В моем сердце дышит трудно драгоценная змея
Название: Первый из многих.
Автор: Белая Ворона
Категория: Mass Effect 3.
Рейтинг: PG.
Персонажи и пейринги: Тейн/фем!Шепард, Явик, ОЖП, ОМП.
Жанр: Gen, Het.
Размер: 9 124 пока.
Аннотация: Пост-канон. К сожалению, без спойлеров точнее не получится.
Предупреждения: Шепард - чистейший парагон с очень редкими вспышками ренегатства.
Автор - сторонник теории индокринации. Автор - сторонник счастья и хэппи-энда.
От автора: В некотором роде продолжение "Этот мир не ждет гостей"
Статус: в процессе написания.
читать дальшеПервый очнулся от холода. Прислушался к окружающей тишине. Попытался вспомнить, что это за тишина, и не смог. Мгновенно напрягся, быстро пробегаясь по собственной памяти в поисках хоть чего-нибудь, едва заметно повернул голову, не найдя. Из-под века блеснула чернота зрачка. Ноздри затрепетали, раздуваясь - Первый принюхивался. Двигаться он не спешил, как не спешил и открывать глаза. Он сам не знал, отчего действует именно так, но что-то неназванное, притаившееся в нем, темное и почти инстинктивное, подсказывало - если ты вдруг очнулся в незнакомом месте и не можешь вспомнить, кто ты, и как попал в него, не стоит давать возможному наблюдателю понять, что ты проснулся. Тише дыхание, не жмурится, не вертеть головой слишком открыто - всё в пределах нормальной для спящего активности - и слушать. Далекие шаги по гулкому полу - значит, это большое здание с высокими потолками. Едва слышный гул - двигатели. Значит, это космический корабль или станция. Низкое гудение кондиционера. Почти не слышный звон капель в капельнице. Запахи - спирта и лекарств. Какое-то медицинское оборудование тихонько жужжит, на сгибе локтя в вену тычется катетер.
Больница.
Отчего-то Первому казалось, что такая обстановка ему хорошо знакома, но уверен он, конечно, не был. Как не был уверен и в том, как сумел поймать амнезию. Может быть, это была драка? Может быть, авария? А может быть, упавший с крыши кирпич?..
Где-то в отдалении трижды пробили часы - старые, наверняка гордость какой-нибудь медсестрички - умная техника зашипела, и, рискнув скосить на неё глаз, Первый увидел перемигивающиеся огоньки - красные, желтые, синие, сиреневые. Совсем рядом пришел в движение автоматический поршень, в предплечье ткнулась игла. Сразу закружилась голова, отяжелели веки.
"Снотворное, - определил Первый с неожиданным профессионализмом и послушно закрыл глаза. Живой наблюдатель не заметил бы его пробуждения. Компьютер, отслеживавший давление, пульс и частоту вдохов, не мог пропустить изменений в состоянии пациента.
Вскоре он уже спал, и удовлетворенный аппарат снова затих над ним, напоминая затаившегося паука.
-Она жива?
-Да.
-И не собирается умирать в эту ночь?
-Да.
-Что говорят врачи?
-Да.
-Что "Да", ты, хитиновая задница?!
-Если ты впадешь в истерику, человек, или повторишь оскорбление, я прерву связь.
-О`кей, о`кей, погорячился. Так что "Да"?
-Жива и останется живой ещё несколько дней. Больше чем на неделю они не могут дать гарантии.
-Дерьмо...
Первым, что почувствовала Шепард, очнувшись, была тянущая боль в ногах. Слабо саднила щека. На каждый вдох горло отзывалось болезненным спазмом.
Первым, что увидела Шепард, очнувшись, был белый потолок больничной палаты, исчерченный зелеными тенями от листьев. Пахло лекарствами, мясным бульоном и цветами. Скосив глаза, она обнаружила на прикроватной тумбочке высокую вазу, едва вмещающую все упиханные в неё цветы. Несколько роз, тепличные ирисы, лилии, затесалась пара орхидей. Букет выглядел так, словно какая-то медсестра, недолго думая, составила все приношения в одну вазу, образуя фантасмагоричное, ярчайшее сочетание. Шепард слабо улыбнулась, увидев тоненькую веточку сирени.
Память возвращалась к ней медленно, толчками - вот она пожимает руку Явику, мимолетно ловя его настроение, вот Рекс воодушевляет своих кроганов, вот Лиара обнимает её, показывая вечность, а вот на них идут баньши - одна за другой, иссушенные демоны с черно-синей кожей. Нагревается в руке верная снайперка, и желание одно - дойти и сдохнуть, чтобы все это уже кончилось. Вот они бегут к лучу, вот по ним ударяет Жнец, вот она бредет вперед, прижимая к голове ладонь. А потом - Призрак, Андерсон, груды тел, Катализатор...
Что он там нес про уничтожение синтетиками органиков во имя того, чтобы другие синтетики их не уничтожили?..
Не вспомнить.
Шепард слабо дернула головой, не понимая, как у неё получилось выжить на горящей Цитадели, поморщилась от прострелившей висок боли. Кажется, по ней прошелся луч Жнеца, потом она сгорела, потом Цитадель распалась на кусочки, потом она ненадолго просыпалась, но так ненадолго, что не успевала ничего спросить... Если думать обо всем этом всерьез, звучать начинало как изощренный бред. Потому капитан временно выбросила всё из головы, и занялась инспекцией собственного тела. Ноги - на месте. Руки - тоже. Побаливает спина - на ней, кажется, прибавилось шрамов...
В тот момент, когда Шепард пыталась выпростать из-под одеяла руку, дверь палаты с тихим шелестом разошлась.
-Что-то изменилось?
-Нет. Никаких гарантий.
-Дерьмо...
-Ты повторяешь это слово слишком часто, человек. Оно уже успело мне наскучить.
-Оно лучше всего подходит к происходящему. Ещё что-нибудь?
-Просыпалась прошлой ночью. Успела задать вопрос о местоположении, но не успела услышать ответа.
-Слушай, жук... Явик. А что, если она действительно умрет?
-Не паникуй, солдат. Протеане умирают только отдав все свои долги. Она этого ещё не сделала. Потому - она не умрет.
-Но она же...
-Конец связи.
Шепард приподнялась на локте, желая лучше разглядеть вошедшего. Расплылась в улыбке, узнав. Ей было бы неприятно и немного страшно увидеть незнакомого врача, но на пороге стоял Явик. Привычный, знакомый Явик, у которого наверняка были ответы на все её вопросы. На самом дне памяти что-то зашевелилось, что-то шелестящее, пахнущее гарью и отдающее покачиванием, но Шепард легко выбросила его из своих мыслей вслед за Катализатором, присмотрелась. Выглядел протеанин примерно так же, как и в тот день, когда они штурмовали Цитедаль. Четыре янтарных глаза смотрели с обычным отстраненным равнодушием, которое давно уже не пугало Шепард, броня была, кажется, новая - бело-черная, совсем легкая. Наверное, война и правда кончилась, если этот упрямец вылез из своей ярко-красной...
-Мы на Земле? - спросила Джейн, сама поразившись слабости собственного голоса, и Явик откликнулся, словно ничего не было, словно они расстались минут пять назад:
-Да, коммандер. - подошел к кровати. Смотреть на него снизу вверх было не особенно приятно - над приподнявшейся на локте, но всё-таки лежащей Шепард он возвышался, как гора - и потому она толкнулась обеими руками, с трудом села. Спина уже не просто саднила - по-настоящему болела - но лечь обратно не позволяли упрямство и гордость. Раз уж очнулась так очнулась. Нужно приступать к реабилитации прямо сейчас.
Реабилитация же в представлении Шепард включала в себя одно-единственное утверждение: "Действуй на пределе своих возможностей - и организм быстро поймет, что больше некогда болеть."
-Отлично. Жнецы?
-Мертвы.
Вот на этом утверждении у Шепард дрогнули руки. Она по правде сказать не очень и верила в свою победу. По крайней мере, в конце, в самоубийственном рывке до Цитадели, веры в ней почти не осталось, и сейчас слышать, что она жива, и что больше нет тварей, методично уничтожавших расу за расой, было странно, нереально и почти страшно. Потому что это значило мир. Это значило время без войны, когда нужно только восстанавливать разрушенное...
Восстанавливала Шепард всегда отвратительно. Собственно, потому и подалась в Альянс.
-Цена? - спросила она тихо, вспомнив предостережения Катализатора, и Явик устало качнул головой, присел на краешек кровати. Протянул трехпалую, лишенную всякой брони, ладонь. "Долго рассказывать" - прочитала Джейн в этом его жесте, и доверчиво прикоснулась к сероватой шершавой коже кончиками пальцев. Полузабытое ощущение подступающего шквала охватило её, обожгло виски и затылок, и чужая память вперемешку со знаниями полилась в её сознание.
-Если...
-Когда.
-Когда она очнется, скажи, что я на "Ястребе". Поиск выживших, сбор ресурсов, ты знаешь.
-Она захочет узнать, когда ты вернешься, человек.
-Скажи - сентябрь. Крайний срок - октябрь. И ещё передай "Я знал, что каким-то жалким Жнецам с тобой не тягаться, Лола". Запомнишь?
-Естественно. Конец связи.
...Вот поднимается жаркая алая волна, вот небо словно бы горит, и Жнецы падают, в одно мгновение ставшие беспомощными, совсем не страшными. Цитадель трясется и распадается на куски, ретрянсляторы, перегруженные льющейся сквозь них силой, натужно вибрируют. Солдаты вскидывают винтовки, кричат что-то бессмысленное, радостное, "Меч", обожженный взрывной волной, становится просто сборищем корабликов, попавших в шторм, а потом - новостные сводки, передачи, интервью. Цитадель потихоньку восстанавливают, собирают рассыпавшиеся по космосу жилые отсеки и корабли эскадры, Совет временно базируется на сооруженной на ходу станции, которая, конечно, не сравнится с Цитаделью, восстанавливается связь, геты посылают посольство к Совету, и всё, вроде бы, хорошо, если не считать, что многие расы на грани вымирания, что планеты местами обожжены и не приспособлены к жизни, что сбоят пережившие чудовищную перегрузку ретрансляторы, что ничего не слышно о "Нормандии"...
О "Нормандии".
"Нормандии".
Шепард открыла глаза, отпустила руку Явика. В голове у неё крутились только раздробленные мысли, похожие на круговорот цветных стеклышек в калейдоскопе. Катализатор врал, "Нормандия" пропала, она живет, хотя сделала всё, чтобы умереть, и Явик, упрямый протеанин, всё это время был здесь. И ещё Вега с его посланием, и кипа писем, которая наверняка накопилась, и что теперь делать, и стоит вообще что-то делать, и почему бы просто не доползти до ближайшего окна, и...
-Принести тебе поесть, коммандер?
-Что, прости?
Он улыбнулся - всего один раз до этого Шепард видела его улыбку - пояснил почти без раздражения, неожиданно спокойный и умиротворенный:
-Ты не хочешь жить, ты растерянна и ошарашена. Поэтому тебе нужно успокоиться, поесть и вспомнить свою старую истину: "Жизнь того стоит".
-Ты изменился, - почти укорила его Шепард, глядя с пристальным вниманием и не находя того надлома и ярости, которые были в Явике раньше. Были Явиком.
-Три месяца, - отмахнулся он так, словно это что-то должно было что-то объяснить. Поднялся.
Джейн вздохнула, когда за ним закрылась дверь, откинулась на подушки. Простейшее действие измотало её, как тяжелейший бой.
"Кажется, я слишком сильно ударилась головой, - она старалась отдышаться, прижимая к груди ладонь, но эта мысль была радостной. Слишком уж бредовым был Катализатор - прозрачный мальчик и вся несомая им ересь... Только тогда выходило, что Горн выпалил сам по себе?
Не понять.
-Она проснулась, врач. Действуй.
-Кто проснулся?
-Капитан Шепард.
-Совсем?
-Совсем.
-А...
-Не заставляй меня думать, что ты бесполезен, человек!
Вторично Первый очнулся от того, что его тронули за плечо. Рефлекс сработал мгновенно - Первый только открыл глаза, а рука тронувшего уже оказалась перехвачена, и была бы в мгновение заломлена за спину, если бы Первый не лежал в постели. Человек не вскрикнул, даже не подался назад. Только слегка поморщился, сказал с показным безразличием:
-Я доктор Брайан, дрелл. И я буду тебе признателен, если ты меня отпустишь.
-А если нет? - заново пробуя на языке слова, который приходили, кажется, из ниоткуда, спросил у него Первый. Человек тихо фыркнул, пожимая плечами:
-Тогда получишь укол снотворного и уснешь снова. А на моем месте в следующий раз будет штурмовик.
Мгновение Первый смотрел на него, оценивая эти слова, а после медленно разжал пальцы. Смиренно сложил ладони поверх одеяла. Если сила не на твоей стороне, будь послушен - подсказал ему инстинкт, и Первый подчинился. Сейчас у него не было иного руководства к действию.
-Вот и славно, - удовлетворенно кивнул ему доктор, и отступил от кровати. Что-то набрал на инструментроне - тихо прозвучала в воздухе короткая дробь - Поднимайся. Посмотрим, удастся ли тебе.
Разумеется, Первому удалось. Как удалось и присесть, и встать на колени, и даже пробежаться по короткому коридору. Тело, не успевшее отвыкнуть от движения, слушалось охотно, исполняя малейший каприз, и доктор Брайан удовлетворенно кивал. Кажется, ему нравились результаты. Первый же присматривался к серым стенам, к чему-то вроде спортивного зала, и думал, что всё это, похоже, оборудовано именно для таких испытаний. Вопросов он пока не задавал, предчувствуя, что ему всё расскажут, когда придет время.
Умей ждать - гласила важнейшая из пришедших к нему истин.
Вместе с обедом к Шепард пришел доктор - невысокий до странного саларианец с кожей цвета мелкого речного песка. Глаза у него отливали старой бронзой, и с первого взгляда Шепард безошибочно поняла - саларианец стар. Молодые двигаются порывисто, чуть ли не срываясь на бег, не могут усидеть на месте лишней минуты, он же только крутил в пальцах какой-то тонкий металлический инструмент, и жесты у него были скупые, расчетливые и даже немножко замедленные.
Только войдя, он сказал:
-Здравствуйте, больная, - и Шепард сразу почувствовала себя маленькой девочкой - то ли в восемь, то ли в девять лет ей довелось попасть в больницу, пусть поганую, бесплатную, но всё же, и там доктора смотрели на неё с точно таким же выражением, и говорили тем же тоном. Мягким, успокаивающим тоном, присущим старым и опытным врачам...
А когда саларианец почти мординовским движением взмахнул рукой, представляясь:
-Доктор Скэш, всегда к вашим услугам, - Джейн и вовсе прониклась к нему отчетливой симпатией и доверием.
...Он сидел рядом с кроватью Шепард на стуле, что-то просматривал на инструментроне, изредка поводил рукой, снимая какие-то показатели, и на лице его ничего нельзя было прочесть. Да Джейн и не пыталась. Пила апельсиновый сок, ела несоленую жидкую кашу, кусала черный хлеб и ни о чем не думала. Чувствовала она себя ещё слишком больной, чтобы развивать активную деятельность, и пока что плыла по течению, ожидая, что же ей скажут. Собственно, лишить её желания действовать можно было только так - уложив её на больничную койку с чем-нибудь чрезвычайно серьезным.
Наконец, обед кончился, доктор закончил делать какие-то пометки, и, понимая, что сейчас ей расскажут, насколько у неё всё плохо, Шепард не могла удержаться от искушения начать первой.
-Я буду жить? - спросила она тихо, пряча в уголках губ слабую улыбку, чтобы ясно показать, что шутит, и доктор откликнулся в тон, улыбнувшись так же - губы у него были тонкие и бескровные, как и у всех саларианцев:
-Будете, больная. Плохо и недолго, как и все в этом бренном мире, но...
Они рассмеялись одновременно, сдержанно и с удовольствием, и Шепард вдруг стало легче. Она могла сколько угодно желать умереть на Цитадели, но сейчас жизнь брала своё, продолжалась и манила на новые подвиги, и, наверное, именно это ей и было нужно - проспать три месяца, проснуться снова к разбитому корыту, смеяться, ощущая себя живой. Саднило горло, ныла спина, но сытая Джейн отнеслась к этому гораздо проще. В конце концов, не первая, не последняя рана, и вся война со Жнецами вдруг отодвинулась назад, словно дурной сон.
Ей часто снились дурные сны.
-Семьдесят процентов ожогов, - сказал ей Скэш, вдруг как-то посерьезнев. Загнул один палец, отчего Шепард пришла дурацкая мысль - почему саларианцы не пользуется шестеричной системой счисления? Или они не учат детей считать на пальцах? Или это уже пройденный этап, времена дикости? - Сотрясение мозга. Нервное истощение. Перелом левой ноги. Три месяца в забытии. Ещё столько же - на реабилитацию. Возможно, больше. Некоторые шрамы будут болеть всю жизнь.
-Которая будет недолгой и печальной, - усмехнулась Джейн и малодушно сползла по подушке вниз. Она чувствовала себя сытой и готовой уснуть в любой момент. Более того - она хотела уснуть. Банальные действия - сесть, взять ложку - измотали её.
-Несколько дней вы будете лежать тихо. Умереть вам уже не грозит, но тишина пойдет на пользу, - словно не слыша её, продолжил доктор - Никаких посетителей. Писем. Прочего такого. Иначе вколю снотворное.
-А Явик? - беспокойно шевельнулась Шепард, которую перспектива остаться в информационном вакууме - а вопросов у неё было много, хоть на основные и было отвечено сегодня - и без знакомых несколько напрягла. Всегда властная, склонная привыкать и привязываться намертво, она всегда тяжело переживала расставания с друзьями. А тут друзей-то осталось - один протеанин. Было отчего взволноваться.
Доктор Скэш закатил глаза:
-Если будет сидеть тихо. Три месяца топчется здесь. Едва уговорили помогать носить раненых. Толкать каталки.
Джейн тихонько хмыкнула, представив себе картину того, как врачи пытались заставить Явика хоть что-то сделать. Упрямец, почти не признающий законов, почему он вообще остался, а не полетел куда-нибудь ещё, как собирался?
"Нужно будет спросить, - решила Шепард, и закрыла глаза.
Шорох закрывающейся двери она услышала уже сквозь дрему.
Они закончили поздно, проверив почти все двигательные рефлексы, но Первый совершенно не чувствовал себя уставшим. Напротив, в мышцах звенела тугая сила, ему хотелось ещё бежать, ещё прыгать, может быть, свернуть кому-нибудь шею ловким движением рук. Он чувствовал себя, как умирающий, вдруг поднявшийся со смертного одра здоровым, как засидевшийся в клетке зверь, желающий только одного - двигаться, играть. Жить. Проверка разбудила в нем инстинкты, сознание словно расщепилось на две части, и "Я", сознающее себя, отдельное от тела, удивлялось, глядя, сколько всего то умеет.
"Кем же я был? - спрашивал себя Первый, отстраненно наблюдая за кульбитами тела, и, чувствуя зуд в руках - драться, ударить, выпустить силу - сам себе отвечал молчанием. Он смутно догадывался о том, у кого бывают такие отточенные движения, кто так легко встает, упав, но откладывал эти свои догадки до того гипотетического времени, когда можно будет спрашивать.
Они закончили поздно, он ощущал это всей кожей, и по-своему обрадовался несколько запоздавшему ужину. Ничего особенного, какая-то каша, травяной настой, рыба, но стуча по тарелке ложкой - вилку ему не дали, очевидно, решив, что есть ею полужидкую белую массу было бы странно - он получал от еды огромное удовольствие. После долгого времени в постели - он припоминал, как просыпался несколько раз, встречая взглядом всю ту же безжизненную белизну потолка - он, кажется, окончательно выздровал.
Если и вовсе болел.
Доктор Брайан с ним не ужинал. Сидел напротив, что-то помечал в инструментроне, улыбался чему-то своему. Человек этот Первому не то чтобы не нравился... Был скорее безразличен с уклоном в минус. Шел от него неприятный запах лекарств, рыжие волосы обнажали небольшую аккуратную плешь, и весь он был какой-то скучный, казенный. Первый даже подумал мимоходом, что убить такого - дело меньше, чем на минуту.
-Что ты помнишь, дрелл? - спросил доктор вдруг, и Первый ответил ему честно:
-Ничего.
-Имя?
-Нет.
-Род деятельности?
-Нет.
-Отлично.
Помолчали. Первый доедал кашу, с любопытством поглядывая на свои руки.
И только перед тем, как дверь его камеры - комнаты?.. - закрылась, Брайан разлепил губы ещё раз:
-Завтра с тобой будет говорить босс. Будь вежлив, дрелл.
Если сила не на твоей стороне... - снова шепнул ему инстинкт, и Первый кивнул.
Сила - в информации. Это он тоже вспомнил - или понял? - довольно быстро.
*****
Утром за окном пели птицы, и Шепард, проснувшаяся от их щебета, удивилась. На Земле, на обожженной, истерзанной Жнецами Земле, ещё остались птицы, празднующие очередную весну! Это было непостижимо, не укладывалось в голове, и она обязательно подошла бы к окну, посмотреть на них, если бы только могла встать. Но – не сложилось. В мышцах поселилась противная слабость, левая нога саднила, и если вспомнить, как вчера она вымоталась от одного только ужина – только от того, что сама держала ложку! – то выходило, что с постелью она не расстанется ещё долго. И птицы ей пока никак не светят. Хорошо хоть сесть получалось без посторонней помощи. На долгой своей войне – с восемнадцати лет по казармам – Шепард видела тех, с кем случались вещи гораздо худшие. Одна из её подруг, с которой они в академии играли в щиты и охотились друг за другом с полотенцами, однажды получила тяжелый удар по хребту от батарианина, и больше уже никогда не смогла встать. Другая – смешливая, сероглазая – осталась слепой. Многие просто погибли. Жизнь солдата – даже биотика, вечно остающегося за чужими спинами в качестве поддержки – это всегда риск самого худшего. Беспомощности. Смерти. И потому Шепард прекрасно понимала, что очень легко отделалась. У неё ещё был шанс сползти с кровати, снова увидеть звезды и взойти на мостик корабля. Многим повезло гораздо меньше, чем ей.
В таком контексте положение её начинало внушать оптимизм и смотреться изрядной удачей. И у неё получалось самостоятельно сесть!
Про это она тоже не собиралась забывать.
Как не собиралась забывать и про то, что мир выстоял, что Катализатор врал, что геты живы, и что СУЗИ где-то с Джокером. Куда, кстати, унесло их, верную её команду? Выжили ли они вообще, и если да, то где их искать?
В том, что их нужно искать, и в том, что заниматься этим будет именно она, Шепард не сомневалась. В конце концов, это была именно её команда. Четыре месяца на одном корабле, общие трапезы, вечно прикрытые спины, разделенные на всех горе и радость, они были ей единственной семьей, которая только могла у неё быть. И сейчас они затерялись где-то в темноте космоса, не зная даже, где она, жива ли вообще. А ещё у них ограниченные запасы, и наверняка навернулся передатчик, и взлететь они, скорее всего, не могут, иначе давно уже пришвартовались бы на Центральной…
Очень похоже она чувствовала себя, когда только воскресла. Оставшись одна, поняв, что команду разметало по разным планетам, в разные жизни, она преисполнилась решимости. Найти их, поговорить, создать что-то новое, или опять сплотить старое. Тогда, дезориентированная, выпавшая из времени, она немногим отличалась от себя-нынешней.
Возникало страшнейшее дежа-вю, к которому мешалось легкое сомнение – быть может, не стоит начинать всё сначала? Строить то, что всё равно окажется разрушено? Где-то вне времени шумело вечное море, в которое Шепард верила искренне и истово, хотя никогда не была фаталисткой – и там её точно ждали, не смотря ни на что. Не нужно будет опять крутиться в безумном ритме жизни, опять оставаться должной и взимать плату. Только лежать у кромки прибоя, чувствовать рядом родное тепло. Вечный отдых. Вечный покой. Тейн, по которому она так скучала…
Но это был бы малодушный исход, и кто тогда позаботиться о команде, кто спросит Явика о его мотивах? Уходя на Цитадель, она думала, что отдала все свои долги. Сейчас внезапно оказалось, что это совсем не так.
А Шепард всегда исполняла обещания.
Потому она потянулась – спина отозвалась тянущей болью – аккуратно повернулась на бок. Взгляд её остановился на клочке голубого неба, видного в окно, и так там и остался.
Она давно не видела чистого неба. Давно не бездельничала хоть сколько-то долго…
Где-то на горизонте, в районе девяти часов по общему, маячил завтрак.
-Я был здесь три месяца! Сидел у её постели, следил за вашими аппаратами, таскал ваших раненых! Подумай лучше, человек. Ты, правда, сказал то, что сказал?
-Сожалею. Ей нужен покой.
-Чем я могу помешать её покою?
-Сожалею. Таково распоряжение её лечащего врача.
-И когда же меня снова пустят?
-Возможно, вечером, в часы посетителей, если она захочет вас видеть…
-Вечером? То есть, завтра вечером? Если бы мы были на корабле – я бы выкинул тебя в шлюз.
-Сожалею. Ничем не могу помочь.
На завтрак была каша. Всё та же – несоленая, полужидкая и почти безвкусная. Пришедший с обязательным обходом доктор Скэш только плечами пожал на убийственный взгляд Шепард:
-Никакой тяжелой пищи. В вашем состоянии может привести к нежелательным последствиям.
Он вообще был очень краток. Посмотрел на свет глаза, снял какие-то показатели, помог повернуться спиной и осмотрел подживающие ожоги, боль от которых снимало слабое обезболивающие. Шепард даже не стала спрашивать, что у неё творится с кожей – и так примерно представляла, какие следы оставляет огонь на человеческом теле. Пусть даже огонь не совсем огонь, а лазер жнеца. Наверняка пятна и бугры, шрамы от оплавившейся брони… Когда доктор, сделав все необходимые пометки и оставив упаковку таблеток, ушел, Джейн аккуратно вползла по подушке в сидячее положение и, осторожно выпростав из-под одеяла руку, внимательно осмотрела её. Вчера было не до того. Утром её занимали птицы. Сейчас же она поводила кончиками пальцев по коже, смотрела то так, то этак…
Кисти почти до локтя оказались спасены перчатками, которые и сделаны-то были для того, чтобы гасить отдачу, принимать на себя перегрев оружия и защищать владельца от выстрелов по рукам. У неё, биотика, они ещё были облегченные, сверхдорогие, стойкие почти ко всем воздействиям… Кисти они спасли. Но выше запястья, там, где они смыкались с наручами, остался круговой черно-бурый след. Наручи Шепард носила простые, безо всяческих наворотов, и под огнем они просто оплыли, обжигая кожу и оставляя след. Зрелище получалось не очень приятное, пусть врачи и сделали, что могли. Кажется, пытались привить искусственную, но от этого выходило ещё хуже – участки синтетики походили на заплатки…
"Если на спине так же, - решила Джейн с неувядающим оптимизмом – она уже избрала его, как единственно возможную и привычную стратегию поведения – То есть ещё один повод не носить открытые платья"
Фыркнула. Закрыла глаза.
Лучший способ выздороветь – больше спать и правильно питаться.
Тем более, что больше делать было совсем нечего – инструментрон ей обещали отдать только на следующей неделе, если всё пойдет хорошо, а Явика пустить только к вечеру, если состояние останется стабильным…
Она заснула быстро и ничего не видела во сне.
У Явика от ярости сводит скулы. На кончиках пальцев рождается зеленое свечение. Он ходит по коридору мимо палаты Шепард, и больше всего ему хочется найти того чертова саларианца, который её лечит, и взять эту лягушку за горло.
Он просидел в этом дурацком госпитале кучу времени. Чтобы не выгнали, согласился помогать ухаживать за ранеными, брезгливо морщился каждый раз, когда приходилось помогать медсестричкам-азари, слишком слабым, чтобы поднять здоровенного раненного крогана. У его народа подобное времяпрепровождение назвали бы глупостью, могли бы обвинить его в трусости – протеане всегда негласно ценили бойцов больше медиков – но ему уже всё равно. Мудрость его народа, перенесенная им через тысячи и тысячи лет в кристалле, учит войне, а не миру, и потому сейчас он может решать за себя сам. Раньше все было просто – рожденный на войне, для войны, он знает её от и до. Прекрасный ученик, выучивший самый сложный и больной свой урок на отлично, он всегда знал, как поступать. Сейчас эта истина уже ни на что не годна, война окончена, благодаря женщине, в победе которой он сомневался весь путь, и мир пахнет железом, пеплом и зеленью, и всё вокруг новое и странное. Высшая цель достигнута. Можно почувствовать себя свободным, идти в мир, распахнув крылья, но Явик не знает, что такое мир. Он осторожно трогает его кончиками пальцев, читает между строк его сигналы, по вечерам на улицах полуразрушенного городка ловит свежий ветер. Он ни за что не признается себе – свобода пугает его. Привыкший к цели и непоколебимой уверенности, он растерян, не знает, в какую сторону идти. Стоит ли поехать к морю, отправиться на другую планету, найти могилы солдат? Что вообще стоит делать, если вокруг тебя нет войны?
Явик не знает. Кристалл ничем не может ему подсказать.
Он говорит себе – «Она – мой капитан». Он убеждает себя, что это негласное обещание быть в её команде держит его здесь. Но на самом деле долг его кончился в тот момент, когда мертвой железной тушей пал последний Жнец. На самом деле, он просто остается с тем, что знает в этом мире, и кто, как не Шепард, с её вечными странными сентенциями способна показать ему жизнь без войны?
Конечно, сам себе он никогда так не объяснит, бесконечно отмахиваясь честью.
Он ходит вперед-назад, меряет коридор шагами, и это бесконечно несправедливо, что именно сейчас его не пускают.
Врачи. Непостижимые существа.
Особенно такие примитивные, как здешние.
У босса оказались электрически-голубые, яркие глаза и нездоровый, сероватый оттенок кожи. До разговора лицом к лицу он, конечно, не снизошел, и потому общались по дальней связи, которая иногда сбоила, покрывая изображение слабой рябью помех. Первому это не особенно мешало. Как дела обстояли у босса – он не спрашивал.
Утром его снова разбудил Брайан – на сей раз, ему не удалось коснуться плеча Первого - тот открыл глаза за мгновение до того, как чужие пальцы прикоснулись к черно-серой полоске старого шрама. Рефлексы, разбуженные вчерашней тренировкой, сработали безукоризненно – Первый легко выскользнул из постели, встал у человека за спиной. Он видел, как врача передернуло. Пусть он и пытался это скрыть.
Ему выдали легкую броню – матовую, чистого черного цвета – накормили завтраком, провели в зал биффинг-связи. Наверное, он должен был нервничать – доктор Брайан всё время поглядывал на него с чем-то, похожим на ожидание – но единственным чувством Первого было любопытство. У больших людей можно спрашивать, они всегда знают, что отвечать – а вопросов у него уже было не просто много – неправдоподобно много. Когда просыпаешься с амнезией и никто не спешит объяснить тебе, кто ты, и чем занимался, это вполне естественное состояние. Так что вместо того, чтобы нервничать, Первый скорее радовался тому, что получит информацию.
Кто владеет информацией – владеет миром. Первый не помнил, кто это сказал.
У босса были голубые глаза с яркими вкраплениями светоидов, в пальцах левой руки исходила дымком сигарета. Безупречно выглаженный костюм, начищенные ботинки – от этого человека шла опасность и странная электрическая горечь. Покалывало кончики пальцев, как перед большим боем.
Он не выглядел страшным, не выглядел сильным, но Первый был достаточно умен, чтобы понять – именно такие, как этот человек возводят и рушат империи несколькими словами. Его следует опасаться, не так, как остерегаются льва, а так, как обходят гнездо ядовитой змеи...
Несколько мгновений они изучали друг друга. Босс курил. Первый стоял, заложив руки за спину и даже, кажется, не моргал.
Умей ждать – накрепко запомнил он со своего первого дня, который был всего лишь вчера, и честно следовал этому совету. Пусть ему и хотелось начать.
"Белые начинают и выигрывают, - всплыла откуда-то оборванная фраза.
Но в этот раз начинали черные.
-Меня называют Призраком, - сказал босс. Дым от его сигареты завивался спиралями, и велико было искушение смотреть на них и только на них – Тебя здесь будут называть Первым.
-Почему именно так? – тлел алым глазом огонек сигареты, Призрак затянулся, медленно выдохнул дым, прежде, чем ответить.
-Потому что называть тебя "Лучшим" было бы слишком претенциозно.
Первый кивнул, не отрывая взгляда от чужого лица. Имя ему понравилось. Безликое имя-кличка, за которой нет человека и удобно прятаться. Объяснение же понравилось ещё больше. Хоть и породило очередную волну вопросов…
Конечно, он промолчал.
-Вам не кажется неразумным…
-Не кажется.
-Но последняя жертва подобного благородства разрушила все ваши планы и…
-На Земле говорят – "Клин клином вышибают". Воскресшая живая легенда, убитая другой воскресшей легендой – это, как минимум, красиво.
-Но продуктивно ли?..
-Я не намерен оправдываться перед вами, доктор. Ваше дело – поднять это со смертного одра. Как распорядиться им, я решу сам.
-Разумеется, сэр.
-Ты умирал, - сказал ему Призрак после продолжительного молчания. Кажется, они испытывали друг друга на прочность, на умение сдерживать собственные порывы. Первый подозревал, что при определенных обстоятельствах они могли бы промолчать до утра. Уж ему-то точно хватило бы терпения – Медики "Цербера" сделали невозможное, излечили неизлечимое.
-Зачем? – он качнулся с пятки на носок – тело требовало движения, прыжка, удара. Жизни. Но сейчас нужно было только молчать и взвешивать свои слова. Призрак не был другом.
К счастью, не был и врагом.
-Лучший убийца в галактике слишком ценен, чтобы так глупо терять его.
Первый не сбился с ритма – пятка-носок, пятка-носок – не изменился в лице. Он уже подозревал, наблюдая за собственным телом, что-то подобное. Что он или военный, или преступник. Слишком точные боевые движения. Слишком резкие стремительные жесты. Так двигаются опытные бойцы, так легко встают и падают на колени опытные воры. Слово "убийца" не испугало его. А слово "лучший" откровенно заинтересовало.
-Вам нужно, чтобы я убил кого-то, - сказал он ровно, почти скучающим тоном, ничем не выдав своего интереса. Движения его оставались ровны и ритмичны. Так покачивается на хвосте змея, желая заворожить заклинателя.
-Ты прав. Есть одна женщина, с которой справится только лучший из лучших.
-А если я откажусь?
Усмешка, тронувшая губы Призрака, Первому очень не понравилась. А в следующий миг его ударила огненная боль у правого виска, словно кто-то жестокий, смеясь, воткнул и повернул раскаленную добела иглу. Движения сбились. Первый застыл, высоко задрав подбородок, щурясь. Пальцы у него подрагивали, руки норовили метнуться к голове, но он терпел.
Весь их разговор на самом деле был проверкой на терпение.
-Мы поставили ограничитель на память, подкорректировали кое-что в физическом развитии…
-Стереть память полностью?
-Не получится, сэр. Иначе он лишится всех своих умений. Приходится блокировать ненужное.
-Проверьте и перепроверьте. И поставьте чип контроля. Я не собираюсь повторять прошлых ошибок.
-Да, сэр.
Всё закончилось быстро, так же, как началось. Перед глазами плавали цветные яркие круги, Первый с трудом сдержал искушение помассировать висок большим пальцем. С некоторым трудом возобновил движения – качнулся с пятки на носок и обратно. Он знал такие штуки – чипы, вживляемые непосредственно в мозг, не извлекаемые никаким хирургическим вмешательством – и сейчас лихорадочно просчитывал варианты.
Которых не было.
Чип взрывается, считав предательскую мысль. Чип взрывается, при попытке вмешательства. Чип взрывается при нарушенном приказе.
Соответственно, от него нельзя избавиться, не потеряв головы.
Жизнь начиналась просто замечательно.
-Я весь внимание, - подчеркнуто ровно, держа лицо, выдавил из себя Первый, и Призрак удовлетворенно повел холеной рукой. Конечно, он и не ждал другого ответа.
-Её зовут Джейн Кристиан Шепард. – ненависть звякнула в голосе босса подобно старому, заржавевшему металлу, и Первый понял, что нет на свете человека, которого Призрак сильнее желал бы убить - Фото тебе покажут после, равно как и ознакомят с деталями биографиями. Пока тебе достаточно знать – убьешь её – чип будет деактивирован. Три месяца на тренировки и восстановление. Год на то, чтобы выследить и убить. Похоже на выгодную сделку?
-Не похоже, - бесстрастно ответил Первый, но тут же едва заметно пожал плечами –Однако выбора у меня нет.
Он не врал. Выбора не было.
-Имя получишь вместе со свободой, - сказал ему Призрак на прощание, за мгновение перед тем, как отключить связь.
"Черные начинают и выигрывают"
"Черные начинают".
Призрак прерывает связь, давит в пепельнице сигарету. Дым её почти ничем не пахнет, только слегка горчит, и, глядя, как он медленно растворяется в воздухе, Призрак щурится задумчиво и отстраненно. Не спешит вставать. Сейчас его должна переполнять радость творящейся мести, восторг человека, заполучившего себе самое страшное и самое покорное оружие против ненавистного врага…
Но отчего-то – не переполняет. Может быть, он просто слишком устал. А может быть, слишком тяжело подниматься после очередного удара судьбы – удара небывалой силы. Никогда ещё его грандиознейшие планы не рушились так сокрушительно из-за одного человека. Никогда ещё он не проигрывал только потому, что не смог вовремя удержать кого-то на своей стороне.
Всё из-за Шепард, её дурацкого упрямства и вопиющей глупости. Зачем он вообще связался с ней? Чем читал её психологический профиль?
Тогда, больше трех лет назад, вся затея с воскрешением казалась великолепной. Сделать живую легенду аватаром «Цербера» - это было бы изящно, да и настолько неординарных боевиков у них не было… Сейчас он готов придушить эту «легенду» голыми руками.
За то, что уничтожила Жнецов, не попытавшись подчинить их. За то, что убила Ленга. За то, что передала базу в руки Альянса – теперь у Призрака нет вида на плюющуюся пламенными протуберанцами звезду, и новое убежище гораздо менее красиво, хоть и укромнее расположено…
Но больше всего он ненавидит эту сумасшедшую женщину за то, что после всего она посмела выжить.
Многие его враги умерли, как и многие былые союзники. Много безымянных людей и чужих погибли просто так. Но именно эта живучая сволочь – в мысли просится много ещё более нелестных и красочных эпитетов – находясь в самом эпицентре боя, осталась относительно невредима и отлеживается в больнице.
Если бы она заплатила жизнью – Призрак мог бы и успокоиться, заняться восстановлением разрушенного. Но она выжила, ей далеко до ада, и терпеть это невозможно.
Кроме того, поднявшись, она наверняка продолжит своё дело, станет уничтожать террористов, пинками сплачивать бандитов и душить ростовщиков, а ещё одной встречи с этим рыжим кошмаром он уже просто не переживет.
Призрак закуривает снова, глубоко затягивается, чувствуя, как горячий дым наполняет легкие. Первый справится, потому что если не справится он – не справится никто и останется только умыть руки.
Первый справится.
Дым, завиваясь, тает у потолка.
-Уже вечер. И если ты опять скажешь мне «Сожалею» - я удавлю тебя, врач.
-Хорошо. Но только если вы будете вести себя прилично и не станете слишком волновать её. Инструкции доктора Скэша однозначны. Как минимум неделю ей нужен полный покой.
-Полный покой это смерть. Но тебе не о чем беспокоиться. Мое отсутствие встревожит её больше, чем любые из моих слов.
-Как скажете, сэр. Но если она…
-Заткнись.
Таблетки оказались неожиданно сладкими. Проснувшись, Шепард первым делом сунула одну из них за щеку, и скривилась от приторного отвратительного вкуса. Возвела глаза к потолку. От чего или для чего они были – она не знала. Может быть, что-то общеукрепляющее, может быть, витамины, может быть, снотворное или обезболивающее... В медицине Шепард никогда не разбиралась, максимум могла наложить бинт или вколоть панацелин, потому и не пыталась вникнуть в заведомо непонятную область знания и терпела всё. Логика её была проста – солдаты должны убивать, врачи должны лечить, и лучше будет, если вне критических ситуаций эти функции не смешивать.
Свою ситуацию она, конечно, критической не признавала. Много спать, слушаться доктора – и всё будет нормально. Ну, за исключением того, что вылечить не удастся
Чувствовала она себя лучше, чем утром, отвратительная слабость несколько отступила, и Джейн ощутила себя голодной, веселой и жаждущей знаний. Вчера она ухватилась за соломинку, узнала только то, без чего не смогла бы заснуть. Сейчас, похоже, пришло время прояснять непонятные вопросы.
Например, имела ли место свистопляска с Цитаделью? И куда понесло «Нормандию»? И каков ныне её статус? Явно же не капитан…
Потому пришедшему через три таблетки Явику она обрадовалась, как родному, и даже не стала спрашивать, как так получилось, что у врачей получилось его не пустить.
Шепард садится, стараясь не морщиться, но это, конечно, зря – по палате проходят волны боли, упрямства и злости. Нежные, тонкокожие люди. Попади под такой удар он или кто угодно из его народа – следов не осталось бы вовсе, разве что немного закоптилась бы броня. У неё же ломались кости, плавилась кожа, обнажая мясо, было сотрясение мозга… В который раз уже Явик удивляется – как они вообще выжили такие, не умеющие летать, не приспособленные к жизни, лишенные мало-мальски приличного обзора? Как их, живших не так давно в пещерах, не растерзали куда более приспособленные к жизни звери? Ведь он же читал, что и на Земле были когтистые и клыкастые твари, способные задрать человека одним движением могучей лапы…
Непостижимо. Наверное, он не устанет удивляться до конца жизни.
А Шепард улыбается – на смену злости приходит радость, в вазе опять свежие цветы, подмечает Явик – их передают каждый день, каждый раз разные люди – и она совершенно не стесняется сползшего одеяла. Помнится, одна азари, которую он помогал переправлять из реанимации в обычную палату, всю дорогу жаловалась и натягивала под подбородок тонкую простынку, так, что под конец хотелось просто швырнуть её на пол и уйти. Капитан мудрее – больной не сохранить лица иначе, чем плюнув на него окончательно – и по рукам её змеятся красно-бурые ленты ожогов, наползают друг на друга лоскуты, чего она совершенно не пытается скрыть. Явик помнит, как увидел её впервые после победы – она лежала, пряча лицо в руках, вжавшись в асфальт, и именно это спасло ей глаза и кожу на лице. Помнит, как впервые его впустили к ней после того, как целую ночь колдовали вокруг врачи, и считает, что сейчас она выглядит вполне себе прилично. По крайней мере, гораздо лучше, чем тогда, и зарубцевавшиеся ожоги уже выносят касание ткани. В первые дни ей все время вводили что-то обезболивающее и наркотическое, теперь же она в больничном топе без рукавов, и боль её – всего лишь жалкие отголоски того, что было.
Конечно, Явик ей не сочувствует.
Другим приходилось в разы хуже.
-Я рада тебя видеть, - начинает Шепард первой, как всегда – Вчера не получилось это сказать.
Он молча кивает, присаживается на стул, чтобы не смущать её. Неудобно сидящему говорить со стоящим, это заложено у большинства разумных рас, и что ей сказать, с чего начать и стоит ли вообще начинать с чего-то? Рассказать, как в походный госпиталь несли и несли на руках умирающих? Как из-за туч показалось солнце, а человек «Джеймс» каждый день выходил на связь, пока не ушел в ту часть космоса, где её ещё не наладили? Как однажды пришла на пропускную больницы девчонка лет шестнадцати со страшным ожогом через всё лицо и принесла первые цветы для капитана Шепард? Как гигантский тупой кроган, представитель самой примитивной и агрессивной расы этого цикла, целую ночь просидел в коридоре, просто так, ни за чем, и уходя, всё просил передать, что Гатагог Грааг назовет в её честь родившуюся той ночью дочь? Рассказать о том, что победа оставила его вдруг совершенно бесполезным для этого цикла? Что дрелл «Кольят» писал письма не только ей, но и всем, кто мог быть рядом с ней?
Стоит ли ей вообще рассказывать, какая странная и нелепая штука – мир – или она знает это сама?
Явик смотрит на неё и молчит. Потому что если не знаешь, что сказать, и стоит ли вообще что-то говорить, лучше промолчать. Старая мудрость.
Работает без сбоев.
Первый вопрос, который приходит Шепард в голову, она задает быстро, не колеблясь, словно бросаясь в холодную воду:
-Андерсон жив? – и одновременно хочет и боится услышать, что да. Память подсказывает – он мертв, он умер у неё на глазах – но слишком уж многое не сходится в этом глупом откровении с тремя путями, и если жива она, то почему бы не жить и ему?
-Да, коммандер, - следует ответ, и Шепард мгновенно становится тепло и радостно. Она тут же спрашивает снова, на ту же тему:
-А геты?
-Машины недавно прислали послов в резиденцию Совета, - и от сдержанного неодобрения в этом безликом «машины» Джейн хочется расхохотаться и завопить: «Конечно, из них вырастут новые Жнецы!», но она, разумеется, сдерживается. Явик и так считает её немного чокнутой с самого начала их знакомства, и к чему давать ему ещё больше поводов так думать?..
-Значит, я не была на Цитадели, - вздыхает она, и под удивленным взглядом протеанина виновато улыбается – Мне снился очень странный сон.
И он молча касается её плеча. Сны нельзя рассказывать. Их нужно смотреть.
-Катализатор – прозрачный ребенок? Призрак? Адмирал?! Ты же понимаешь, что ничего этого не было, капитан?
-Но что тогда было?
-Не знаю. Но Земли ты не покидала. Иначе не сидела бы сейчас тут.
У женщины, пойманной в статичную вечность фотографии, были рыжие волосы до плеч и чистые серые глаза. Она смотрела в кадр серьезно, без улыбки, только во взгляде плескалось затаенное веселье. По уголкам губ, напряженным, готовым в любой момент дрогнуть, по расходящимся от уголков глаз тонким лучикам смешливых морщин, Первый видел – женщину попросили сфотографироваться внезапно, и за мгновение до вспышки камеры она смеялась взахлеб. И через мгновение после вспышки – тоже смеялась.
Сегодня его оставили в покое, предоставив файлы биографии этой Шепард и её фото, и он лежал на кровати, закинув ноги на спинку, и рассматривал карточку за карточкой – старомодные, на кусочках бумаги, они казались вышедшими совсем из другого века. Наверное, у кого-то из работников Призрака была тяга к старым вещам – ведь были ещё где-то механические часы, когда он слышал, проснувшись в первый раз…
Среди фото попадались разные. Где-то – явно официальные, где рыжеволосая женщина была напряжена и одета в парадный мундир, где-то – сфотографированные мимоходом, возможно, случайными людьми, которые просто зацепили её. На них Шепард была разная – где-то смеялась, где-то сердилась, на одном фото она, стоя на плечах тонкокостного турианца в синей броне, тянулась к верхнему углу завешанной фотографиями стены, желая прицепить что-то своё. На другом её сняли, кажется, уже специально – она вставала из-за столика в каком-то кафе, разъяренная, и от её руки катился стеклянный простой стакан, явно грозящий упасть и разбиться в следующее мгновение… Когда фото закончились, Первый разложил их веером под рукой, и принялся за чтение текста. Читал он быстро.
Но и биография у жертвы была более чем насыщенная.
Ближе к ночи – дежурный врач уже заглядывал три раза, неодобрительно косясь на Явика – Шепард – уже полусонная, успокоенная общим молчанием, говорит тихонько, с затаенным опасением:
-Мы же отправимся их искать, так?
И вслед за словами – легкий страх, который для протеанина отливает почему-то синим – а вдруг он не согласиться? Вдруг сочтет свой долг выполненным, раз уж она очнулась, и уйдет куда-нибудь - сейчас? Шепард, кажется, не понимает – ему некуда идти. Она-то сама, не будь связана своими обещаниями, точно нашла бы куда податься, и, как все люди, не способна перестать примеривать свои знания и умения на другого.
Было время, когда это бесило.
Теперь не вызывает никаких особенных эмоций, и Явик, предчувствуя, что сейчас страх сменится радостью, отвечает, как всегда, более чем уверенно:
-Так, капитан. Более того, мы их найдем.
Она улыбается:
-Обещаешь?
А он отмахивается ей в тон:
-Протеане не обещают. Протеане делают.
И именно на этом умеренно волнующем моменте в четвертый раз явится врач, и на сей раз на него не подействуют ни убийственные взгляды – Явик – ни нарочито виноватые улыбки – Шепард. Протеанин будет безжалостно изгнан в коридор, Джейн извещена о том, что отбой был двадцать минут назад.
За окном будет шелестеть ветер. Шепард пожалеет, что не спросила Явика о мотивах, но усталость возьмет своё, она, конечно, скажет себе «Завтра»…
Госпиталь спит, словно бы выпав из течения времени.
Над Землей ночь.
Досье закончилось ближе к вечеру – те, кто составляли его, не скупились на мелочи и подробности. Шепард любит апельсины, испытывает болезненное пристрастие к чужим, бывает потрясающе легкомысленна, имеет зачатки музыкального слуха, так и не развившиеся хоть во что-то приличное. Обожает черный кофе.
Чужая жизнь, пойманная в клетку слов индивидуальность, так и сочилась на пальцы, кто-то щедро лил всю информацию, которую удавалось найти, в один файл. Сирота, родилась на Земле, бродяжничала, занималась галактическим стопом, в четырнадцать нашла дурную компанию, в восемнадцать покинула её. Альянс, Совет, Жнецы, Коллекционеры – досье Шепард больше всего походило на приключенческий роман, хоть и писали его довольно казенным, сухим языком и, закончив, Первый поймал себя на безотчетной симпатии к этой женщине. И обрадовался этому.
Убивать тех, кто тебе безразличен – скучно.
Убивать тех, кого ты ненавидишь – весело и приятно.
Убивать же тех, кто тебе симпатичен – интересно. Можно проверить собственную волю, в очередной – отчего-то Первому казалось, что это именно очередной – раз попрать законы общества, призывающего к дружбе и миру. И, кроме того – смерть – высочайшее милосердие, которое только можно подарить. Первый не знал, откуда в нем взялся последний тезис. Просто понял, что он есть.
Попробовал его на язык. Покрутил в мыслях.
Жизнь – есть страдание. Смерть – есть избавление от страданий.
Кроме того, одна жизнь не такая уж большая плата за свободу.
Первый вытащил из кипы фото то, где жертва готова была рассмеяться, и отложил его на стол. Жертву нужно чувствовать. Нужно знать.
Он не помнил ни одного ритуала, но знал – они были.
Странный азарт рождался в нем. Азарт охотника, впервые увидевшего след лучшей добычи, какую только можно пожелать.
-Почему ты не ушел, когда всё закончилось?
Явик пожимает плечами. Взгляд янтарных глаз можно было бы назвать презрительным, но Шепард уже привыкла не вестись на такие штуки и стоять на своем с упорством, достойным самого упрямого крогана. Подумать только, а ведь начиналось всё с обычного яблочного пирога и взаимного неодобрения…
Сейчас об этом почти смешно вспоминать.
За окном очередной земной вечер. Завтра ей собираются отдать инструментрон с почтой, которой наверняка накопилось столько, что захлебнуться, и Шепард сидит в постели уже почти и не морщась от чертовой боли в спине. Она в сознании почти неделю, пару дней назад приходили Андерсон и Хаккет – два адмирала в гражданском, которым она, конечно, не смогла отдать честь по уставу – приносили свежие новости и одобрение. Осторожно похлопали по плечу, пожали руку, оставили на столе упаковку шоколадных конфет – где только взяли-то, где вообще нашли время на посещение больниц? – и доктор Скэш чуть не плевался им вслед. Явик потом со сдержанным злорадством рассказывал, как сопротивление врачей было сломлено авторитетом Альянса, и как по этому поводу злился старый доктор, и Шепард было даже немного неловко за своих командиров. В конце концов, она бы и потерпеть могла…
Андерсон ещё сказал ей:
«Никто не знает, что произошло на Цитадели. Через несколько минут после передачи сообщения о гибели «Молота» она открылась. Что ты сделала?»
И Шепард только и могла, что разводить руками. Она не знала, что сделала, но подозревала, что всё произошло вообще само по себе. И всё равно, как героиню чествовали её.
-Так почему ты…
-Плохая тема для разговора, коммандер.
Джейн кажется – если бы она протеанкой – обязательно почувствовала бы в воздухе тревогу и смущение, пусть на лице Явика ничего и нельзя прочитать. Что-то неуловимое – в тоне, в позе, в отказе от разговора… Кажется – он и сам не знает, почему всё ещё здесь. Не знает – и стыдиться. Обычно логичный, способный рассказать свои мотивы на любой поступок, не может считать нормальный нечто эмоциональное. Нечто иррациональное. И вытягивать из него что-то – идея и правда не слишком хорошая. Всё равно не выйдет, потому что нечего.
-А какая тогда хорошая? –принимает Шепард отказ, и, не дождавшись ответа, вздыхает – Если мы полетим, то нам нужен пилот и корабельный врач, как минимум…
Разумеется, протеанин понимает мгновенно. Они не заговаривали больше о поисковой экспедиции с первого вечера, но идея витала в воздухе, пробивалась в разговоры вкраплениями тревожных слов, и, зная упрямство Шепард – почти кроганское упрямство – можно было с уверенностью сказать, что всё это – дело уже решенное.
-Как минимум, нам нужен корабль, - желчно отзывается он.
А Шепард отмахивается:
-Корабль выбьем из командования или из Совета…
Эта – выбьет, - думает Явик с чем-то, похожим не одобрение.
Винтовка прижималась к плечу почти нежно. Надежное, привычное оружие – Первый не помнил, держал ли его в руках когда-то в прошлой жизни, но был абсолютно уверен, что да. Слишком удобно палец ложился на курок, слишком легко тело принимало мягкую отдачу, слишком кучно ложились пули – за все время ни разу ни одна не вошла в мишень куда-то, кроме десятки. От выстрелов – пусть и тихих из-за глушителя – слегка закладывало уши. Первый бил и бил, вспоминая былые навыки – с разворота, сидя, лежа – но про себя был уверен, что винтовкой пользоваться не придется и с нетерпением ожидал углубленных тренировок на скорость и физическую силу. На обращение с ножом, на рукопашный бой… Пока же его натаскивали только на то, что стреляет, да гоняли кругами, заставляя разминать мышцы. И это злило, потому что винтовка хороша, если хочется избавиться от неприятной добычи, которую навязал тебе кто-то не слишком умный. С жертвой же именной, красивой и значимой сходиться нужно всегда на расстояние вытянутой руки. На то расстояние, которое пригодно для танца, не унижая ни её, ни себя.
По вечерам, когда заканчивались тренировки – мышцы приятно гудели, получая правильную долю нагрузки – Первый садился на кровать, скрещивал ноги, и вспоминал, закрывая глаза. Не яркие воспоминания прошлой жизни – их не было, голова его в этом смысле была девственно пуста – но старые истины, которые были настолько им, что их не смогла победить никакая амнезия.
Смерть – искусство, - всплывало у него в сознании, если слушать тишину внутри достаточно долго – Мало застрелить из засады – это некрасиво, это непрофессионально. Не везде можно пронести винтовку, не всех ожидает простая смерть, и красивый уход из жизни – тоже подарок. Единственный подарок, который может преподнести убийца.
Бой похож на танец, - прорастало в мыслях, как сорная трава, медленно, незаметно и неотвратимо – И убивать нужно, как танцевать, сходясь лицом к лицу и давая жертве последнюю милость – приглашение и пляску. Врут, кто говорит, что в смерти нет ничего красивого. И меч в человеческой руке тоже может желать крови и звенеть песню битвы, сталкиваясь с другим мечом.
Истин было много, они текли сквозь сознание подобно светлой воде, и Первый совершенно не терзался совестью, наблюдая за их течением. Убивает тот, кто берет в руки оружие, и сам он по собственной истине был не более чем мечом или пистолетом в чужой руке. Подконтрольным, подвластным чужой воле, средством и инструментом. Не более того, и потому ему не за что было чувствовать вину.
Напротив.
Предвкушение.
Открывая глаза после транса, он всегда на несколько мгновений останавливал взгляд на фотографии Шепард, и с каждым разом видел всё больше. Неприметную родинку, шрам над левой бровью, выбившуюся прядь, крохотное пятнышко на воротнике. Чтобы найти её, чтобы сойтись с ней в последнем танце, нужно знать, что и кого она любит, куда может и не может пойти. Первый знал – три месяца достаточно для такого знания.
А потом начнется охота.
К концу недели Брайан обещал сменить надоевшую винтовку на нож. На ужин опять давали рыбу…
Первый слушал себя и жертву.
Первый месяц перевалил за первую четверь.
******
«Шепард.
В новостях передают, что ты умираешь. Я, конечно, не верю – что они могут знать, эти жалкие писаки?
Выходи на связь.
Рекс»
«Если ты умрешь – я найду способ воскресить тебя снова, Шепард! И вырву сердце. Так что не смей.
Джек»
«Мой брат пропал из-за тебя, человеческая женщина! Ты собираешься предпринимать что-то по этому поводу, или слухи о неблагодарности коммандера Шепард правдивы?
Солона Вакариан»
«Раннох помнит»
«От Балака с приветом. Ты когда-нибудь сдохнешь уже, человек?»
Шепард листает письма – коротенькие записки и длинные рассуждения, восторженные вопли и восторги перемешаны с пожеланиями скорейшей кончины – и руки у неё слегка подрагивают. Огромный массив накопился за три месяца, она не знает большинства отправителей, и почему-то ей шлют множество странных вещей. Исповедуется саларианский инженер, потерявший на войне брата, с периодичностью в неделю встречаются коротенькие сказочки – их пишет какая-то маленькая азари, желающая порадовать «Спасительницу Галактики» - и тут же спам про увеличение числа яичек, и тут же горькие рассказы о ужасах войны и новостные сводки. Кажется, её молчащая почта оказалась своеобразной отдушиной для всех, желающих высказаться – вроде бы, пишешь человеку, но он не отвечает, он вообще большую часть времени проводит в коме, и можно писать что угодно, говорить обо всем. Пишет кварианка, не подписавшая письма – о том, как потеряла корабль в последнем рывке, вернее, как корабль потерял её, не успевшую вернуться из Паломничества. Пишет пожелавшая остаться безымянной кроганка – о том, как мужчины клана Гатагог рвались развязать ещё одну войну сразу за войной Жнецов – горстка израненных, болезненно гордых мальчишек – и как навстречу им вышли женщины клана. Те, что могли теперь рожать и растить. Те, что лучше всех понимали, насколько дорога жизнь каждого родившегося в эти страшные времена. Просто встали молчаливой толпой – она была во втором ряду, прятала лицо за маской – и мужчины побросали оружие под тяжелыми взглядами подательниц жизни… Пишет элькор, о том, как шли на тварей живые танки, и как это иногда приходит к нему во снах. Пишет человеческий мальчишка, в последнем бою лишившийся руки, о том, как же здорово это – снова ходить по улицам своего города, не боясь смотреть в небо…
Их много – пишущих – и Шепард читает взахлеб эту повесть войны, пробивает короткие ответы тем, кого знает лично. Её отпускает боль – пусть легкая, она стала неотвязной спутницей любого движения – и хочется смеяться и плакать одновременно.
«Знаете, капитан – я пока замещаю Серого Посредника. Ну, пока Лиара не вернулась.
К сожалению, даже с моими возможностями не удается узнать, куда отнесло «Нормандию» - сеть растрепана, многие цепочки информаторов прервались – и если вы однажды отправитесь искать её – дайте знать. Если вам нужна будет информация, люди или ресурсы – я постараюсь помочь.»
«Мой дружок Ксив задолжал мне двадцатку – мы поспорили, что вы недели не протянете. Так что доброго здоровьичка вам, капитан. Когда будет полгода – я выиграю у него пару сотен»
«Спасибо»
«А я так и думала, что у тебя всё получится, Дженни. У тебя всё получалось, ещё с первого курса. Будешь на Иден Прайм – заходи, вспомним старые деньки.
Мэри»
К вечеру у Шепард болят глаза от долгого чтения, она рассасывает таблетки почти без привычного отвращения, и удивляет доктора Скэша вопросом, который не должен был звучать ещё недели две.
-Когда мне можно будет встать? – спрашивает она у него на вечернем обходе, и саларианец поднимает голову от своих записей – что он там пишет, у Джейн так и не получилось подсмотреть. Взгляд у него строгий и немного удивленный, и Шепард мгновенно чувствует себя ребенком, который сказал что-то бестактное и неуместное, но не отводит глаза. Она уже гораздо бодрее, перестала утомляться от самых простых действий, и, честно сказать, ей не терпится начать что-то делать. Самый тяжелый период прошел, она валяется в постели уже две недели, не делая практически ничего, и хорошо бы хоть услышать цифру – примерное число дней, которые ей ещё предстоит пролежать, не вставая. Хотя бы цифру…
Но доктор удивляет её. Откладывает блокнот, поднимается со стула…
-Будет больно, - говорит он предостерегающе, и Джейн с одной стороны хочется завопить – я же не готова вот прямо сейчас! – а с другой – прыжком слететь с кровати. Разумеется, она выбирает второе. Нужно быть сильной, нужно ставить перед собой невозможные задачи…
Она садится, отпихнув одеяло в сторону, свешивает ноги. Буро-красный ожог вьется сзади, под коленками, по щиколотке, и Шепард усмехается невольно, представив, как выглядит со стороны. Вспоминается ей – в двадцатом веке, давным-давно, был персонаж комиксов, которого звали Двуликим. В её детстве кто-то из парней-«Красных» обожал всю эту антикварную комиксную ерунду про Бэтмена, и именно с тех пор она помнит персонажей… У Двуликого обгорелой была, кажется, левая сторона тела. Она сейчас похожа на него. Только у неё не левая, а задняя.
Пол теплый, и Шепард ставит на него босые ноги, секунду медлит. Есть у неё трусливое желание – лечь обратно, не узнавать, насколько всё плохо… Конечно, она не поддается. Толкается обеими руками и встает.
Мир качается вместе с ней, разом накатывает боль – от левой ноги, на которой видны узелки неверно сросшихся мышц, от сгоревшей до мяса спины, на которую внезапно пришлась нагрузка - голова кружится, и Шепард раскрывает руки, пытаясь поймать равновесие. Шатается, упрямо удерживаясь, сдавленно шипит сквозь зубы, балансируя изо всех сил…
Доктор поддерживает её, когда она уже готова сдаться. Помогает усесться на кровать. Шепард тяжело дышит, подтягивает увечную ногу на одеяло, начинает растирать её… Чувствует она себя отвратительно слабой и ни на что не способной, но Скэш улыбается:
-Хорошо. Немногие встают. Немногие не падают. Через пару месяцев снова будете бегать. – и тут же поднимает трехпалую ладонь, показывая – шутка. Бегать не будете, конечно.
Уходя, он отдельно предупредит:
-Без меня не пробуйте вставать, - и Шепард, конечно, кивнет. Нехотя вернется к чтению. Без неё многое изменилось в этом мире, нужно наверстывать, но сейчас её дергает глупое желание – подняться ещё раз, и ещё, и ещё. Умом понимает – ничего не измениться. Такие вещи не делаются в один день. Но гордость требует.
«Обязательно похвастаюсь Явику, - решает она со вздохом.
Один из редких случаев, когда разуму удается победить.
Автор: Белая Ворона
Категория: Mass Effect 3.
Рейтинг: PG.
Персонажи и пейринги: Тейн/фем!Шепард, Явик, ОЖП, ОМП.
Жанр: Gen, Het.
Размер: 9 124 пока.
Аннотация: Пост-канон. К сожалению, без спойлеров точнее не получится.
Предупреждения: Шепард - чистейший парагон с очень редкими вспышками ренегатства.
Автор - сторонник теории индокринации. Автор - сторонник счастья и хэппи-энда.
От автора: В некотором роде продолжение "Этот мир не ждет гостей"
Статус: в процессе написания.
читать дальшеПервый очнулся от холода. Прислушался к окружающей тишине. Попытался вспомнить, что это за тишина, и не смог. Мгновенно напрягся, быстро пробегаясь по собственной памяти в поисках хоть чего-нибудь, едва заметно повернул голову, не найдя. Из-под века блеснула чернота зрачка. Ноздри затрепетали, раздуваясь - Первый принюхивался. Двигаться он не спешил, как не спешил и открывать глаза. Он сам не знал, отчего действует именно так, но что-то неназванное, притаившееся в нем, темное и почти инстинктивное, подсказывало - если ты вдруг очнулся в незнакомом месте и не можешь вспомнить, кто ты, и как попал в него, не стоит давать возможному наблюдателю понять, что ты проснулся. Тише дыхание, не жмурится, не вертеть головой слишком открыто - всё в пределах нормальной для спящего активности - и слушать. Далекие шаги по гулкому полу - значит, это большое здание с высокими потолками. Едва слышный гул - двигатели. Значит, это космический корабль или станция. Низкое гудение кондиционера. Почти не слышный звон капель в капельнице. Запахи - спирта и лекарств. Какое-то медицинское оборудование тихонько жужжит, на сгибе локтя в вену тычется катетер.
Больница.
Отчего-то Первому казалось, что такая обстановка ему хорошо знакома, но уверен он, конечно, не был. Как не был уверен и в том, как сумел поймать амнезию. Может быть, это была драка? Может быть, авария? А может быть, упавший с крыши кирпич?..
Где-то в отдалении трижды пробили часы - старые, наверняка гордость какой-нибудь медсестрички - умная техника зашипела, и, рискнув скосить на неё глаз, Первый увидел перемигивающиеся огоньки - красные, желтые, синие, сиреневые. Совсем рядом пришел в движение автоматический поршень, в предплечье ткнулась игла. Сразу закружилась голова, отяжелели веки.
"Снотворное, - определил Первый с неожиданным профессионализмом и послушно закрыл глаза. Живой наблюдатель не заметил бы его пробуждения. Компьютер, отслеживавший давление, пульс и частоту вдохов, не мог пропустить изменений в состоянии пациента.
Вскоре он уже спал, и удовлетворенный аппарат снова затих над ним, напоминая затаившегося паука.
-Она жива?
-Да.
-И не собирается умирать в эту ночь?
-Да.
-Что говорят врачи?
-Да.
-Что "Да", ты, хитиновая задница?!
-Если ты впадешь в истерику, человек, или повторишь оскорбление, я прерву связь.
-О`кей, о`кей, погорячился. Так что "Да"?
-Жива и останется живой ещё несколько дней. Больше чем на неделю они не могут дать гарантии.
-Дерьмо...
Первым, что почувствовала Шепард, очнувшись, была тянущая боль в ногах. Слабо саднила щека. На каждый вдох горло отзывалось болезненным спазмом.
Первым, что увидела Шепард, очнувшись, был белый потолок больничной палаты, исчерченный зелеными тенями от листьев. Пахло лекарствами, мясным бульоном и цветами. Скосив глаза, она обнаружила на прикроватной тумбочке высокую вазу, едва вмещающую все упиханные в неё цветы. Несколько роз, тепличные ирисы, лилии, затесалась пара орхидей. Букет выглядел так, словно какая-то медсестра, недолго думая, составила все приношения в одну вазу, образуя фантасмагоричное, ярчайшее сочетание. Шепард слабо улыбнулась, увидев тоненькую веточку сирени.
Память возвращалась к ней медленно, толчками - вот она пожимает руку Явику, мимолетно ловя его настроение, вот Рекс воодушевляет своих кроганов, вот Лиара обнимает её, показывая вечность, а вот на них идут баньши - одна за другой, иссушенные демоны с черно-синей кожей. Нагревается в руке верная снайперка, и желание одно - дойти и сдохнуть, чтобы все это уже кончилось. Вот они бегут к лучу, вот по ним ударяет Жнец, вот она бредет вперед, прижимая к голове ладонь. А потом - Призрак, Андерсон, груды тел, Катализатор...
Что он там нес про уничтожение синтетиками органиков во имя того, чтобы другие синтетики их не уничтожили?..
Не вспомнить.
Шепард слабо дернула головой, не понимая, как у неё получилось выжить на горящей Цитадели, поморщилась от прострелившей висок боли. Кажется, по ней прошелся луч Жнеца, потом она сгорела, потом Цитадель распалась на кусочки, потом она ненадолго просыпалась, но так ненадолго, что не успевала ничего спросить... Если думать обо всем этом всерьез, звучать начинало как изощренный бред. Потому капитан временно выбросила всё из головы, и занялась инспекцией собственного тела. Ноги - на месте. Руки - тоже. Побаливает спина - на ней, кажется, прибавилось шрамов...
В тот момент, когда Шепард пыталась выпростать из-под одеяла руку, дверь палаты с тихим шелестом разошлась.
-Что-то изменилось?
-Нет. Никаких гарантий.
-Дерьмо...
-Ты повторяешь это слово слишком часто, человек. Оно уже успело мне наскучить.
-Оно лучше всего подходит к происходящему. Ещё что-нибудь?
-Просыпалась прошлой ночью. Успела задать вопрос о местоположении, но не успела услышать ответа.
-Слушай, жук... Явик. А что, если она действительно умрет?
-Не паникуй, солдат. Протеане умирают только отдав все свои долги. Она этого ещё не сделала. Потому - она не умрет.
-Но она же...
-Конец связи.
Шепард приподнялась на локте, желая лучше разглядеть вошедшего. Расплылась в улыбке, узнав. Ей было бы неприятно и немного страшно увидеть незнакомого врача, но на пороге стоял Явик. Привычный, знакомый Явик, у которого наверняка были ответы на все её вопросы. На самом дне памяти что-то зашевелилось, что-то шелестящее, пахнущее гарью и отдающее покачиванием, но Шепард легко выбросила его из своих мыслей вслед за Катализатором, присмотрелась. Выглядел протеанин примерно так же, как и в тот день, когда они штурмовали Цитедаль. Четыре янтарных глаза смотрели с обычным отстраненным равнодушием, которое давно уже не пугало Шепард, броня была, кажется, новая - бело-черная, совсем легкая. Наверное, война и правда кончилась, если этот упрямец вылез из своей ярко-красной...
-Мы на Земле? - спросила Джейн, сама поразившись слабости собственного голоса, и Явик откликнулся, словно ничего не было, словно они расстались минут пять назад:
-Да, коммандер. - подошел к кровати. Смотреть на него снизу вверх было не особенно приятно - над приподнявшейся на локте, но всё-таки лежащей Шепард он возвышался, как гора - и потому она толкнулась обеими руками, с трудом села. Спина уже не просто саднила - по-настоящему болела - но лечь обратно не позволяли упрямство и гордость. Раз уж очнулась так очнулась. Нужно приступать к реабилитации прямо сейчас.
Реабилитация же в представлении Шепард включала в себя одно-единственное утверждение: "Действуй на пределе своих возможностей - и организм быстро поймет, что больше некогда болеть."
-Отлично. Жнецы?
-Мертвы.
Вот на этом утверждении у Шепард дрогнули руки. Она по правде сказать не очень и верила в свою победу. По крайней мере, в конце, в самоубийственном рывке до Цитадели, веры в ней почти не осталось, и сейчас слышать, что она жива, и что больше нет тварей, методично уничтожавших расу за расой, было странно, нереально и почти страшно. Потому что это значило мир. Это значило время без войны, когда нужно только восстанавливать разрушенное...
Восстанавливала Шепард всегда отвратительно. Собственно, потому и подалась в Альянс.
-Цена? - спросила она тихо, вспомнив предостережения Катализатора, и Явик устало качнул головой, присел на краешек кровати. Протянул трехпалую, лишенную всякой брони, ладонь. "Долго рассказывать" - прочитала Джейн в этом его жесте, и доверчиво прикоснулась к сероватой шершавой коже кончиками пальцев. Полузабытое ощущение подступающего шквала охватило её, обожгло виски и затылок, и чужая память вперемешку со знаниями полилась в её сознание.
-Если...
-Когда.
-Когда она очнется, скажи, что я на "Ястребе". Поиск выживших, сбор ресурсов, ты знаешь.
-Она захочет узнать, когда ты вернешься, человек.
-Скажи - сентябрь. Крайний срок - октябрь. И ещё передай "Я знал, что каким-то жалким Жнецам с тобой не тягаться, Лола". Запомнишь?
-Естественно. Конец связи.
...Вот поднимается жаркая алая волна, вот небо словно бы горит, и Жнецы падают, в одно мгновение ставшие беспомощными, совсем не страшными. Цитадель трясется и распадается на куски, ретрянсляторы, перегруженные льющейся сквозь них силой, натужно вибрируют. Солдаты вскидывают винтовки, кричат что-то бессмысленное, радостное, "Меч", обожженный взрывной волной, становится просто сборищем корабликов, попавших в шторм, а потом - новостные сводки, передачи, интервью. Цитадель потихоньку восстанавливают, собирают рассыпавшиеся по космосу жилые отсеки и корабли эскадры, Совет временно базируется на сооруженной на ходу станции, которая, конечно, не сравнится с Цитаделью, восстанавливается связь, геты посылают посольство к Совету, и всё, вроде бы, хорошо, если не считать, что многие расы на грани вымирания, что планеты местами обожжены и не приспособлены к жизни, что сбоят пережившие чудовищную перегрузку ретрансляторы, что ничего не слышно о "Нормандии"...
О "Нормандии".
"Нормандии".
Шепард открыла глаза, отпустила руку Явика. В голове у неё крутились только раздробленные мысли, похожие на круговорот цветных стеклышек в калейдоскопе. Катализатор врал, "Нормандия" пропала, она живет, хотя сделала всё, чтобы умереть, и Явик, упрямый протеанин, всё это время был здесь. И ещё Вега с его посланием, и кипа писем, которая наверняка накопилась, и что теперь делать, и стоит вообще что-то делать, и почему бы просто не доползти до ближайшего окна, и...
-Принести тебе поесть, коммандер?
-Что, прости?
Он улыбнулся - всего один раз до этого Шепард видела его улыбку - пояснил почти без раздражения, неожиданно спокойный и умиротворенный:
-Ты не хочешь жить, ты растерянна и ошарашена. Поэтому тебе нужно успокоиться, поесть и вспомнить свою старую истину: "Жизнь того стоит".
-Ты изменился, - почти укорила его Шепард, глядя с пристальным вниманием и не находя того надлома и ярости, которые были в Явике раньше. Были Явиком.
-Три месяца, - отмахнулся он так, словно это что-то должно было что-то объяснить. Поднялся.
Джейн вздохнула, когда за ним закрылась дверь, откинулась на подушки. Простейшее действие измотало её, как тяжелейший бой.
"Кажется, я слишком сильно ударилась головой, - она старалась отдышаться, прижимая к груди ладонь, но эта мысль была радостной. Слишком уж бредовым был Катализатор - прозрачный мальчик и вся несомая им ересь... Только тогда выходило, что Горн выпалил сам по себе?
Не понять.
-Она проснулась, врач. Действуй.
-Кто проснулся?
-Капитан Шепард.
-Совсем?
-Совсем.
-А...
-Не заставляй меня думать, что ты бесполезен, человек!
Вторично Первый очнулся от того, что его тронули за плечо. Рефлекс сработал мгновенно - Первый только открыл глаза, а рука тронувшего уже оказалась перехвачена, и была бы в мгновение заломлена за спину, если бы Первый не лежал в постели. Человек не вскрикнул, даже не подался назад. Только слегка поморщился, сказал с показным безразличием:
-Я доктор Брайан, дрелл. И я буду тебе признателен, если ты меня отпустишь.
-А если нет? - заново пробуя на языке слова, который приходили, кажется, из ниоткуда, спросил у него Первый. Человек тихо фыркнул, пожимая плечами:
-Тогда получишь укол снотворного и уснешь снова. А на моем месте в следующий раз будет штурмовик.
Мгновение Первый смотрел на него, оценивая эти слова, а после медленно разжал пальцы. Смиренно сложил ладони поверх одеяла. Если сила не на твоей стороне, будь послушен - подсказал ему инстинкт, и Первый подчинился. Сейчас у него не было иного руководства к действию.
-Вот и славно, - удовлетворенно кивнул ему доктор, и отступил от кровати. Что-то набрал на инструментроне - тихо прозвучала в воздухе короткая дробь - Поднимайся. Посмотрим, удастся ли тебе.
Разумеется, Первому удалось. Как удалось и присесть, и встать на колени, и даже пробежаться по короткому коридору. Тело, не успевшее отвыкнуть от движения, слушалось охотно, исполняя малейший каприз, и доктор Брайан удовлетворенно кивал. Кажется, ему нравились результаты. Первый же присматривался к серым стенам, к чему-то вроде спортивного зала, и думал, что всё это, похоже, оборудовано именно для таких испытаний. Вопросов он пока не задавал, предчувствуя, что ему всё расскажут, когда придет время.
Умей ждать - гласила важнейшая из пришедших к нему истин.
Вместе с обедом к Шепард пришел доктор - невысокий до странного саларианец с кожей цвета мелкого речного песка. Глаза у него отливали старой бронзой, и с первого взгляда Шепард безошибочно поняла - саларианец стар. Молодые двигаются порывисто, чуть ли не срываясь на бег, не могут усидеть на месте лишней минуты, он же только крутил в пальцах какой-то тонкий металлический инструмент, и жесты у него были скупые, расчетливые и даже немножко замедленные.
Только войдя, он сказал:
-Здравствуйте, больная, - и Шепард сразу почувствовала себя маленькой девочкой - то ли в восемь, то ли в девять лет ей довелось попасть в больницу, пусть поганую, бесплатную, но всё же, и там доктора смотрели на неё с точно таким же выражением, и говорили тем же тоном. Мягким, успокаивающим тоном, присущим старым и опытным врачам...
А когда саларианец почти мординовским движением взмахнул рукой, представляясь:
-Доктор Скэш, всегда к вашим услугам, - Джейн и вовсе прониклась к нему отчетливой симпатией и доверием.
...Он сидел рядом с кроватью Шепард на стуле, что-то просматривал на инструментроне, изредка поводил рукой, снимая какие-то показатели, и на лице его ничего нельзя было прочесть. Да Джейн и не пыталась. Пила апельсиновый сок, ела несоленую жидкую кашу, кусала черный хлеб и ни о чем не думала. Чувствовала она себя ещё слишком больной, чтобы развивать активную деятельность, и пока что плыла по течению, ожидая, что же ей скажут. Собственно, лишить её желания действовать можно было только так - уложив её на больничную койку с чем-нибудь чрезвычайно серьезным.
Наконец, обед кончился, доктор закончил делать какие-то пометки, и, понимая, что сейчас ей расскажут, насколько у неё всё плохо, Шепард не могла удержаться от искушения начать первой.
-Я буду жить? - спросила она тихо, пряча в уголках губ слабую улыбку, чтобы ясно показать, что шутит, и доктор откликнулся в тон, улыбнувшись так же - губы у него были тонкие и бескровные, как и у всех саларианцев:
-Будете, больная. Плохо и недолго, как и все в этом бренном мире, но...
Они рассмеялись одновременно, сдержанно и с удовольствием, и Шепард вдруг стало легче. Она могла сколько угодно желать умереть на Цитадели, но сейчас жизнь брала своё, продолжалась и манила на новые подвиги, и, наверное, именно это ей и было нужно - проспать три месяца, проснуться снова к разбитому корыту, смеяться, ощущая себя живой. Саднило горло, ныла спина, но сытая Джейн отнеслась к этому гораздо проще. В конце концов, не первая, не последняя рана, и вся война со Жнецами вдруг отодвинулась назад, словно дурной сон.
Ей часто снились дурные сны.
-Семьдесят процентов ожогов, - сказал ей Скэш, вдруг как-то посерьезнев. Загнул один палец, отчего Шепард пришла дурацкая мысль - почему саларианцы не пользуется шестеричной системой счисления? Или они не учат детей считать на пальцах? Или это уже пройденный этап, времена дикости? - Сотрясение мозга. Нервное истощение. Перелом левой ноги. Три месяца в забытии. Ещё столько же - на реабилитацию. Возможно, больше. Некоторые шрамы будут болеть всю жизнь.
-Которая будет недолгой и печальной, - усмехнулась Джейн и малодушно сползла по подушке вниз. Она чувствовала себя сытой и готовой уснуть в любой момент. Более того - она хотела уснуть. Банальные действия - сесть, взять ложку - измотали её.
-Несколько дней вы будете лежать тихо. Умереть вам уже не грозит, но тишина пойдет на пользу, - словно не слыша её, продолжил доктор - Никаких посетителей. Писем. Прочего такого. Иначе вколю снотворное.
-А Явик? - беспокойно шевельнулась Шепард, которую перспектива остаться в информационном вакууме - а вопросов у неё было много, хоть на основные и было отвечено сегодня - и без знакомых несколько напрягла. Всегда властная, склонная привыкать и привязываться намертво, она всегда тяжело переживала расставания с друзьями. А тут друзей-то осталось - один протеанин. Было отчего взволноваться.
Доктор Скэш закатил глаза:
-Если будет сидеть тихо. Три месяца топчется здесь. Едва уговорили помогать носить раненых. Толкать каталки.
Джейн тихонько хмыкнула, представив себе картину того, как врачи пытались заставить Явика хоть что-то сделать. Упрямец, почти не признающий законов, почему он вообще остался, а не полетел куда-нибудь ещё, как собирался?
"Нужно будет спросить, - решила Шепард, и закрыла глаза.
Шорох закрывающейся двери она услышала уже сквозь дрему.
Они закончили поздно, проверив почти все двигательные рефлексы, но Первый совершенно не чувствовал себя уставшим. Напротив, в мышцах звенела тугая сила, ему хотелось ещё бежать, ещё прыгать, может быть, свернуть кому-нибудь шею ловким движением рук. Он чувствовал себя, как умирающий, вдруг поднявшийся со смертного одра здоровым, как засидевшийся в клетке зверь, желающий только одного - двигаться, играть. Жить. Проверка разбудила в нем инстинкты, сознание словно расщепилось на две части, и "Я", сознающее себя, отдельное от тела, удивлялось, глядя, сколько всего то умеет.
"Кем же я был? - спрашивал себя Первый, отстраненно наблюдая за кульбитами тела, и, чувствуя зуд в руках - драться, ударить, выпустить силу - сам себе отвечал молчанием. Он смутно догадывался о том, у кого бывают такие отточенные движения, кто так легко встает, упав, но откладывал эти свои догадки до того гипотетического времени, когда можно будет спрашивать.
Они закончили поздно, он ощущал это всей кожей, и по-своему обрадовался несколько запоздавшему ужину. Ничего особенного, какая-то каша, травяной настой, рыба, но стуча по тарелке ложкой - вилку ему не дали, очевидно, решив, что есть ею полужидкую белую массу было бы странно - он получал от еды огромное удовольствие. После долгого времени в постели - он припоминал, как просыпался несколько раз, встречая взглядом всю ту же безжизненную белизну потолка - он, кажется, окончательно выздровал.
Если и вовсе болел.
Доктор Брайан с ним не ужинал. Сидел напротив, что-то помечал в инструментроне, улыбался чему-то своему. Человек этот Первому не то чтобы не нравился... Был скорее безразличен с уклоном в минус. Шел от него неприятный запах лекарств, рыжие волосы обнажали небольшую аккуратную плешь, и весь он был какой-то скучный, казенный. Первый даже подумал мимоходом, что убить такого - дело меньше, чем на минуту.
-Что ты помнишь, дрелл? - спросил доктор вдруг, и Первый ответил ему честно:
-Ничего.
-Имя?
-Нет.
-Род деятельности?
-Нет.
-Отлично.
Помолчали. Первый доедал кашу, с любопытством поглядывая на свои руки.
И только перед тем, как дверь его камеры - комнаты?.. - закрылась, Брайан разлепил губы ещё раз:
-Завтра с тобой будет говорить босс. Будь вежлив, дрелл.
Если сила не на твоей стороне... - снова шепнул ему инстинкт, и Первый кивнул.
Сила - в информации. Это он тоже вспомнил - или понял? - довольно быстро.
*****
Утром за окном пели птицы, и Шепард, проснувшаяся от их щебета, удивилась. На Земле, на обожженной, истерзанной Жнецами Земле, ещё остались птицы, празднующие очередную весну! Это было непостижимо, не укладывалось в голове, и она обязательно подошла бы к окну, посмотреть на них, если бы только могла встать. Но – не сложилось. В мышцах поселилась противная слабость, левая нога саднила, и если вспомнить, как вчера она вымоталась от одного только ужина – только от того, что сама держала ложку! – то выходило, что с постелью она не расстанется ещё долго. И птицы ей пока никак не светят. Хорошо хоть сесть получалось без посторонней помощи. На долгой своей войне – с восемнадцати лет по казармам – Шепард видела тех, с кем случались вещи гораздо худшие. Одна из её подруг, с которой они в академии играли в щиты и охотились друг за другом с полотенцами, однажды получила тяжелый удар по хребту от батарианина, и больше уже никогда не смогла встать. Другая – смешливая, сероглазая – осталась слепой. Многие просто погибли. Жизнь солдата – даже биотика, вечно остающегося за чужими спинами в качестве поддержки – это всегда риск самого худшего. Беспомощности. Смерти. И потому Шепард прекрасно понимала, что очень легко отделалась. У неё ещё был шанс сползти с кровати, снова увидеть звезды и взойти на мостик корабля. Многим повезло гораздо меньше, чем ей.
В таком контексте положение её начинало внушать оптимизм и смотреться изрядной удачей. И у неё получалось самостоятельно сесть!
Про это она тоже не собиралась забывать.
Как не собиралась забывать и про то, что мир выстоял, что Катализатор врал, что геты живы, и что СУЗИ где-то с Джокером. Куда, кстати, унесло их, верную её команду? Выжили ли они вообще, и если да, то где их искать?
В том, что их нужно искать, и в том, что заниматься этим будет именно она, Шепард не сомневалась. В конце концов, это была именно её команда. Четыре месяца на одном корабле, общие трапезы, вечно прикрытые спины, разделенные на всех горе и радость, они были ей единственной семьей, которая только могла у неё быть. И сейчас они затерялись где-то в темноте космоса, не зная даже, где она, жива ли вообще. А ещё у них ограниченные запасы, и наверняка навернулся передатчик, и взлететь они, скорее всего, не могут, иначе давно уже пришвартовались бы на Центральной…
Очень похоже она чувствовала себя, когда только воскресла. Оставшись одна, поняв, что команду разметало по разным планетам, в разные жизни, она преисполнилась решимости. Найти их, поговорить, создать что-то новое, или опять сплотить старое. Тогда, дезориентированная, выпавшая из времени, она немногим отличалась от себя-нынешней.
Возникало страшнейшее дежа-вю, к которому мешалось легкое сомнение – быть может, не стоит начинать всё сначала? Строить то, что всё равно окажется разрушено? Где-то вне времени шумело вечное море, в которое Шепард верила искренне и истово, хотя никогда не была фаталисткой – и там её точно ждали, не смотря ни на что. Не нужно будет опять крутиться в безумном ритме жизни, опять оставаться должной и взимать плату. Только лежать у кромки прибоя, чувствовать рядом родное тепло. Вечный отдых. Вечный покой. Тейн, по которому она так скучала…
Но это был бы малодушный исход, и кто тогда позаботиться о команде, кто спросит Явика о его мотивах? Уходя на Цитадель, она думала, что отдала все свои долги. Сейчас внезапно оказалось, что это совсем не так.
А Шепард всегда исполняла обещания.
Потому она потянулась – спина отозвалась тянущей болью – аккуратно повернулась на бок. Взгляд её остановился на клочке голубого неба, видного в окно, и так там и остался.
Она давно не видела чистого неба. Давно не бездельничала хоть сколько-то долго…
Где-то на горизонте, в районе девяти часов по общему, маячил завтрак.
-Я был здесь три месяца! Сидел у её постели, следил за вашими аппаратами, таскал ваших раненых! Подумай лучше, человек. Ты, правда, сказал то, что сказал?
-Сожалею. Ей нужен покой.
-Чем я могу помешать её покою?
-Сожалею. Таково распоряжение её лечащего врача.
-И когда же меня снова пустят?
-Возможно, вечером, в часы посетителей, если она захочет вас видеть…
-Вечером? То есть, завтра вечером? Если бы мы были на корабле – я бы выкинул тебя в шлюз.
-Сожалею. Ничем не могу помочь.
На завтрак была каша. Всё та же – несоленая, полужидкая и почти безвкусная. Пришедший с обязательным обходом доктор Скэш только плечами пожал на убийственный взгляд Шепард:
-Никакой тяжелой пищи. В вашем состоянии может привести к нежелательным последствиям.
Он вообще был очень краток. Посмотрел на свет глаза, снял какие-то показатели, помог повернуться спиной и осмотрел подживающие ожоги, боль от которых снимало слабое обезболивающие. Шепард даже не стала спрашивать, что у неё творится с кожей – и так примерно представляла, какие следы оставляет огонь на человеческом теле. Пусть даже огонь не совсем огонь, а лазер жнеца. Наверняка пятна и бугры, шрамы от оплавившейся брони… Когда доктор, сделав все необходимые пометки и оставив упаковку таблеток, ушел, Джейн аккуратно вползла по подушке в сидячее положение и, осторожно выпростав из-под одеяла руку, внимательно осмотрела её. Вчера было не до того. Утром её занимали птицы. Сейчас же она поводила кончиками пальцев по коже, смотрела то так, то этак…
Кисти почти до локтя оказались спасены перчатками, которые и сделаны-то были для того, чтобы гасить отдачу, принимать на себя перегрев оружия и защищать владельца от выстрелов по рукам. У неё, биотика, они ещё были облегченные, сверхдорогие, стойкие почти ко всем воздействиям… Кисти они спасли. Но выше запястья, там, где они смыкались с наручами, остался круговой черно-бурый след. Наручи Шепард носила простые, безо всяческих наворотов, и под огнем они просто оплыли, обжигая кожу и оставляя след. Зрелище получалось не очень приятное, пусть врачи и сделали, что могли. Кажется, пытались привить искусственную, но от этого выходило ещё хуже – участки синтетики походили на заплатки…
"Если на спине так же, - решила Джейн с неувядающим оптимизмом – она уже избрала его, как единственно возможную и привычную стратегию поведения – То есть ещё один повод не носить открытые платья"
Фыркнула. Закрыла глаза.
Лучший способ выздороветь – больше спать и правильно питаться.
Тем более, что больше делать было совсем нечего – инструментрон ей обещали отдать только на следующей неделе, если всё пойдет хорошо, а Явика пустить только к вечеру, если состояние останется стабильным…
Она заснула быстро и ничего не видела во сне.
У Явика от ярости сводит скулы. На кончиках пальцев рождается зеленое свечение. Он ходит по коридору мимо палаты Шепард, и больше всего ему хочется найти того чертова саларианца, который её лечит, и взять эту лягушку за горло.
Он просидел в этом дурацком госпитале кучу времени. Чтобы не выгнали, согласился помогать ухаживать за ранеными, брезгливо морщился каждый раз, когда приходилось помогать медсестричкам-азари, слишком слабым, чтобы поднять здоровенного раненного крогана. У его народа подобное времяпрепровождение назвали бы глупостью, могли бы обвинить его в трусости – протеане всегда негласно ценили бойцов больше медиков – но ему уже всё равно. Мудрость его народа, перенесенная им через тысячи и тысячи лет в кристалле, учит войне, а не миру, и потому сейчас он может решать за себя сам. Раньше все было просто – рожденный на войне, для войны, он знает её от и до. Прекрасный ученик, выучивший самый сложный и больной свой урок на отлично, он всегда знал, как поступать. Сейчас эта истина уже ни на что не годна, война окончена, благодаря женщине, в победе которой он сомневался весь путь, и мир пахнет железом, пеплом и зеленью, и всё вокруг новое и странное. Высшая цель достигнута. Можно почувствовать себя свободным, идти в мир, распахнув крылья, но Явик не знает, что такое мир. Он осторожно трогает его кончиками пальцев, читает между строк его сигналы, по вечерам на улицах полуразрушенного городка ловит свежий ветер. Он ни за что не признается себе – свобода пугает его. Привыкший к цели и непоколебимой уверенности, он растерян, не знает, в какую сторону идти. Стоит ли поехать к морю, отправиться на другую планету, найти могилы солдат? Что вообще стоит делать, если вокруг тебя нет войны?
Явик не знает. Кристалл ничем не может ему подсказать.
Он говорит себе – «Она – мой капитан». Он убеждает себя, что это негласное обещание быть в её команде держит его здесь. Но на самом деле долг его кончился в тот момент, когда мертвой железной тушей пал последний Жнец. На самом деле, он просто остается с тем, что знает в этом мире, и кто, как не Шепард, с её вечными странными сентенциями способна показать ему жизнь без войны?
Конечно, сам себе он никогда так не объяснит, бесконечно отмахиваясь честью.
Он ходит вперед-назад, меряет коридор шагами, и это бесконечно несправедливо, что именно сейчас его не пускают.
Врачи. Непостижимые существа.
Особенно такие примитивные, как здешние.
У босса оказались электрически-голубые, яркие глаза и нездоровый, сероватый оттенок кожи. До разговора лицом к лицу он, конечно, не снизошел, и потому общались по дальней связи, которая иногда сбоила, покрывая изображение слабой рябью помех. Первому это не особенно мешало. Как дела обстояли у босса – он не спрашивал.
Утром его снова разбудил Брайан – на сей раз, ему не удалось коснуться плеча Первого - тот открыл глаза за мгновение до того, как чужие пальцы прикоснулись к черно-серой полоске старого шрама. Рефлексы, разбуженные вчерашней тренировкой, сработали безукоризненно – Первый легко выскользнул из постели, встал у человека за спиной. Он видел, как врача передернуло. Пусть он и пытался это скрыть.
Ему выдали легкую броню – матовую, чистого черного цвета – накормили завтраком, провели в зал биффинг-связи. Наверное, он должен был нервничать – доктор Брайан всё время поглядывал на него с чем-то, похожим на ожидание – но единственным чувством Первого было любопытство. У больших людей можно спрашивать, они всегда знают, что отвечать – а вопросов у него уже было не просто много – неправдоподобно много. Когда просыпаешься с амнезией и никто не спешит объяснить тебе, кто ты, и чем занимался, это вполне естественное состояние. Так что вместо того, чтобы нервничать, Первый скорее радовался тому, что получит информацию.
Кто владеет информацией – владеет миром. Первый не помнил, кто это сказал.
У босса были голубые глаза с яркими вкраплениями светоидов, в пальцах левой руки исходила дымком сигарета. Безупречно выглаженный костюм, начищенные ботинки – от этого человека шла опасность и странная электрическая горечь. Покалывало кончики пальцев, как перед большим боем.
Он не выглядел страшным, не выглядел сильным, но Первый был достаточно умен, чтобы понять – именно такие, как этот человек возводят и рушат империи несколькими словами. Его следует опасаться, не так, как остерегаются льва, а так, как обходят гнездо ядовитой змеи...
Несколько мгновений они изучали друг друга. Босс курил. Первый стоял, заложив руки за спину и даже, кажется, не моргал.
Умей ждать – накрепко запомнил он со своего первого дня, который был всего лишь вчера, и честно следовал этому совету. Пусть ему и хотелось начать.
"Белые начинают и выигрывают, - всплыла откуда-то оборванная фраза.
Но в этот раз начинали черные.
-Меня называют Призраком, - сказал босс. Дым от его сигареты завивался спиралями, и велико было искушение смотреть на них и только на них – Тебя здесь будут называть Первым.
-Почему именно так? – тлел алым глазом огонек сигареты, Призрак затянулся, медленно выдохнул дым, прежде, чем ответить.
-Потому что называть тебя "Лучшим" было бы слишком претенциозно.
Первый кивнул, не отрывая взгляда от чужого лица. Имя ему понравилось. Безликое имя-кличка, за которой нет человека и удобно прятаться. Объяснение же понравилось ещё больше. Хоть и породило очередную волну вопросов…
Конечно, он промолчал.
-Вам не кажется неразумным…
-Не кажется.
-Но последняя жертва подобного благородства разрушила все ваши планы и…
-На Земле говорят – "Клин клином вышибают". Воскресшая живая легенда, убитая другой воскресшей легендой – это, как минимум, красиво.
-Но продуктивно ли?..
-Я не намерен оправдываться перед вами, доктор. Ваше дело – поднять это со смертного одра. Как распорядиться им, я решу сам.
-Разумеется, сэр.
-Ты умирал, - сказал ему Призрак после продолжительного молчания. Кажется, они испытывали друг друга на прочность, на умение сдерживать собственные порывы. Первый подозревал, что при определенных обстоятельствах они могли бы промолчать до утра. Уж ему-то точно хватило бы терпения – Медики "Цербера" сделали невозможное, излечили неизлечимое.
-Зачем? – он качнулся с пятки на носок – тело требовало движения, прыжка, удара. Жизни. Но сейчас нужно было только молчать и взвешивать свои слова. Призрак не был другом.
К счастью, не был и врагом.
-Лучший убийца в галактике слишком ценен, чтобы так глупо терять его.
Первый не сбился с ритма – пятка-носок, пятка-носок – не изменился в лице. Он уже подозревал, наблюдая за собственным телом, что-то подобное. Что он или военный, или преступник. Слишком точные боевые движения. Слишком резкие стремительные жесты. Так двигаются опытные бойцы, так легко встают и падают на колени опытные воры. Слово "убийца" не испугало его. А слово "лучший" откровенно заинтересовало.
-Вам нужно, чтобы я убил кого-то, - сказал он ровно, почти скучающим тоном, ничем не выдав своего интереса. Движения его оставались ровны и ритмичны. Так покачивается на хвосте змея, желая заворожить заклинателя.
-Ты прав. Есть одна женщина, с которой справится только лучший из лучших.
-А если я откажусь?
Усмешка, тронувшая губы Призрака, Первому очень не понравилась. А в следующий миг его ударила огненная боль у правого виска, словно кто-то жестокий, смеясь, воткнул и повернул раскаленную добела иглу. Движения сбились. Первый застыл, высоко задрав подбородок, щурясь. Пальцы у него подрагивали, руки норовили метнуться к голове, но он терпел.
Весь их разговор на самом деле был проверкой на терпение.
-Мы поставили ограничитель на память, подкорректировали кое-что в физическом развитии…
-Стереть память полностью?
-Не получится, сэр. Иначе он лишится всех своих умений. Приходится блокировать ненужное.
-Проверьте и перепроверьте. И поставьте чип контроля. Я не собираюсь повторять прошлых ошибок.
-Да, сэр.
Всё закончилось быстро, так же, как началось. Перед глазами плавали цветные яркие круги, Первый с трудом сдержал искушение помассировать висок большим пальцем. С некоторым трудом возобновил движения – качнулся с пятки на носок и обратно. Он знал такие штуки – чипы, вживляемые непосредственно в мозг, не извлекаемые никаким хирургическим вмешательством – и сейчас лихорадочно просчитывал варианты.
Которых не было.
Чип взрывается, считав предательскую мысль. Чип взрывается, при попытке вмешательства. Чип взрывается при нарушенном приказе.
Соответственно, от него нельзя избавиться, не потеряв головы.
Жизнь начиналась просто замечательно.
-Я весь внимание, - подчеркнуто ровно, держа лицо, выдавил из себя Первый, и Призрак удовлетворенно повел холеной рукой. Конечно, он и не ждал другого ответа.
-Её зовут Джейн Кристиан Шепард. – ненависть звякнула в голосе босса подобно старому, заржавевшему металлу, и Первый понял, что нет на свете человека, которого Призрак сильнее желал бы убить - Фото тебе покажут после, равно как и ознакомят с деталями биографиями. Пока тебе достаточно знать – убьешь её – чип будет деактивирован. Три месяца на тренировки и восстановление. Год на то, чтобы выследить и убить. Похоже на выгодную сделку?
-Не похоже, - бесстрастно ответил Первый, но тут же едва заметно пожал плечами –Однако выбора у меня нет.
Он не врал. Выбора не было.
-Имя получишь вместе со свободой, - сказал ему Призрак на прощание, за мгновение перед тем, как отключить связь.
"Черные начинают и выигрывают"
"Черные начинают".
Призрак прерывает связь, давит в пепельнице сигарету. Дым её почти ничем не пахнет, только слегка горчит, и, глядя, как он медленно растворяется в воздухе, Призрак щурится задумчиво и отстраненно. Не спешит вставать. Сейчас его должна переполнять радость творящейся мести, восторг человека, заполучившего себе самое страшное и самое покорное оружие против ненавистного врага…
Но отчего-то – не переполняет. Может быть, он просто слишком устал. А может быть, слишком тяжело подниматься после очередного удара судьбы – удара небывалой силы. Никогда ещё его грандиознейшие планы не рушились так сокрушительно из-за одного человека. Никогда ещё он не проигрывал только потому, что не смог вовремя удержать кого-то на своей стороне.
Всё из-за Шепард, её дурацкого упрямства и вопиющей глупости. Зачем он вообще связался с ней? Чем читал её психологический профиль?
Тогда, больше трех лет назад, вся затея с воскрешением казалась великолепной. Сделать живую легенду аватаром «Цербера» - это было бы изящно, да и настолько неординарных боевиков у них не было… Сейчас он готов придушить эту «легенду» голыми руками.
За то, что уничтожила Жнецов, не попытавшись подчинить их. За то, что убила Ленга. За то, что передала базу в руки Альянса – теперь у Призрака нет вида на плюющуюся пламенными протуберанцами звезду, и новое убежище гораздо менее красиво, хоть и укромнее расположено…
Но больше всего он ненавидит эту сумасшедшую женщину за то, что после всего она посмела выжить.
Многие его враги умерли, как и многие былые союзники. Много безымянных людей и чужих погибли просто так. Но именно эта живучая сволочь – в мысли просится много ещё более нелестных и красочных эпитетов – находясь в самом эпицентре боя, осталась относительно невредима и отлеживается в больнице.
Если бы она заплатила жизнью – Призрак мог бы и успокоиться, заняться восстановлением разрушенного. Но она выжила, ей далеко до ада, и терпеть это невозможно.
Кроме того, поднявшись, она наверняка продолжит своё дело, станет уничтожать террористов, пинками сплачивать бандитов и душить ростовщиков, а ещё одной встречи с этим рыжим кошмаром он уже просто не переживет.
Призрак закуривает снова, глубоко затягивается, чувствуя, как горячий дым наполняет легкие. Первый справится, потому что если не справится он – не справится никто и останется только умыть руки.
Первый справится.
Дым, завиваясь, тает у потолка.
-Уже вечер. И если ты опять скажешь мне «Сожалею» - я удавлю тебя, врач.
-Хорошо. Но только если вы будете вести себя прилично и не станете слишком волновать её. Инструкции доктора Скэша однозначны. Как минимум неделю ей нужен полный покой.
-Полный покой это смерть. Но тебе не о чем беспокоиться. Мое отсутствие встревожит её больше, чем любые из моих слов.
-Как скажете, сэр. Но если она…
-Заткнись.
Таблетки оказались неожиданно сладкими. Проснувшись, Шепард первым делом сунула одну из них за щеку, и скривилась от приторного отвратительного вкуса. Возвела глаза к потолку. От чего или для чего они были – она не знала. Может быть, что-то общеукрепляющее, может быть, витамины, может быть, снотворное или обезболивающее... В медицине Шепард никогда не разбиралась, максимум могла наложить бинт или вколоть панацелин, потому и не пыталась вникнуть в заведомо непонятную область знания и терпела всё. Логика её была проста – солдаты должны убивать, врачи должны лечить, и лучше будет, если вне критических ситуаций эти функции не смешивать.
Свою ситуацию она, конечно, критической не признавала. Много спать, слушаться доктора – и всё будет нормально. Ну, за исключением того, что вылечить не удастся
Чувствовала она себя лучше, чем утром, отвратительная слабость несколько отступила, и Джейн ощутила себя голодной, веселой и жаждущей знаний. Вчера она ухватилась за соломинку, узнала только то, без чего не смогла бы заснуть. Сейчас, похоже, пришло время прояснять непонятные вопросы.
Например, имела ли место свистопляска с Цитаделью? И куда понесло «Нормандию»? И каков ныне её статус? Явно же не капитан…
Потому пришедшему через три таблетки Явику она обрадовалась, как родному, и даже не стала спрашивать, как так получилось, что у врачей получилось его не пустить.
Шепард садится, стараясь не морщиться, но это, конечно, зря – по палате проходят волны боли, упрямства и злости. Нежные, тонкокожие люди. Попади под такой удар он или кто угодно из его народа – следов не осталось бы вовсе, разве что немного закоптилась бы броня. У неё же ломались кости, плавилась кожа, обнажая мясо, было сотрясение мозга… В который раз уже Явик удивляется – как они вообще выжили такие, не умеющие летать, не приспособленные к жизни, лишенные мало-мальски приличного обзора? Как их, живших не так давно в пещерах, не растерзали куда более приспособленные к жизни звери? Ведь он же читал, что и на Земле были когтистые и клыкастые твари, способные задрать человека одним движением могучей лапы…
Непостижимо. Наверное, он не устанет удивляться до конца жизни.
А Шепард улыбается – на смену злости приходит радость, в вазе опять свежие цветы, подмечает Явик – их передают каждый день, каждый раз разные люди – и она совершенно не стесняется сползшего одеяла. Помнится, одна азари, которую он помогал переправлять из реанимации в обычную палату, всю дорогу жаловалась и натягивала под подбородок тонкую простынку, так, что под конец хотелось просто швырнуть её на пол и уйти. Капитан мудрее – больной не сохранить лица иначе, чем плюнув на него окончательно – и по рукам её змеятся красно-бурые ленты ожогов, наползают друг на друга лоскуты, чего она совершенно не пытается скрыть. Явик помнит, как увидел её впервые после победы – она лежала, пряча лицо в руках, вжавшись в асфальт, и именно это спасло ей глаза и кожу на лице. Помнит, как впервые его впустили к ней после того, как целую ночь колдовали вокруг врачи, и считает, что сейчас она выглядит вполне себе прилично. По крайней мере, гораздо лучше, чем тогда, и зарубцевавшиеся ожоги уже выносят касание ткани. В первые дни ей все время вводили что-то обезболивающее и наркотическое, теперь же она в больничном топе без рукавов, и боль её – всего лишь жалкие отголоски того, что было.
Конечно, Явик ей не сочувствует.
Другим приходилось в разы хуже.
-Я рада тебя видеть, - начинает Шепард первой, как всегда – Вчера не получилось это сказать.
Он молча кивает, присаживается на стул, чтобы не смущать её. Неудобно сидящему говорить со стоящим, это заложено у большинства разумных рас, и что ей сказать, с чего начать и стоит ли вообще начинать с чего-то? Рассказать, как в походный госпиталь несли и несли на руках умирающих? Как из-за туч показалось солнце, а человек «Джеймс» каждый день выходил на связь, пока не ушел в ту часть космоса, где её ещё не наладили? Как однажды пришла на пропускную больницы девчонка лет шестнадцати со страшным ожогом через всё лицо и принесла первые цветы для капитана Шепард? Как гигантский тупой кроган, представитель самой примитивной и агрессивной расы этого цикла, целую ночь просидел в коридоре, просто так, ни за чем, и уходя, всё просил передать, что Гатагог Грааг назовет в её честь родившуюся той ночью дочь? Рассказать о том, что победа оставила его вдруг совершенно бесполезным для этого цикла? Что дрелл «Кольят» писал письма не только ей, но и всем, кто мог быть рядом с ней?
Стоит ли ей вообще рассказывать, какая странная и нелепая штука – мир – или она знает это сама?
Явик смотрит на неё и молчит. Потому что если не знаешь, что сказать, и стоит ли вообще что-то говорить, лучше промолчать. Старая мудрость.
Работает без сбоев.
Первый вопрос, который приходит Шепард в голову, она задает быстро, не колеблясь, словно бросаясь в холодную воду:
-Андерсон жив? – и одновременно хочет и боится услышать, что да. Память подсказывает – он мертв, он умер у неё на глазах – но слишком уж многое не сходится в этом глупом откровении с тремя путями, и если жива она, то почему бы не жить и ему?
-Да, коммандер, - следует ответ, и Шепард мгновенно становится тепло и радостно. Она тут же спрашивает снова, на ту же тему:
-А геты?
-Машины недавно прислали послов в резиденцию Совета, - и от сдержанного неодобрения в этом безликом «машины» Джейн хочется расхохотаться и завопить: «Конечно, из них вырастут новые Жнецы!», но она, разумеется, сдерживается. Явик и так считает её немного чокнутой с самого начала их знакомства, и к чему давать ему ещё больше поводов так думать?..
-Значит, я не была на Цитадели, - вздыхает она, и под удивленным взглядом протеанина виновато улыбается – Мне снился очень странный сон.
И он молча касается её плеча. Сны нельзя рассказывать. Их нужно смотреть.
-Катализатор – прозрачный ребенок? Призрак? Адмирал?! Ты же понимаешь, что ничего этого не было, капитан?
-Но что тогда было?
-Не знаю. Но Земли ты не покидала. Иначе не сидела бы сейчас тут.
У женщины, пойманной в статичную вечность фотографии, были рыжие волосы до плеч и чистые серые глаза. Она смотрела в кадр серьезно, без улыбки, только во взгляде плескалось затаенное веселье. По уголкам губ, напряженным, готовым в любой момент дрогнуть, по расходящимся от уголков глаз тонким лучикам смешливых морщин, Первый видел – женщину попросили сфотографироваться внезапно, и за мгновение до вспышки камеры она смеялась взахлеб. И через мгновение после вспышки – тоже смеялась.
Сегодня его оставили в покое, предоставив файлы биографии этой Шепард и её фото, и он лежал на кровати, закинув ноги на спинку, и рассматривал карточку за карточкой – старомодные, на кусочках бумаги, они казались вышедшими совсем из другого века. Наверное, у кого-то из работников Призрака была тяга к старым вещам – ведь были ещё где-то механические часы, когда он слышал, проснувшись в первый раз…
Среди фото попадались разные. Где-то – явно официальные, где рыжеволосая женщина была напряжена и одета в парадный мундир, где-то – сфотографированные мимоходом, возможно, случайными людьми, которые просто зацепили её. На них Шепард была разная – где-то смеялась, где-то сердилась, на одном фото она, стоя на плечах тонкокостного турианца в синей броне, тянулась к верхнему углу завешанной фотографиями стены, желая прицепить что-то своё. На другом её сняли, кажется, уже специально – она вставала из-за столика в каком-то кафе, разъяренная, и от её руки катился стеклянный простой стакан, явно грозящий упасть и разбиться в следующее мгновение… Когда фото закончились, Первый разложил их веером под рукой, и принялся за чтение текста. Читал он быстро.
Но и биография у жертвы была более чем насыщенная.
Ближе к ночи – дежурный врач уже заглядывал три раза, неодобрительно косясь на Явика – Шепард – уже полусонная, успокоенная общим молчанием, говорит тихонько, с затаенным опасением:
-Мы же отправимся их искать, так?
И вслед за словами – легкий страх, который для протеанина отливает почему-то синим – а вдруг он не согласиться? Вдруг сочтет свой долг выполненным, раз уж она очнулась, и уйдет куда-нибудь - сейчас? Шепард, кажется, не понимает – ему некуда идти. Она-то сама, не будь связана своими обещаниями, точно нашла бы куда податься, и, как все люди, не способна перестать примеривать свои знания и умения на другого.
Было время, когда это бесило.
Теперь не вызывает никаких особенных эмоций, и Явик, предчувствуя, что сейчас страх сменится радостью, отвечает, как всегда, более чем уверенно:
-Так, капитан. Более того, мы их найдем.
Она улыбается:
-Обещаешь?
А он отмахивается ей в тон:
-Протеане не обещают. Протеане делают.
И именно на этом умеренно волнующем моменте в четвертый раз явится врач, и на сей раз на него не подействуют ни убийственные взгляды – Явик – ни нарочито виноватые улыбки – Шепард. Протеанин будет безжалостно изгнан в коридор, Джейн извещена о том, что отбой был двадцать минут назад.
За окном будет шелестеть ветер. Шепард пожалеет, что не спросила Явика о мотивах, но усталость возьмет своё, она, конечно, скажет себе «Завтра»…
Госпиталь спит, словно бы выпав из течения времени.
Над Землей ночь.
Досье закончилось ближе к вечеру – те, кто составляли его, не скупились на мелочи и подробности. Шепард любит апельсины, испытывает болезненное пристрастие к чужим, бывает потрясающе легкомысленна, имеет зачатки музыкального слуха, так и не развившиеся хоть во что-то приличное. Обожает черный кофе.
Чужая жизнь, пойманная в клетку слов индивидуальность, так и сочилась на пальцы, кто-то щедро лил всю информацию, которую удавалось найти, в один файл. Сирота, родилась на Земле, бродяжничала, занималась галактическим стопом, в четырнадцать нашла дурную компанию, в восемнадцать покинула её. Альянс, Совет, Жнецы, Коллекционеры – досье Шепард больше всего походило на приключенческий роман, хоть и писали его довольно казенным, сухим языком и, закончив, Первый поймал себя на безотчетной симпатии к этой женщине. И обрадовался этому.
Убивать тех, кто тебе безразличен – скучно.
Убивать тех, кого ты ненавидишь – весело и приятно.
Убивать же тех, кто тебе симпатичен – интересно. Можно проверить собственную волю, в очередной – отчего-то Первому казалось, что это именно очередной – раз попрать законы общества, призывающего к дружбе и миру. И, кроме того – смерть – высочайшее милосердие, которое только можно подарить. Первый не знал, откуда в нем взялся последний тезис. Просто понял, что он есть.
Попробовал его на язык. Покрутил в мыслях.
Жизнь – есть страдание. Смерть – есть избавление от страданий.
Кроме того, одна жизнь не такая уж большая плата за свободу.
Первый вытащил из кипы фото то, где жертва готова была рассмеяться, и отложил его на стол. Жертву нужно чувствовать. Нужно знать.
Он не помнил ни одного ритуала, но знал – они были.
Странный азарт рождался в нем. Азарт охотника, впервые увидевшего след лучшей добычи, какую только можно пожелать.
-Почему ты не ушел, когда всё закончилось?
Явик пожимает плечами. Взгляд янтарных глаз можно было бы назвать презрительным, но Шепард уже привыкла не вестись на такие штуки и стоять на своем с упорством, достойным самого упрямого крогана. Подумать только, а ведь начиналось всё с обычного яблочного пирога и взаимного неодобрения…
Сейчас об этом почти смешно вспоминать.
За окном очередной земной вечер. Завтра ей собираются отдать инструментрон с почтой, которой наверняка накопилось столько, что захлебнуться, и Шепард сидит в постели уже почти и не морщась от чертовой боли в спине. Она в сознании почти неделю, пару дней назад приходили Андерсон и Хаккет – два адмирала в гражданском, которым она, конечно, не смогла отдать честь по уставу – приносили свежие новости и одобрение. Осторожно похлопали по плечу, пожали руку, оставили на столе упаковку шоколадных конфет – где только взяли-то, где вообще нашли время на посещение больниц? – и доктор Скэш чуть не плевался им вслед. Явик потом со сдержанным злорадством рассказывал, как сопротивление врачей было сломлено авторитетом Альянса, и как по этому поводу злился старый доктор, и Шепард было даже немного неловко за своих командиров. В конце концов, она бы и потерпеть могла…
Андерсон ещё сказал ей:
«Никто не знает, что произошло на Цитадели. Через несколько минут после передачи сообщения о гибели «Молота» она открылась. Что ты сделала?»
И Шепард только и могла, что разводить руками. Она не знала, что сделала, но подозревала, что всё произошло вообще само по себе. И всё равно, как героиню чествовали её.
-Так почему ты…
-Плохая тема для разговора, коммандер.
Джейн кажется – если бы она протеанкой – обязательно почувствовала бы в воздухе тревогу и смущение, пусть на лице Явика ничего и нельзя прочитать. Что-то неуловимое – в тоне, в позе, в отказе от разговора… Кажется – он и сам не знает, почему всё ещё здесь. Не знает – и стыдиться. Обычно логичный, способный рассказать свои мотивы на любой поступок, не может считать нормальный нечто эмоциональное. Нечто иррациональное. И вытягивать из него что-то – идея и правда не слишком хорошая. Всё равно не выйдет, потому что нечего.
-А какая тогда хорошая? –принимает Шепард отказ, и, не дождавшись ответа, вздыхает – Если мы полетим, то нам нужен пилот и корабельный врач, как минимум…
Разумеется, протеанин понимает мгновенно. Они не заговаривали больше о поисковой экспедиции с первого вечера, но идея витала в воздухе, пробивалась в разговоры вкраплениями тревожных слов, и, зная упрямство Шепард – почти кроганское упрямство – можно было с уверенностью сказать, что всё это – дело уже решенное.
-Как минимум, нам нужен корабль, - желчно отзывается он.
А Шепард отмахивается:
-Корабль выбьем из командования или из Совета…
Эта – выбьет, - думает Явик с чем-то, похожим не одобрение.
Винтовка прижималась к плечу почти нежно. Надежное, привычное оружие – Первый не помнил, держал ли его в руках когда-то в прошлой жизни, но был абсолютно уверен, что да. Слишком удобно палец ложился на курок, слишком легко тело принимало мягкую отдачу, слишком кучно ложились пули – за все время ни разу ни одна не вошла в мишень куда-то, кроме десятки. От выстрелов – пусть и тихих из-за глушителя – слегка закладывало уши. Первый бил и бил, вспоминая былые навыки – с разворота, сидя, лежа – но про себя был уверен, что винтовкой пользоваться не придется и с нетерпением ожидал углубленных тренировок на скорость и физическую силу. На обращение с ножом, на рукопашный бой… Пока же его натаскивали только на то, что стреляет, да гоняли кругами, заставляя разминать мышцы. И это злило, потому что винтовка хороша, если хочется избавиться от неприятной добычи, которую навязал тебе кто-то не слишком умный. С жертвой же именной, красивой и значимой сходиться нужно всегда на расстояние вытянутой руки. На то расстояние, которое пригодно для танца, не унижая ни её, ни себя.
По вечерам, когда заканчивались тренировки – мышцы приятно гудели, получая правильную долю нагрузки – Первый садился на кровать, скрещивал ноги, и вспоминал, закрывая глаза. Не яркие воспоминания прошлой жизни – их не было, голова его в этом смысле была девственно пуста – но старые истины, которые были настолько им, что их не смогла победить никакая амнезия.
Смерть – искусство, - всплывало у него в сознании, если слушать тишину внутри достаточно долго – Мало застрелить из засады – это некрасиво, это непрофессионально. Не везде можно пронести винтовку, не всех ожидает простая смерть, и красивый уход из жизни – тоже подарок. Единственный подарок, который может преподнести убийца.
Бой похож на танец, - прорастало в мыслях, как сорная трава, медленно, незаметно и неотвратимо – И убивать нужно, как танцевать, сходясь лицом к лицу и давая жертве последнюю милость – приглашение и пляску. Врут, кто говорит, что в смерти нет ничего красивого. И меч в человеческой руке тоже может желать крови и звенеть песню битвы, сталкиваясь с другим мечом.
Истин было много, они текли сквозь сознание подобно светлой воде, и Первый совершенно не терзался совестью, наблюдая за их течением. Убивает тот, кто берет в руки оружие, и сам он по собственной истине был не более чем мечом или пистолетом в чужой руке. Подконтрольным, подвластным чужой воле, средством и инструментом. Не более того, и потому ему не за что было чувствовать вину.
Напротив.
Предвкушение.
Открывая глаза после транса, он всегда на несколько мгновений останавливал взгляд на фотографии Шепард, и с каждым разом видел всё больше. Неприметную родинку, шрам над левой бровью, выбившуюся прядь, крохотное пятнышко на воротнике. Чтобы найти её, чтобы сойтись с ней в последнем танце, нужно знать, что и кого она любит, куда может и не может пойти. Первый знал – три месяца достаточно для такого знания.
А потом начнется охота.
К концу недели Брайан обещал сменить надоевшую винтовку на нож. На ужин опять давали рыбу…
Первый слушал себя и жертву.
Первый месяц перевалил за первую четверь.
******
«Шепард.
В новостях передают, что ты умираешь. Я, конечно, не верю – что они могут знать, эти жалкие писаки?
Выходи на связь.
Рекс»
«Если ты умрешь – я найду способ воскресить тебя снова, Шепард! И вырву сердце. Так что не смей.
Джек»
«Мой брат пропал из-за тебя, человеческая женщина! Ты собираешься предпринимать что-то по этому поводу, или слухи о неблагодарности коммандера Шепард правдивы?
Солона Вакариан»
«Раннох помнит»
«От Балака с приветом. Ты когда-нибудь сдохнешь уже, человек?»
Шепард листает письма – коротенькие записки и длинные рассуждения, восторженные вопли и восторги перемешаны с пожеланиями скорейшей кончины – и руки у неё слегка подрагивают. Огромный массив накопился за три месяца, она не знает большинства отправителей, и почему-то ей шлют множество странных вещей. Исповедуется саларианский инженер, потерявший на войне брата, с периодичностью в неделю встречаются коротенькие сказочки – их пишет какая-то маленькая азари, желающая порадовать «Спасительницу Галактики» - и тут же спам про увеличение числа яичек, и тут же горькие рассказы о ужасах войны и новостные сводки. Кажется, её молчащая почта оказалась своеобразной отдушиной для всех, желающих высказаться – вроде бы, пишешь человеку, но он не отвечает, он вообще большую часть времени проводит в коме, и можно писать что угодно, говорить обо всем. Пишет кварианка, не подписавшая письма – о том, как потеряла корабль в последнем рывке, вернее, как корабль потерял её, не успевшую вернуться из Паломничества. Пишет пожелавшая остаться безымянной кроганка – о том, как мужчины клана Гатагог рвались развязать ещё одну войну сразу за войной Жнецов – горстка израненных, болезненно гордых мальчишек – и как навстречу им вышли женщины клана. Те, что могли теперь рожать и растить. Те, что лучше всех понимали, насколько дорога жизнь каждого родившегося в эти страшные времена. Просто встали молчаливой толпой – она была во втором ряду, прятала лицо за маской – и мужчины побросали оружие под тяжелыми взглядами подательниц жизни… Пишет элькор, о том, как шли на тварей живые танки, и как это иногда приходит к нему во снах. Пишет человеческий мальчишка, в последнем бою лишившийся руки, о том, как же здорово это – снова ходить по улицам своего города, не боясь смотреть в небо…
Их много – пишущих – и Шепард читает взахлеб эту повесть войны, пробивает короткие ответы тем, кого знает лично. Её отпускает боль – пусть легкая, она стала неотвязной спутницей любого движения – и хочется смеяться и плакать одновременно.
«Знаете, капитан – я пока замещаю Серого Посредника. Ну, пока Лиара не вернулась.
К сожалению, даже с моими возможностями не удается узнать, куда отнесло «Нормандию» - сеть растрепана, многие цепочки информаторов прервались – и если вы однажды отправитесь искать её – дайте знать. Если вам нужна будет информация, люди или ресурсы – я постараюсь помочь.»
«Мой дружок Ксив задолжал мне двадцатку – мы поспорили, что вы недели не протянете. Так что доброго здоровьичка вам, капитан. Когда будет полгода – я выиграю у него пару сотен»
«Спасибо»
«А я так и думала, что у тебя всё получится, Дженни. У тебя всё получалось, ещё с первого курса. Будешь на Иден Прайм – заходи, вспомним старые деньки.
Мэри»
К вечеру у Шепард болят глаза от долгого чтения, она рассасывает таблетки почти без привычного отвращения, и удивляет доктора Скэша вопросом, который не должен был звучать ещё недели две.
-Когда мне можно будет встать? – спрашивает она у него на вечернем обходе, и саларианец поднимает голову от своих записей – что он там пишет, у Джейн так и не получилось подсмотреть. Взгляд у него строгий и немного удивленный, и Шепард мгновенно чувствует себя ребенком, который сказал что-то бестактное и неуместное, но не отводит глаза. Она уже гораздо бодрее, перестала утомляться от самых простых действий, и, честно сказать, ей не терпится начать что-то делать. Самый тяжелый период прошел, она валяется в постели уже две недели, не делая практически ничего, и хорошо бы хоть услышать цифру – примерное число дней, которые ей ещё предстоит пролежать, не вставая. Хотя бы цифру…
Но доктор удивляет её. Откладывает блокнот, поднимается со стула…
-Будет больно, - говорит он предостерегающе, и Джейн с одной стороны хочется завопить – я же не готова вот прямо сейчас! – а с другой – прыжком слететь с кровати. Разумеется, она выбирает второе. Нужно быть сильной, нужно ставить перед собой невозможные задачи…
Она садится, отпихнув одеяло в сторону, свешивает ноги. Буро-красный ожог вьется сзади, под коленками, по щиколотке, и Шепард усмехается невольно, представив, как выглядит со стороны. Вспоминается ей – в двадцатом веке, давным-давно, был персонаж комиксов, которого звали Двуликим. В её детстве кто-то из парней-«Красных» обожал всю эту антикварную комиксную ерунду про Бэтмена, и именно с тех пор она помнит персонажей… У Двуликого обгорелой была, кажется, левая сторона тела. Она сейчас похожа на него. Только у неё не левая, а задняя.
Пол теплый, и Шепард ставит на него босые ноги, секунду медлит. Есть у неё трусливое желание – лечь обратно, не узнавать, насколько всё плохо… Конечно, она не поддается. Толкается обеими руками и встает.
Мир качается вместе с ней, разом накатывает боль – от левой ноги, на которой видны узелки неверно сросшихся мышц, от сгоревшей до мяса спины, на которую внезапно пришлась нагрузка - голова кружится, и Шепард раскрывает руки, пытаясь поймать равновесие. Шатается, упрямо удерживаясь, сдавленно шипит сквозь зубы, балансируя изо всех сил…
Доктор поддерживает её, когда она уже готова сдаться. Помогает усесться на кровать. Шепард тяжело дышит, подтягивает увечную ногу на одеяло, начинает растирать её… Чувствует она себя отвратительно слабой и ни на что не способной, но Скэш улыбается:
-Хорошо. Немногие встают. Немногие не падают. Через пару месяцев снова будете бегать. – и тут же поднимает трехпалую ладонь, показывая – шутка. Бегать не будете, конечно.
Уходя, он отдельно предупредит:
-Без меня не пробуйте вставать, - и Шепард, конечно, кивнет. Нехотя вернется к чтению. Без неё многое изменилось в этом мире, нужно наверстывать, но сейчас её дергает глупое желание – подняться ещё раз, и ещё, и ещё. Умом понимает – ничего не измениться. Такие вещи не делаются в один день. Но гордость требует.
«Обязательно похвастаюсь Явику, - решает она со вздохом.
Один из редких случаев, когда разуму удается победить.
@темы: второстепенные персонажи, Het, Фанфик в работе, Тейн, фем!Шепард, Mass Effect, Gen, PG, Фанфикшен
-
-
23.04.2012 в 03:18-
-
23.04.2012 в 10:30-
-
23.04.2012 в 13:38Потому что читать дальше, конечно, буду.
-
-
23.04.2012 в 14:52Идея мне нравится, исполнение тоже, так что буду с удовольствием следить за развитием событий)
-
-
23.04.2012 в 17:47-
-
23.04.2012 в 18:23-
-
23.04.2012 в 18:25Присоединяюсь к ожидающим продолжения)))
-
-
23.04.2012 в 20:46Собственно, с этим мотивом и пишется. А то - Гаррус, Кайден, Кайден, Гаррус... Нет, я против них ничего не имею. Но за
державуТейна обидно.и если автор не против,
Автор не против )
Спасибо похвалившим. Когда продолжение перевалит за максимальные шестьдесят тысяч знаков - принесу сюда и гордо назову второй главой )
-
-
23.04.2012 в 21:32-
-
24.04.2012 в 00:15На возрождение Шепард Призрак угрохал феноменальное количество своих кровных (церберовских) денег, на Тейна же МЫ скинемся всей Галактикой))))
Присоединяюсь.)
-
-
24.04.2012 в 19:50-
-
29.04.2012 в 20:18очень понравился ваш стиль, вы отлично передали послевоенную атмосферу, пробуждение и начало реабилитации Шеп/Тейна
за Явика отдельное спасибо)
особенно по душе пришлась геометрия рассказа - завораживает и читается на одном дыхании
сейчас приготовлю себе покушать и прочитаю остальное) плюс, другие ваши тексты
-
-
29.04.2012 в 21:27Спасибо. Автор рад всем комментариям, но тем, где не два слова - рад особенно )
-
-
29.04.2012 в 22:27на одну мою знакомую фраза "круто, когда прода?" действует как красная тряпка на быка...