте коммандера в принципе. В самом деле, что он рассчитывает там увидеть? Шестилетнюю Шепард? Её родителей? Первую любовь?..
Последняя догадка смутно тревожит что-то у него в груди. Он не может охарактеризовать это чувство — это и волнение, и грусть, и раздражение разом, — но подозревает, что зовётся оно ревностью.
Ревновать к прошлому? Не слишком разумно с его стороны.
Не желая поддаваться соблазну, Гаррус отходит от стола… чтобы секундой позже вернуться обратно. Борьба любопытства и совести, наконец, завершается победой первого, и Гаррус, презирая себя за это, сдаётся. Воровато глянув на дверь уборной, он тянется к рамке.
Отгадка проста до банальности и, тем не менее, всё равно бьёт под дых.
Основной фотографией оказывается цифровой портрет Кайдана: не самый удачный, на его взгляд, и, прямо говоря, куда больше подходящий для какого-нибудь сайта знакомств — Гаррусу говорили, что человеческих женщин привлекают мужчины с сурово поджатыми губами. Второй снимок, ютящийся в уголке рамки, оказывается совсем крошечным, сделанным, очевидно, на один из приборов старого образца или намеренно выведенный на бумагу; Гаррус слышал о подобной возможности, однако ни разу не видел её результат воочию. На этом снимке они вдвоём — Шепард и Кайдан, без объятий, поцелуев и прочей присущей паре романтики. Оба едва заметно улыбаются, оба в штатском, но ничего более. И всё же это «более» неуловимо угадывается — во взглядах, позах, настроении снимка. Они были парой, и отчего-то это знание совершенно не укладывается у Гарруса в голове — то ли из-за убеждённости, что они совсем не подходят друг другу, то ли из-за Горизонта, то ли…
Додумать ему не даёт звук открывающейся двери, и Гаррус, не успевая оценить степень разумности своих действий, отворачивается от стола, пряча рамку за спиной.
— Я всегда говорила: если душ и не лекарство от всех проблем, то, по крайней мере, отличное обезболивающее, — сообщает ему основательно приободрившаяся Шепард.
— Я знал одного турианца, который систематически поскальзывался в собственном душе и в итоге воспылал к нему такой ненавистью, что стал мыться только в природных водоёмах, — отзывается Гаррус.
— Дай угадаю. — Шепард промокает волосы полотенцем. — Этот турианец — ты?
— Вонять я, вроде, не воняю, — притворно удивляется он. — Разве на «Нормандии» есть природные водоёмы?
Коротко рассмеявшись, она вешает полотенце на спинку кресла.
Гаррус не знает, что тому виной — обострившаяся по его же вине нервозность или особое положение звёзд на небе, — но её вид вызывает у него странные чувства. Он ни разу не видел, чтобы волосы Шепард были такими гладкими и мокрыми, щёки — раскрасневшимися, а на коже тут и там виднелись мелкие капли воды. Он не может описать собственные эмоции словами, но смотреть на неё оказывается… интересно? Любопытно? Необычно?
Пожалуй, даже волнительно, и это открытие поражает Гарруса не меньше, чем…
— Гаррус? — зовёт Шепард, и он выныривает из плотного тумана полуоформленных мыслей. — «Нормандия», приём.
— Я здесь, — глупо отзывается он, крепче сжимая в ладонях рамку.
— Ты куда-то в себя ушёл. Всё в порядке?
— Конечно, — отвечает Гаррус, задней мыслью осознавая, что его взгляд, будто бы сам по себе, вслед за каплей соскальзывает вниз по её шее, под майку, в ложбинку на груди. Странно, он не раз замечал, насколько мягки изгибы человеческих тел, но…
— Что у тебя в руках? — спрашивает Шепард, надевая пиджак, и подходит ближе.
— Ничего, — отзывается Гаррус, чувствуя себя семилетним ребенком, стянувшим с кухни последнюю сласть.
Можешь прибавить «Оно само», в самый раз придётся.
— Гаррус, — с нажимом произносит коммандер и протягивает руку.
Решив, что увиливать дальше попросту нелепо, он подчиняется.
Шепард не поджимает губы, не злится, не кажется обиженной — словом, не проявляет ни одной из ожидаемых эмоций, будто ничуть не удивлённая его выходкой. Или не «будто»? Гаррусу становится не по себе, когда он думает, что оказался предсказуем в своём любопытстве.
Пару мгновений она смотрит на фотографии, а потом кладёт рамку на прежнее место, как и раньше — лицом вниз.
— Извини, — говорит Гаррус, придя к выводу, что попросить прощения будет уместнее всего.
— За что?
— Мне не стоило… — Он запинается. Не стоило что? Вторгаться в личное пространство? Интересоваться окружающими её мелочами? Напоминать себе о том, что её когда-то обнимал (да что там обнимал…) Кайдан?
Гарруса передёргивает.
— Я не злюсь, если ты об этом, — уверяет Шепард и прислоняется к столу. — Я просто не понимаю, почему ты таился. Любопытство — естественная эмоция, но если тебе было некомфортно брать рамку без моего разрешения, ты мог просто попросить. Я бы не отказала.
— В самом деле?
— Да.
— Вот так просто?
— Вот так просто.
— Я подумал, что ты не хочешь демонстрировать эти фотографии… кому бы то ни было.
— Если бы я хотела оставить их тайной, то убрала бы в ящик и заперла его на ключ. Как видишь, я этого не сделала.
— Тогда зачем? — вскидывает голову Гаррус, и по спине Шепард вдруг пробегают мурашки. — Не похоже, чтобы они были напоминанием о счастливых деньках.
— Это не напоминание, — хмурится она, чувствуя, как неуловимо меняется атмосфера в каюте. Гаррус взбудоражен, это ощущается кожей, и она с лёгкостью перенимает его состояние, будто соединённый с ним близнец. — Это…
Шепард замолкает, вдруг понимая, что не знает ответа.
Быть может, лишь символ её неумения строить отношения?
— Ты скучаешь по нему, — говорит Гаррус после недолгой паузы, и отчего-то это ранит сильнее любого оскорбления.
— Да, скучаю, — вспыхивает она, загоревшись подобно спичке — от его слов, интонации, от плохо скрываемого обвинения. — Так же, как скучаю по Рэксу, Лиаре и Эшли.
— Но я не вижу их фотографий.
— Какая причина подойдёт лучше? Что ты хочешь услышать?
— Зачем ты оправдываешься?
Опешив, она не сразу находится с ответом.
— Потому что ты заставляешь меня это делать?..
На мгновение между ними повисает тишина.
— Извини, — бормочет Гаррус и отворачивается. — Мне не стоило говорить всего этого. Как и трогать твои вещи. Пожалуй, мне лучше уйти, — добавляет он тише. — Нужно проверить… кое-что. Совсем вылетело из головы. Так или иначе, я рад, что ты выбралась из сегодняшней передряги невредимой.
Провожая взглядом его спину, Шепард осознаёт, что сейчас у неё не получается на него злиться. Расстраиваться, испытывать досаду, не понимать — да, но не злиться.
— Гаррус, — окликает она, осторожно касаясь его локтя. Он замирает, но головы не поворачивает. — Тебе не нужно уходить.
— Может быть, — соглашается он парой секунд позже.
— Давай поговорим. Останься.
— Это… не самая подходящая идея. По крайней мере, сейчас.
Шепард медлит. Едва слышно вздохнув, она касается ладонью его плеча, ласково оглаживает воротник и, опустив руки на талию, почти неощутимо прижимается к спине.
— Ты сбегаешь, потому что не знаешь, что сказать?
— Я не сбегаю, — отзывается Гаррус, тщательно подбирая слова. — Я ухожу, чтобы не обидеть тебя, ляпнув что-нибудь сгоряча. Мы поговорим об этом. Позже.
Отступив, Шепард позволяет ему уйти.
Позже так позже.
Остаётся надеяться, что этот разговор действительно состоится.
Вечерняя «Нормандия» всегда кажется чуть оживлённее дневной, но сегодня это оживление несколько переходит привычные границы. Дойдя до столовой, Шепард узнаёт, что причина тому — день рождения того самого Кирстена, которому не повезло оказаться на прицеле её ботинка. Как говорила Касуми, даже на судне «Цербера» жизнь берёт своё. Улыбнувшись, коммандер добродушно хлопает именинника по плечу; Кирстен краснеет. Интересно, мелькает в её голове, доведётся ли ей дожить до собственного дня рождения?..
Искоса наблюдая за шумным празднованием, Шепард нагружает поднос и садится за стол. Привезённые с Цитадели продукты явно пошли на пользу — по крайней мере, теперь ей уже не хочется высаживаться на ближайшей обитаемой планете и идти в общепит. Что ни говори, а на голом энтузиазме не продержится ни один солдат. Потребность в еде — не прихоть, и она может только порадоваться тому, что она всегда остаётся удовлетворённой.
Чего нельзя сказать о других её потребностях.
Отпивая сок, Шепард отстранённо думает о том, что ей необходимо сбросить напряжение, в том числе — сексуальное. Впрочем, сойдёт и привычная стрельба по мишеням — к счастью, её наконец перестали мучить боли в руке. Не самая лучшая альтернатива, зато реалистичная.
На периферии её сознания тотчас возникает другой вариант, и окрашен он в красные цвета отсека главной батареи.
Ладно, коммандер. Глупо отрицать, что ты об этом не думала.
Она думала. Не образами-картинками, не набором предположений «А что, если…» и «Как это было бы?..» — скорее, некоей абстракцией. Она никогда не соглашалась с мнением, что отношения автоматически включают в себя секс, предпочитая считать, что его наличие зависит не от стереотипа «Потому что так должно быть», а от желания обоих партнёров.
Есть ли у неё такое желание? Есть ли оно у Гарруса?..
Шепард влекло к нему, и с каждым днём — всё сильнее. Жажда тактильного контакта была почти наркотической: ей хотелось быть рядом, соприкасаться плечами, дотрагиваться, изучать его тело — как тогда, в медотсеке. Она никогда не интересовалась межвидовыми отношениями, она даже не знала, совместимы ли они, но Гаррус был не просто каким-то инопланетянином — он был собой, Гаррусом, тем, кто заинтересовал её в отрыве от собственной расы. Она дразнила саму себя, вспоминая их недопоцелуи, и кусала губы.
Думал ли об этом всём он? Видел ли в ней не только забавную человеческую женщину с избытком пальцев, но и потенциальный сексуальный интерес? Есть ли в ней хоть что-то, вызывающее в нём волнение?
Размышляя об этом, Шепард чувствует иррациональную грусть.
Поднимаясь с места, она как никогда чётко понимает, что если и не нуждалась до этого в увольнительной, то определённо нуждается в ней сейчас.
Проверив входящие сообщения, ответив на несколько из них и покормив хомяка, Шепард вновь покидает каюту. У лифта на второй палубе она сталкивается с Мирандой и, перебросившись парой слов, держит курс к Джокеру. Дав указание не сниматься с места до прибытия Гранта, она направляется в сторону технической лаборатории и немало удивляется, обнаружив её закрытой. Нахмурившись, Шепард повторно касается ладонью красного круга замка и едва не вздрагивает, когда сзади неё раздаётся знакомый, словно вибрирующий голос:
— Его нет.
Помедлив, она разворачивается.
— Я тебя напугал? — догадывается Гаррус. — Извини.
— Сама виновата. Задумалась, — качает головой Шепард, размышляя, насколько крепко нужно задуматься, чтобы не заметить двухметрового турианца. — Иногда мне кажется, что «Нормандия» гораздо меньше, чем кажется на первый взгляд. Во всяком случае, никак иначе объяснить наши постоянные столкновения в коридорах я не могу.
Гаррус усмехается.
— Может, это судьба.
— Да ты романтик. Кстати, что ты здесь делаешь? Мне казалось, тебе нужно кое-что проверить, — не удерживается Шепард от шпильки. — Обычно твои проверки весьма протяжённы во времени.
— Не в этот раз, — отмахивается он и на мгновение отводит взгляд, но этого хватает, чтобы она поняла: Гаррус думал об их разговоре и уже остыл. Быстро. Осталось выведать, сделал ли он какое-нибудь заключение. — После того, что ты рассказала, я решил, что будет неплохо проведать Мордина.
— Непохоже на тебя. Обычно ты держишься особняком.
— Ты убедила меня, что перемены всегда к лучшему. Я решил, что сейчас для них самое время.
— Лгун. Я никогда не говорила тебе ничего подобного — хотя бы потому, что не считаю все перемены благом.
На языке так и вьётся фраза «Я догадалась, что ты просто подкарауливал здесь меня», но она не решается произнести её вслух, и отнюдь не из-за страха ошибиться. Скорее наоборот.
— Куда он ушёл? — интересуется она вместо этого, указывая подбородком на дверь.
— Келли сообщила, что наш добрый доктор покинул корабль вскоре после вашего возвращения. Сказал, что ему нужно побродить. Не беспокойся, — мягко говорит Гаррус. — Не думаю, что он внезапно осознал всю чудовищность генофага и решил вдеть голову в петлю.
— Не самая удачная тема для шуток, — замечает Шепард.
— Ты права. Извини.
Прищурившись, она подходит ближе.
— С тобой явно что-то не так.
— Хочешь сказать, сегодня я выгляжу паршивее, чем обычно?
— Тебе стоит пересмотреть свои взгляды на юмор. И — нет, выглядишь ты нормально, вот только извиняешься уже второй раз за последние пару минут.
Гаррус торопливо закрывает распахнутый было рот, и она готова поклясться — не сделай он этого, и с его губ сорвалось бы ещё одно извинение.
Так они и стоят друг напротив друга, безмолвно и неподвижно, словно два истукана, откровенно не зная, о чём говорить.
Или наоборот — зная слишком хорошо?..
— Постреляем на очки? — предлагает Шепард, пытаясь разрядить обстановку.
Когда она стала такой бесхребетной? Что за робость мешает ей расставить все точки над «i», даже зная, что так будет лучше для них обоих? Должно быть, в ней поселился несуществующий до этого мазохист — по крайней мере, иначе оправдать своё поведение она не может.
— Пойдём, — пожимает плечами Гаррус, и ей даже не приходится прибавлять что-то вроде «Моя рука уже прошла» или «Хочется разрядиться».
…Последнее всё-таки вырывается у неё по пути на кухню, и будь она проклята, если Гаррус не услышал в её словах подтекст. Не то, чтобы она намеренно вкладывала его в эту фразу, но мысли, настойчиво вертящиеся в голове во время ужина, вернулись, и это определённо не улучшало её настроения.
— Удивляюсь благосклонности нашего повара. Зная тебя, скоро у него не останется не только пустых, но и полных банок, — говорит Гаррус, галантно пропуская Шепард в грузовой отсек.
— Его зовут Руперт.
— Ты же сама сказала — я предпочитаю держаться особняком.
— А ты сказал, что созрел для перемен. Кроме того, тебе известны имена наших механиков и старших инженеров, а это кое о чём говорит.
— Кто не знает Тали? — шутит Гаррус в ответ. — А Кирстен с Донелли задолжали мне выпивку. Предпочитаю узнавать имена должников до того, как они начнут от меня скрываться.
— Даже спрашивать не буду… — бормочет Шепард, раскладывая на ящике одну из захваченных в арсенале винтовок. — Расставишь банки?
— И чем тебе не нравятся симуляторы? С ними определённо меньше возни.
— Не притворяйся, ты и сам от них не в восторге.
— Я просто пытаюсь поддержать светскую беседу.
— Где же живая музыка и пирамида из фужеров?
— Помнится, в прошлый раз алкоголь привёл к весьма… неожиданным последствиям.
— Да вы никак флиртуете со мной, офицер Вакариан, — усмехается она, небрежно опираясь локтём о ящик.
— Для этого нужно ваше письменное разрешение, коммандер? — спрашивает Гаррус, подходя со спины. Шепард не нужно видеть его лица, чтобы знать: он ухмыляется.
Зараза.
— Нет, — наконец отвечает она и вновь приникает к винтовке.
— Так в чём же дело?
Его голос органично вплетается в звук выстрела: первая пуля уходит ровнёхонько в центр банки, сбивая её на пол. Выпрямляясь, Шепард отходит в сторону.
Только дождавшись полной сосредоточенности Гарруса на мишени, она отвечает:
— Вероятно, в нашем недавнем разговоре. Вы заставили меня поволноваться. Я испугалась, что наши… беседы могут оказаться под вопросом.
— Ни в коем случае, — ровно отзывается он, удостоив её мимолетным взглядом. — Я не имел в виду ничего подобного.
Выстрел.
— В самом деле? — спрашивает Шепард и вновь занимает место у винтовки. — Мне показалось, в ваши мысли закралось сомнение.
— А в ваши, коммандер? Не закралось?
Её рука едва ощутимо вздрагивает, но этого хватает, чтобы она промахнулась. Чертыхнувшись, Шепард передаёт оружие Гаррусу.
— Значит, вот оно как.
— Выходит, что так.
Он стреляет, безукоризненно точно поражая ещё одну мишень, и на ящике остаётся последняя пара.
— Глупости всё это, Гаррус. Не ищи скрытых смыслов, — говорит Шепард, сбиваясь с нарочитого «вы». — Иногда вещи — это просто вещи.
— Явно не те, что хранят в себе воспоминания о былых отношениях.
— Не было никаких отношений, — неожиданно горячо возражает она, прицеливаясь. — Это больше походило… Я даже не знаю, на что. Мы просто…
— Переспали? — подсказывает Гаррус, и Шепард позорно мажет, отправляя пулю в верхний край ящика.
Да что с ней такое!
— Если эта формулировка кажется тебе наиболее нейтральной, пусть так. Послушай, — разворачивается она к нему. — Послушай и запомни. Всё очень просто. Я была с Кайданом не потому, что любила его. Чёрт побери, я даже не знаю, каково это — у меня никогда не было серьёзных отношений. Не буду отрицать, между нами происходило… что-то, но если это и было любовью, то определённо не самого стандартного образца. Мне было хорошо с ним; не особенно уютно, но хорошо. Он отличный любовник, если тебя это интересует, он восхищался мной, он в какой-то степени добивался меня — как умел, не особенно искусно, но настойчиво. Я была с ним не для того, чтобы потешить свою гордыню или… не знаю, из-за желания выплеснуть сексуальное напряжение. Я была с ним потому, что он любил меня. Я сдалась, устав разбираться в хитросплетениях наших взаимоотношений и дала ему то, чего он хотел. Но если ты спросишь, жалею ли я о случившемся, я не смогу тебе ответить. Раньше могла, а теперь не могу.
Гаррус долго молчит — настолько долго, что Шепард начинает корить себя за то, что вывалила на него всё это. Она не ждёт от него понимания или поддержки, но подспудно надеется на них.
Однако всё, что она получает — это предельно простой и, в общем-то, предсказуемый вопрос:
— Ты хранишь эти фотографии, потому что надеешься на какое-то продолжение?
И Шепард искренне рада, что может ответить на него, не лукавя.
— Нет, — качает головой она. — Прошлое в прошлом. Я храню их, потому что готова расстаться с неудавшимся возлюбленным, но не готова расстаться с другом. Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду.
— Понимаю, — соглашается Гаррус. — Кстати, ты продула.
— Что? — вскидывает брови Шепард и выглядывает из-за его плеча. — Ничего подобного, осталась ещё одна мишень.
— Ты промазала. Дважды. Впрочем, я не уверен, можно ли считать последний выстрел промахом — скорее, эта была паническая стрельба по ближайшему видимому препятствию. Ты правда веришь в то, что я смогу повторить твой печальный опыт?
— Ах ты, засранец! — восклицает она, толкая его в грудь, и Гаррус прижимается к переборке, миролюбиво поднимая руки. — Тебе уже говорили, что ты молниеносно уходишь от любой темы?
— Нет, — честно отвечает он. — Ты первая.
— Радуйся, что мне не хочется думать, будто ты завёл этот разговор лишь для того, чтобы оставить меня с носом.
— Не буду тебя разубеждать.
Шепард молчит, но на губах её играет улыбка, а значит всё снова в порядке.
— Ты редкостный мерзавец, Гаррус Вакариан, — прищуривается она и шутливо замахивается, целя в плечо.
Его реакция не заставляет себя ждать, и уже через мгновение запястье Шепард оказывается в кольце его пальцев. А ещё через два они с Гаррусом меняются местами, и тогда уже ей приходится прижиматься спиной к переборке.
Улыбка сама собой слетает с её губ. Пауза начинает затягиваться.
Опустив ресницы, Шепард медленно подаётся вперёд.
— Постой, — торопливо бормочет Гаррус. — Теперь я.
И прижимается к её рту своим. Коротко выдохнув, Шепард склоняет голову набок.
Что ж, она ничего не имеет против его инициативы.
Его правая рука, словно изучая, осторожно касается кожи над вырезом майки, ключицы, задерживается на шее — там, где взволнованно бьётся пульс — и, скользнув за ухо, вплетается в тёмные пряди волос. Нехитрая ласка, но даже она посылает в колени Шепард предательскую дрожь. Покачнувшись, она прижимается ближе, беспорядочно дотрагиваясь до его плеч, воротника, шеи, гребня, жёсткого покрова щёк. Помедлив, Гаррус неуверенно касается языком её нижней губы, и Шепард покорно приоткрывает рот. «Французский поцелуй?» — хочется спросить ей с улыбкой, но тогда придётся объяснять смысл названия, а она не уверена, что способна на это.
Совсем другое дело — практика.
Дотрагиваясь до кончика его языка своим, Шепард гадает, почему они не додумались до этого раньше. Вероятно, потому что доселе им не довелось разделить настоящий поцелуй, мелькает на границе её сознания, и это становится единственной связной мыслью на ближайшую минуту. Слюна турианцев имеет специфичный, сладковатый привкус, но он приятен, и, целуя Гарруса снова и снова, Шепард не имеет ровно ничего против продолжать это делать… пару часов как минимум. Кажется, что можно задохнуться — от эмоций, близости, от неожиданно острого и осознанного желания. «Я хочу его» — простая, но предельно точная формулировка, жаркая, жадная… абсолютная закономерная.
Ласково отведя волосы с лица Шепард, Гаррус склоняется ближе и ведёт носом по её щеке.
Дверь лифта вдруг открывается, и помещение оглашается громким и удивлённым «Ой!».
Вздрогнув, они оба вскидывают головы — лишь для того, чтобы заметить две убегающие фигуры.
Дверь лифта медленно принимает закрытое положение.
Шепард прыскает.
— Кажется, это был Кирстен. И кто-то, решивший осчастливить именинника прямо в грузовом отсеке. Клянусь, я видела голую спину!
— Поздно, место застолблено, — усмехается Гаррус в ответ. Отсмеявшись, Шепард наклоняется вперёд, утыкаясь ему в грудь, и у него вдруг сжимается сердце — настолько доверительным кажется это простое действие. Подумав, он осторожно кладет ладони на её плечи.
Они стоят так несколько долгих секунд, пока Шепард не выпрямляется.
— Позвольте отметить, у вас настоящий талант, офицер Вакариан, — шкодливо щурится она. — Пожалуй, я не совру, сказав, что не встречала более искусных обольстителей. Большой опыт?
— Что я могу ответить? Мне просто везёт, — отзывается он и вдруг отводит глаза. — Слушай… Наверное, мне стоило сказать это сразу, но до этого мы вроде как не… Ну… В смысле… — Он кашляет. — Знаешь, я ведь… У меня никогда… Чёрт возьми, в мыслях это выглядело стройнее!
— Кажется, я понимаю, что ты пытаешься до меня донести, — говорит Шепард, усмехаясь одним уголком рта.
— Меня никогда не привлекали… межвидовые союзы, — откровенничает Гаррус, переступая с ноги на ногу. — Я не воспринимал людей как потенциальный любовный интерес и не испытывал к ним — к вам — никакого сексуального влечения, поэтому…
— Стой-стой-стой, — вскидывает руки она. — Если ты собираешься меня отшить, выбери слова получше.
— Шепард!
— Прости, не удержалась. Серьёзно, Гаррус. Всё в порядке.
— Временами ты просто невозможна.
— Тогда давай притормозим и узнаем, как сделать всё… возможным.
— Да. Да… — медленно кивает Гаррус. — Так и поступим. Мы… притормозим, и тогда… Гм.
— Одно «но», — шепчет она.
— Как полагается — сомнительное и опасное?
— Почти. Я уже говорила тебе, что боюсь глубины?
Гаррус озадаченно дёргает жвалами.
— Было дело.
Шепард осторожно берёт его за руку.
— Если я собираюсь нырять на самую глубину, тебе придётся нырять со мной. Не думаю, что выдержу ещё одно… одиночное плаванье.
Он хочет схохмить, но что-то внутри него не позволяет ему превратить всё это в шутку. Только не сейчас и только не в этом вопросе. Глядя на её лицо, Гаррус не может найти описания охватившим его эмоциям, но проблемы с подбором слов волнуют его гораздо меньше грядущих перемен. Гореть ему синим пламенем, если он не ждёт их — с возрастающим нетерпением.
— Ты не будешь плавать одна, — наконец, говорит он, и Шепард улыбается.
⇒ ⇒ ⇒
@темы: Missing scene, Het, Humor, Гаррус, Фанфик закончен, фем!Шепард, Romance, Angst, Action, Mass Effect, Adventure, R, Фанфикшен
Да, еще в отрывках изменяются времена глаголов, как бы показывая, что, вот это происходит в конкретный период времени, а вот это....неееет.