От лифта до двери капитанской каюты – один широкий шаг, и Шепард, с трудом сдерживая раздражение, касается горящей красным панели замка. Касание выходит больше похожим на удар, но панель все равно приветственно вспыхивает радостно-зеленым светом, и дверь, гостеприимно шипя, открывается.
Мерзавка снова выставила свет на минимум, а звук на максимум: бедные рыбки в панике мечутся по подсвеченному аквариуму, явно не в состоянии оценить льющийся из скрытых колонок поток тяжелых басов и ритмично взвизгивающих электрогитар, и, кроме этого печального зрелища, в каюте не видно ни зги. А еще в воздухе тянет сладковатым травяным дымком с привкусом алкоголя, и это становится последней каплей, переполнившей чашу терпения капитана.
- Вечеринка окончена, - Джон терзает панель инструментрона, и басы с гитарами сбиваются с пронзительного вопля на еле слышный шепот, под потолком начинает гудеть система экстренной очистки воздуха, а комнату заливает яркий свет. Виновница этого балагана невозмутимо развалилась на диване, закинув стройные ноги на стеклянный столик, и выглядит отнюдь не виноватой. Скорее, задумчивой и немного скучающей.
- Я так не думаю, - Дженни зевает, и, зажимая в зубах маленькую тлеющую самокрутку, щелкает тонким пальчиком по гала-панели. Басы становятся чуть громче, а свет – чуть приглушеннее и мягче, как в VIP чилл-аутах элитных клубов Цитадели, где частенько можно встретить Джейн Шепард в компании верных прихвостней или без оной. Дата-пады живописно валяются на полу, смиренно уступив почетное место на журнальном столе самодовольной пузатой бутылке из толстого стекла. Внутри бутылки заманчиво мерцает настоящий, ни капли синтетики, американский виски: редкий, как кварианец на Раннохе, и старый, как адмирал Андерсон. Два капитанских жалования, или три лейтенантских, или семь солдатских, но Джейн, конечно, не волнуют такие мелочи. Она уже два с половиной года, как не лейтенант Альянса, и лет пять, как не солдат, а Цербер славится своей щедростью к тем, кто знает свое дело. Джейн Шепард дело знает отменно – пузатые бутылки в капитанскую каюту попадают ящиками по десять штук в каждом. Джон видит в этом попытку Джейн компенсировать нищенское земное детство в обществе бедняков, головорезов, наемных убийц и прочей преступной швали. Джейн же просто получает удовольствие от букета на нёбе и жидкого огня в крови.
- Сколько ты выпила? - интересуется Джон, через голову стягивая спецовку и устало проводя рукой по глазам. Раздражение постепенно угасает, как, впрочем, всякий раз, стоит ему оказаться наедине с сестрой.
Узкие плечи, зеленые глаза, огненно-рыжие волосы, белая кожа, и это против его смуглокожести, плечистости и голубоглазости. Только сумасшедший заподозрит между Шепардами кровное родство, и с тех пор, как Джон поймал себя на этой мысли, покой был для него потерян. Зато обретено нечто другое, нечто, что сейчас вновь пробуждается, морозит затылок и кончики пальцев, растекается по венам горячей волной не хуже пресловутого вискаря. Нечто, что Джон глушит в себе годы и годы, отвратительное в своей противоестественности и сокрушительное в желанности…
- Не волнуйся, тебе осталось, – Джейн небрежно подталкивает мыском драгоценную бутылку, и та медленно и беззвучно скользит по столу по направлению к капитану. Джон рефлекторно ловит ее за горлышко и, к своему колоссальному удивлению, делает большой глоток. Он же хотел поставить зарвавшуюся сестрицу на место за то, что раздает приказы без его ведома, и за наркоту на корабле, за то, что спит с его лучшим другом, и за некормленых рыбок, и… К черту, все к черту. Чудесный виски перебьет и пламя в крови, и мысли в голове, не зря же, в конце концов, сестра глушит его бутылками.
- Где же Гаррус? – их связь Джон до сих пор воспринимает болезненно, впрочем, как и все предыдущие связи сестрицы. Капитан не ксенофоб, о нет, но в том, что Джейн предпочитает спать с инопланетянами, а не с людьми, есть что-то… фатальное. И противоестественное. Похоже, это у Шепардов семейное. Быстрая, как тессийская солнечная рыбка, мысль, а что хлеще: хотеть всех, кроме представителей собственной расы, или не хотеть никого, кроме собственной сестры?
- Калибрует, - вздергивает темную бровь Джен, и небрежно откидывает с белого лба мелкие рыжие пряди, - не буду утомлять тебя подробностями, но секс с турианцем – дело нелегкое и утомительное, а Джокер обещал реле на Омегу уже через шесть часов… Так что в полной боевой у Гарруса сегодня будет только «Таникс».
- Так сколько ты выпила? – на этот раз вопрос задан исключительно из любопытства: в том, что сестра пьяна, Джон не сомневается ни на йоту, но каковы масштабы бедствия, еще предстоит оценить.
- Много, - равнодушно тянет та, - а толку-то. Церберовские игрушки работают по всем фронтам: теперь, чтобы напиться, мне нужно как следует постараться. Очень жестоко со стороны Призрака. И неэкономично.
Вот она смеется, в зеленых миндалевидных глазах, обрамленных тонкой вуалью теней, пляшут бесовские огоньки, чувственные губы блестят влажно и призывно, на щеках еле заметный румянец… Такая живая, такая горячая, что с трудом верится в реальность сообщения о крушении SR1 на Алкере. Как и в реальность двух лет после оного. Два пустых, серых, бессмысленных года, вся суть которых свелась к одному короткому слову: ждать. И, по возможности, не светиться в системах Альянса. Досадно, конечно, что не удалось уйти по-хорошему – Шепард, хоть и не считал себя обязанным Альянсу, был к последнему искренне привязан, да только связь с «Цербером» не прощают никому, даже герою Элизиума и новоиспеченному Спектру. Но Призрак пообещал вернуть Джейн, и в тот же миг купил бравого капитана Шепарда с потрохами.
- Трава откуда?
- Нашла у Тейна. Она у него вместо обезболивающего, или что-то вроде того. Да здравствует разница в аминокислотах! Хотя, говорят, от физических контактов с дреллами эффект куда интереснее… Проверить, что ли.
Джейн-Дженни-Джен… Сестра что-то еще говорит, привычно встряхивает огненно-рыжей копной, а Джон смотрит на нее и гадает, как ему удалось продержаться целых полгода, и не сойти с ума. На корабле никто не удивляется, что Шепарды живут в одной каюте, семья же, как-никак, а освобождать каюту первого помощника Лоусон наотрез отказалась. Знала бы церберовская стерва, на что обрекает капитана! Чувствовать свежий запах волос на подушке; ворочаясь, случайно касаться бедром острой горячей коленки; смотреть, как по утрам сестра выходит из душа, взъерошенная, и капельки воды стекают с волос по плечам и выступающим ключицам…
- Я не хочу умирать, Джонни, – ни с того, ни с сего говорит Джейн, и Джон напряженно вглядывается в красивое, невозмутимо-спокойное лицо сестры. Наверное, с таким лицом она гнала своих людей на верную смерть на Торфане и расстреливала одержимых колонистов на Феросе. В какой момент они поменялись ролями? Когда милая, хрупкая девочка с рыжими вихрами и ясным изумрудным взором, прячущаяся ото всех проблем за широкую спину брата, превратилась в хладнокровную убийцу со сталью в глазах и биотическими искрами на кончиках пальцев? Может, когда ее, шестнадцатилетнюю, в толпе таких же детей загоняли, как скот, на корабль до Нулевого Скачка, а брат бился в крепких сильных руках офицеров и ничего не мог сделать? Или когда отдавала торфанской группе захвата приказ штурмовать подземные батарианские базы до полного уничтожения защитников, пока брат отмечал на Цитадели освобождение Элизиума? А может, в тот момент, когда братец разводил демагогию с Сареном Артериусом, а она на весь околоцитадельный эфир требовала оставить Совет и направить весь огонь на Повелителя? Да какая, по сути, теперь разница. Сколько не называй ее так, от прежней Дженни Шеп осталась только огненная шевелюра, да затесавшийся где-то в генах кусочек изумруда.
- Вот и не умирай. Воскрешать тебя – слишком дорогое удовольствие, - хмыкает капитан, искренне надеясь, что его голос звучит бодро и насмешливо, - лучше бы тебе захотеть в душ, а еще лучше - баиньки.
Джейн ставит на стол пустой стакан, неторопливо встает, потягиваясь так, что белая майка слегка задирается, оголяя плоский накаченный живот. Ее слегка пошатывает, но взгляд слишком ясный и осмысленный для человека, который выпил четыре бутылки сорокаградусного пойла меньше, чем за пару часов.
- Я хочу тебя.
Ему бы сейчас расхохотаться громко, легко и добродушно сострить в ответ, потрепать перебравшую сестренку за щеку и завалиться спать перед маячащей на горизонте откровенно самоубийственной миссией. Вот только язык будто распух и наотрез отказывается повиноваться хозяину, и, похоже, та же история происходит и с мозгом. Этого не может быть, это невозможно, ему послышалось, померещилось, примечталось…
- П-прости? – только и может, что промямлить бравый герой Элизиума, вылупив синие глазенки на свою красавицу-сестру.
- Я. Хочу. Тебя, - медленно, с расстановкой повторяет Джейн, подходит еще на шаг ближе, кладет руки брату на плечи, - и всегда хотела.
- Ты безбожно пьяна, сестричка, - выдыхает Джон куда-то ей в висок, и медные завитки легонько вздрагивают под его неровным дыханием. Ему бы сейчас приобнять ее за талию, отвести в душ, потом погрузить допившуюся до бреда сестру в постель, а самому сбежать к Миранде и утром делать вид, будто ничего не было. И все бы ничего, и руки уже с готовностью ложатся на тонкую, в два обхвата, талию, да вот ноги отказываются идти, будто бы врастая в теплый синтетический пол. Ее лицо так близко, что Джон может пересчитать все веснушки на курносом сестринском носу. Только он и без того знает, сколько их, с точностью до единицы.
- Я задыхалась над Алкерой и думала, какой непрошибаемой дурой была. Снискать славу женщины, получающей желаемое любой ценой, и раз за разом спать с инопланетянами от невозможности заполучить одного-единственного человеческого мужчину. Просто потому, что по иронии судьбы он оказался моим родным братом… Знаешь, как это утомительно – в каждом мужике искать твои черты?
О да, он знает. Он чертовски хорошо это знает. Джейн смотрит ему в глаза, и от этой отчаянной, жадной, зовущей зелени по телу капитана бегут сотни колючих прохладных мурашек, а пальцы непроизвольно гладят сквозь тонкую ткань маленькие ямочки на ее пояснице. Ее хочется до головокружения, до барабанов в висках, до тянущей сладкой боли в паху, безбожно, безрассудно, безобразно. И это он, Джон Шепард, краса Альянса, гордость Цербера, путеводная звезда Человечества…
- Цербер дал мне второй шанс, но, не обнаглей эти Коллекционеры окончательно, я бы никогда не… - Джейн запинается, потом раздраженно встряхивает рыжими вихрами и решительно перемещает ладони на лицо своего капитана, - впрочем, коль скоро ты решил отправить нас обоих на смерть, на этот раз я не собираюсь ни о чем жалеть.
В этом она тоже была права. И Джон Шепард не придумал ничего лучше, чем накрыть ладони сестры своими и еле слышно просипеть:
- Аналогично.
~
Чертовы тараканы опустошили десятки человеческих колоний, вторглись на его корабль, захватили в плен его команду и чуть было не угробили смысл всей его жизни, но никому и никогда капитан Джон Шепард не был благодарен в этот час больше, чем вездесущим Коллекционерам и их пресловутой наглости.