Калеки

[morogenoe_iz_sireni]

Название: Калеки
Автор: morogennoe_iz_sereni
Категория: Dragon Age 2
Рейтинг: R
Персонажи и пейринги: Андерс, фем!Хоук/Изабелла, НЖП.
Жанр: AU, Angst, Dark
Аннотация: Каждый из них здесь калека: кто-то так же очевидно, как этот человек без ноги, кто-то нет. Но внутри каждого живет какая-то треклятая увечность, покалеченность, которую мы - все мы - стараемся не замечать.
Предупреждения: 1. AU. 2. НЖП - не сопартиец, не МС, никому не ЛИ, просто почти незаметный в ходе общего развития истории персонаж. 3. фемслэш. 4. смерть персонажей.
Статус: В работе

Главы 1-2

Главы 3-4

Глава 5

У меня, собственно, всего один вопрос: стоит ли вообще продолжать? Как-то погано я себя чувствую, подсовывая тем несчастным людям, которые все ещё читают, лажу вместо нормальной проды. Но лучше не становится, хотя текст полностью переписывался раз десять - я, очевидно, попросту не создана для долгостоев, я быстро теряю нужную степень..мм..близости с текстом. В общем, я могу продолжить - но вряд ли будет намного лучше. Могу просто выложить эпилог (он ничего, даже на мой придирчивый вкус). В общем, если вы все ещё существуете, господа читатели, давайте вы скажете мне прямо и честно, имеют ли вообще смысл попытки продолжать, ок? И, может, вы мне что-нибудь посоветуете: ведь здесь же много авторов, которые как-то ухитряются сохранять свои произведения едиными с точки зрения стилистики, настроения, сюжета и героев на протяжении вставьте-нужное-число глав?


Глава 5


Смерть врывается в жизнь всегда неожиданно и резко, как безапелляционное лезвие последней точки обрубает гладкую нить повествования. Так тучи медленно собираются на небе, словно чернильное пятно расплывается по воде, но первый удар грома всегда внезапен.


Дочь калеки без ноги, которого когда-то оперировала Дженна, оплакивает сейчас своего отца, и, как это бывает обычно, смерть решительно стерла все грани будничных обид, оставив только не ценимое, неважное раньше чувство родства.
Он умер от удушья, потому что, возвращаясь как обычно смертельно пьяным из «Висельника», оказался случайно в той подворотне, где чокнутая эльфийка подожгла кунарийский порошок в пузатых и пустых бочках для дождевой воды. Он умер от удушья, и на его лице навсегда уже застыла пронзительно-жуткая печать мучительной смерти, изжевавшая и обезобразившая черты.

Он ведь был запойным пьяницей последние годы, её отец, и они с матерью иногда, в часы его хмельного буйства, молились Создателю, чтобы он прибрал уже этого калеку поскорее и избавил их от тяжкого креста. А сейчас она стоит на коленях перед кроватью, где лежит он, уже обмытый и прибранный для предстоящего сожжения, и гладит холодные узловатые ладони, и непрошеное чувство вины выжигает ей душу. Человек без ноги, ставший толчком для развития какой-то чужой и неважной для него женщины и жертвой безумия эльфийки, развязавшей не интересующую его борьбу. Мертвый калека, которого поливает виноватыми и горячими слезами, провожает монотонным воем горя дочь – не задумываясь даже, что ему уже не важно. Что это все – сочувствие, поддержка – имело бы значение, когда он только вернулся домой, пытаясь понять, как же жить теперь с увечьем, а увидел только глухую злобу. А сейчас, быть может, этот человек с телом, покалеченным гангреной, и душой, истерзанной безнадежностью его хрупкого существования, ищет свой путь к Создателю, надеясь на хотя бы капельку покоя там, где неважно уже, есть ли у него ноги.

Фенрис, выносящий на руках Хоук, наглотавшуюся ядовитого дыма – не спасла даже мокрая тряпка, обмотавшая лицо, и как она вообще продержалась на ногах и ухитрилась убить эльфийку? – споткнулся о труп этого калеки, но даже не обратил на это внимание. Потому что у него на руках была живая пока Хоук, которой он многим обязан и которую должен успеть донести до клиники.

***

«…так усмирим же гордыню, ибо Создателем мы созданы и к Создателю вернемся, и будем судимы Им по грехам нашим. Смиримся же, братья и сестры, и очистим душу и тело свое, как призывала пророчица наша Андрасте, дабы…»

Утренняя проповедь посвящена гордыне, словно Верховная надеется таким образом достучаться до паствы – и до других сестер и матерей Церкви.
Мать Петрис только сжимает зубы. Она-то знает: гордыня – это грех слабых, тех, кто как кунари считает, что имеет право ставить себя выше Вечности, выше Создателя. Нет, она, Петрис, лишь инструмент, которому уготовано вершить правосудие, направляемый Его рукой.
«Усмирить гордыню» - это для кунари, это они должны будут склониться перед волей Создателя, который ведет Петрис к очищению этого народа. Или очищению Тедаса от этого народа.
«Усмирить гордыню» - про других, не про неё, Петрис, которая действует не во имя себя, а во имя вечности. В конце концов, все грехи, что она взяла на себя, будут судить не по меркам сиюминутной мещанской морали, а с точки зрения вечной – и глядящей сквозь века – мудрости Создателя. И Петрис уверена, что Тот, кто выбрал её своей дланью для избавления Киркволла от еретиков и иноверцев, никогда её не осудит.

***

Фенрис принес Хоук в клинику около полуночи. На неё было страшно смотреть, действительно страшно: полузакатанные глаза с красными опухшими веками, из которых нескончаемым потоком текли слезы; непрекращающийся кашель; она металась, не контролируя собственное тело, стонала и жалобно, так непривычно, невозможно жалобно умоляла кого-то – или что-то – перестать.


Жалость. Из всех людей – чувствовать жалость, глядя на Хоук!.. Невозможно, немыслимо, невероятно!..
Но все же именно это чувствует Андерс, глядя как Элайа, наглотавшаяся того кунарийского дыма, кашляет, тяжело, поверхностно дышит и галлюцинирует, растеряв вдруг все свое бесстрашие и силу – пронзительная, неожиданная жалость, застывшая влажным горячим комком где-то посреди горла.

На маленьком обшарпанном столике около кровати горит одинокая свеча – все в клинике спят – всего одна свеча, как по покойнику, придавая лицу Хоук неестественный оттенок желтизны. Вечная бесформенная плесень рубашки – только материал изменился – коричневые штаны, чуть длиннее щиколоток, легкие сандалии. Бриллиантовый браслет на тонком, немыслимо тонком запястье – роскошь, выставленная напоказ, гордыня дорогих камней – эти бриллианты так крикливо и издевательски блестят на сером потрепанном одеяле койки. Невзрачная серость радужки, тонкие красные сосудики, испещряющие глазное яблоко; слезы, из её глаз текут слезы – первый раз Андерс видит, как Хоук плачет. Её рот полуоткрыт, и между крупных белых зубов виден нездоровый, весь в белом налете язык – она все-таки слишком много пьет.
Андерса захлестывает жалость, жалость - и чувство обладания.
Да-да, ведь она, в каком-то постыдном и сладком смысле, принадлежит сейчас только ему. Он может сидеть рядом с ней сейчас, раздевать её, растирать тело, прикладывать грелку к ногам – и массировать эти длинные ступни с маленькими скрюченными пальчиками и желтоватыми ногтями – и она не велит перестать, не запретит, будет только тяжело сглатывать, превозмогая тошноту, и пытаться вытереть слезы неслушающейся рукой. Сейчас рядом с ней нет Изабеллы, и только он, Андерс, властвует и над её прекрасным телом, вытирая капельки холодной воды, стекающие с приложенного к голове полотенца; и над её душой – ведь ему кажется, что он видит сквозь её броню.

Андерс не думает о том, что творится у неё в голове или что-то она пытается прохрипеть сквозь кашель, этого всего не существует – он сейчас волен жалеть и желать, на что не имел никогда права.

Она желанна. Она желанна всегда: и выныривающая из прохладного моря в томном мареве жары, и выдергивающая меч из ножен, с искаженном в яростном крике ртом и бешеными глазами, и такая вот, уязвимая, слабая – впервые полностью в его власти. Она желанна как демон, что прокрадывается в беззащитный разум в часы смутной и хрупкой рассветной дремы, и демону этому нечего противопоставить. Он может мечтать сейчас, что имеет право перебирать её мокрые волосы, и держать мозолистые руки, и орошать бесконечным водопадом нежности её куцую и скупую суть.

Она желанна, она необходима – острая и длинная заноза глубоко под кожей, которая заставляет его бороться, доказывать, идти вперед; женщина, которую он неприкрыто жаждал ночами и которой алчно любовался днем, которая не может принадлежать ему – есть только это украденное мгновение, где все возможно.

Кажется, будто сам воздух вокруг него застывает, закручивается в тугие спирали, четко запечатлевая в памяти эти минуты.


Дженна сидит чуть в стороне, промывая, обрабатывая, зашивая и перебинтовывая сравнительно неглубокую и чистенькую ранку на плече эльфа – и вся сжимается внутренне. Неужели в ней сидит, запрятанная так глубоко, эта ревность и злоба, неужели она может пасть так низко, чтобы ревновать к этой отравленной женщине?

Ей хотелось бы оправдать себя, хотелось бы сказать, что не сдавливает сейчас её горло жесткая и костлявая рука ревности, - но достаточно посмотреть, как скользят крупные и мягкие ладони Андерса по ступням Хоук, массируя трепетно их шершавую поверхность, прикасаясь так нежно, будто это хрупкая яичная скорлупа.
Она ведь всегда смотрела своему чувству – и самой себе, в каком-то смысле – в спину. А сейчас вот оно, прямо перед её глазами, и гнев, и ревность, и зависть, и желание – о, она ведь мечтала бы, чтобы это её ступни Андерс гладил так бережно, так нежно, будто боясь смять или повредить. Все те грехи, которые она не пускала в свою душу, но ведь легко не пускать, когда не стоит перед глазами, так бесстыдно желанное, так бесконечно греховное – видение, что это ведь могла бы быть она, к которой прикасается Андерс с затаенной, горящей глубоко внутри, как торф под землей, страстью и нежностью.

Дженна шепчет молитву про себя: «…так усмирим же гордыню, отринем же грехи наши…», - но, как кажется ей, она так давно и прочно завязла в этой грязи и грехе, что нет надежды выбраться. И только старается улыбаться Фенрису, перешагнуть через бурю, которая бушует под кожей.


Но, наверное, нельзя было не измениться за все эти годы, нельзя было законсервировать в себе те моменты чистоты, нежности, созидания, которые ничто не омрачало. Наверное, - лишь предположение! – она тоже должна внутреннее пройти какой-то путь, переступить через какие-то барьеры и пороги.
Ведь есть вещи, которые мы замечаем, только когда что-то меняется. Только когда мы увидим, как стремительно поднимается уровень воды в реке, мы заметим, что рухнула плотина – и бросимся спасать свой скарб.


Фенрис только смотрит на них троих, но особенно пристально – на Дженну, которая старается найти в себе силы и улыбнуться ему. А потом, оглянувшись на Андерса с Хоук и едва заметно вздрогнув, она поднимается и приносит сменное мокрое полотенце – ведь у Хоук так болит сейчас голова…

Благородство, милосердие, безоговорочное подчинение внутреннему долгу – или просто душевное рабство, которое не позволяет ей послать все, как делает Хоук, и добиваться того, что нужно лично ей. Он неожиданно ловит себя на мысли, что они с Хоук похожи чем-то. Цельностью. Решимостью. Отвагой.
Но Хоук, если бы была в сознании, только грубо оттолкнула бы руки Андерса, и никогда – никогда! – не позволила бы себе жаловаться и стонать. И утром за этот момент невольного обладания Андерс заплатит яростной отповедью Хоук, и её бешеным презрением к его нежности.
А Дженна старается перешагнуть, переступить через подчинение злобе и ревности или желанию, старается быть сильнее и выше – и неважно даже, удастся ли ей.

***

Они стоят друг напротив друга – Хоук и Авелин. Они очень похожи, если вдуматься, эти две женщины, у которых есть сила приказывать и которые привыкли, что повиновение следует. Они очень разные – но разница эта не сразу бросилась бы в глаза любому стороннему наблюдателю, который смотрел бы, как они орут друг на друга.

- Демон тебя поимей, Авелин, я не обязана ни в чем перед тобой оправдываться!
- Донник мертв, и если ты не предоставишь мне хотя бы какие-то объяснения, я дам рапорту официальный ход!
Воля против воли. Сила против силы. Как Мерилль и демон в той пещере – но совсем на другом уровне.

И настоящая подоплека происходящего, как и всегда, проявляется в деталях. Вот Хоук стоит около лестницы, освещенная огнем камина – который только подсвечивает её опухшие глаза и мешки усталости под ними – и у неё невероятно, неестественно прямые плечи: их распрямила гордость, вбила между лопаток несгибаемый штырь, который держит её спину прямой, не позволяет пригнуться или подобострастно растечься в поклоне. Вот, напротив неё, около входа, Авелин, и на её лице каменная маска Капитана стражи, но все же растекается в её глазах что-то, напоминающее уважение.
Авелин не связана уже личной привязанностью к Хоук – но помимо долга есть ещё, ожила в этот момент почему-то странная уверенность, что Хоук не станет врать в глаза. Возможно, все дело в том, что Авелин видит её сейчас – бесхитростная и жесткая прямота клинка, твердость и безжалостность солдата.

- Я не убивала твоего стражника. И никаких больше объяснений ты не услышишь – я все сказала.

Они ведь были при Остагаре. И обе были офицерами, и кляли некстати начавшийся дождь, и обе одинаково ругались сквозь зубы, когда, наконец, осознали, что подкрепления не будет. Они обе выжили – но Хоук вывела почти весь свой десяток, а Авелин едва сумела спастись сама. Разница очень проста: Авелин защищала своего Короля и приказывала своим солдатам жертвовать, а Хоук, едва осознав, что дело плохо, немедленно отдала приказ отступать. Она, конечно, могла бы сбежать одна, но прекрасно понимала, что у отряда больше шансов пробиться к выживанию.

Сейчас Хоук просто развернется и поднимется наверх, оставляя Авелин в одиночестве среди уютного тепла гостиной. Она слишком горда, чтобы оправдываться, но Авелин понимает, что Хоук, прямая, наглая, грубая, никогда не переступит через свою гордость – но и не станет врать. Она ведь никогда не говорила, что выжила после Остагарского сражения, предпочитая честно называть себя дезертиром – потому что она не стыдится этого, как не стыдится ни одного из своих поступков в Киркволле.

Как странно – давным-давно, три с чем-то года назад эту простую истину высказал Фенрис, а Авелин, считавшая тогда дружбу величайшей ценностью на свете, не поняла: можно быть не согласным, можно не считать её другом или приятелем, можно не испытывать к ней никаких личных чувств, но уважать при этом.
Можно не принимать предательства вассальной клятвы королю при Остагарской битве, но уважать её силу, прямоту и храбрость – и жизни тех девяти человек, которых она вытащила на хребте своей воли.

Хоук обернется, когда уже почти поднимется на второй этаж:
- И насчет «официального хода», - твой дражайший Наместник поручил мне разобраться с кунари и его сыном, потому что сам он умеет только беспомощно бить крыльями и выдавливать из себя громоздкие фразы, и если ты попытаешься…
- Твои люди имеют отношение к убийству Донника или нет?

Они стоят, друг напротив друга, гордыня напротив долга, две женщины, перешагнувшие через все границы, что связывали их, кроме одной, самой последней, самой важной - уважения. Офицер Авелин и десятница Хоук, Капитан стражи и глава Кровавых Клинков; та, что защищает город, жертвуя собой, и та, что жертвует всем во имя себя.

- Нет. Я не знаю, кто и зачем убил Донника, но я не убивала его и не отдавала приказов о его убийстве. Если тебе недостаточно моего слова – ты можешь провалиться в Тень, но больше никаких оправданий я давать не намерена.

Честность. Авелин, только-только встретившая Хоук, начала уважать её за прямоту – и каким бы ни было отношение Авелин теперешней к поступкам Элайи, этот барьер не падет. Четыре с чем-то года потребовалось им, чтобы окончательно расставить по местам все в их отношениях, чтобы принять эту ледяную и гордую честность и научится уважать того, кто стоит на другом берегу, защищая другие штандарты.

- Я не стану подавать рапорт, пока не найду ещё хоть одного подозреваемого, кроме тебя. Если найду, конечно.


Что-то меняется, что-то остается; есть границы, которые вечны, есть те, что обречены пасть уже завтра – плотина рухнула, и многое обречено утонуть в прибывающей мутной воде.

***

Выстрел из арбалета – легкий хлопок, который почти не нарушает живой тишины ночи, что льется в поместье из открытых окон. Всего один легкий хлопок, выстрел из совершенной Бьянки, которая не громоздка и удобна при дуге почти в восемьдесят килограмм, за которым следует легкий то ли хрип, то ли стон – и всё. Всего один выстрел, и, кажется, лепестки тяжелого болта раскрываются в груди Варрика, а не Бартранда.

Смерть врывается в жизнь, мгновенно стирая многое, заставляя сдавленно вдыхать, чувствуя совсем не то, что ожидаешь. Смерть приходит, застревая глубоко внутри режущей кромкой болта, которую нет возможности вынуть, выцарапать – только замаскировать и сделать вид, что все в порядке.

- Это самая тяжелая вещь, которую я когда-либо делал, - говорит Варрик Хоук, смутно надеясь… на что-то, ведь он сам понимает, что сочувствия от этой женщины не добьешься никогда.
- Если бы это был мой брат, я бы не ограничилась одной стрелой, - жестко отвечает Хоук, и сама темнота вокруг резко очерчивает её черты, делая лицо будто вырубленным из камня.

Он жил фактически её жизнью последние годы, разве нет? Её историей, которая смутно копошилась внутри, выжигая ему душу и упрямо не желая выливаться на бумагу размеренным потоком строк. А ещё мыслями о неизбежной мести.

Но ведь только со стороны кажется, что это легко. Только кажется, что отомстив, ты будешь стоять, овеянный ореолом ярости и гордыни, мститель, победитель, убийца родного брата, в котором не оживут в этот момент все те разрозненные воспоминания, что связывали вас. Это только кажется, что когда ты увидишь, как течет из развороченной охотничьим болтом с «лепестками» груди алая, артериальная и родная, пусть хоть трижды придавшая тебя, кровь, будет легко.

И вот Варрик идет следом за Хоук, торопится в «Висельника», - ему просто необходимо выпить – смятый и сломленный всего одним легким хлопком выстрела. Он идет следом за женщиной, которая совершенно равнодушна к тому, что происходит сейчас в его душе, которой он подчинил всю свою жизнь – но сейчас от этого почему-то горько.


Бартранд всегда говорил, что Варрик – беззаботный безответственный засранец, который не желает взять на себя хотя бы часть его, Бартранда, забот. А сейчас вместо Варрика-рассказчика, веселого балагура с его верной Бьянкой, идет по ночному Киркволлу просто гном, который мечтал, что все будет как-то иначе. Как в тех историях, которые он рассказывает всем, кто пожелает слушать – вот Бартранд, глядя на взведенный арбалет, падает на колени, умоляет о прощении, а великодушный и блистательный Варрик величественным жестом позволяет брату подняться и орошить слезами вины рукав его камзола.
Но вместо трогательной сцены горделивого прощения – чокнутый Бартранд; вместо легкой (и нереальной, ведь он же не станет стрелять в брата, каким бы тот ни был) угрозы взведенной Бьянки – арбалетный болт, прошивающий брата точно там, где бьется сердце, которое согласно теории Варрика попросту отсутствует. Вместо ожидаемого упоения местью – желание просто закрыть глаза и обвинить во всем проклятый идол, и не думать, что стояло за всем этим – с обеих сторон.

А ведь ответственность лежит на нем, на Варрике, который никогда не любил стоять со своими решениями лицом к лицу – и не привык ощущать на плечах тяжелую, холодную плиту ответственности. И не знает теперь, что же с ней делать, потому что убийство брата не та вещь, которую можно забыть, как предрассветный сон, спрятать за привычными удовольствиями или делами. Нет, то, что произошло сегодня будет долго ещё сидеть в нем, пожалуй, впервые в жизни заставляя задуматься: может быть, он, Варрик, тоже сделал что-то не так.

Может быть, он не должен сейчас идти, выдавливая изо рта какую-то бессвязную чепуху с претензией на юмор, вслед за Хоук, которая точно не ограничилась бы одной стрелой.

Но, возможно, она просто не знает, что иногда смерть сметает на своем пути многое, оставляя душу голой и опустошенной, распластанной на жесткой плахе горя, на которой ты обречен казнить сам себя отточенным топором вины. Пока не знает.

***

«Висельник» сегодня не похож сам на себя – здесь танцует невероятно толстая антиванка, разувшись, отбивает босыми и черными от грязи пятками быстрый и четкий ритм. Она извивается, изгибается всем своим необъятным, но таким в то же время водянисто-плавным телом, и все эти складки и бесконечные залежи плоти не колышутся неприятно, а перетекают, плавно и изящно переходят из движения в движение; её горчично-острый и извилистый танец завораживает – и как же прекрасны её мощные руки, в которых, кажется, вовсе нет суставов.

Хоук, не отрываясь, смотрит на антиванку, и ей кажется, что её собственная кровь вот-вот закипит. Её переполняет азарт: сегодня «мать Петрис» сделала первый ход и выиграла, получив одно очко, но Хоук точно знает, что победит. О да, она любит побеждать – просто ради ослепительного чувства ликования, которое заполняет в такие моменты её тело. Просто ради мига самолюбования, высокомерия, который всегда сопутствует победе. Но все эти размышления имеют мало значения – пусть все остальные нытики копаются в себе, и ищут освобождения от грехов, а она будет просто смотреть на антиванку, не думать и только чувствовать, как разливается внутри настроение этого танца.
А безразмерная эта антиванка улыбается так, что поет, бьется в Хоук азартное предвкушение и желание, и хотя у танцовщицы нет аккомпанемента, Элайа буквально слышит жаркий, быстрый бой китары, и хочется самой пуститься в пляс, чтобы порхали ноги, как пальцы над струнами – или, ещё лучше, ввязаться прямо сейчас в какую-нибудь драку, и чувствовать, как отточенное ребро ножа разрывает чье-то горло.
Пусть что-то ворвется сейчас в эти двери, разобьет невыносимость ожидания – или пусть Изабелла прижмется ещё крепче, не-её Изабелла, с которой связано так много подозрений в последнее время. Но Хоук нравится это, она любит скользить по самому краю, по той самой границе, которую, согласно общепринятой морали, нельзя переступать – как любит в этот момент объемное, горячее, потное и прекрасное тело заезжей танцовщицы. Как любит раскрасневшиеся от возбуждения лица, и пошлое улюлюканье из-за соседних столов, и собственную нетрезвую легкость – в её жилах течет тот же огонь, что наполняет каждое движение этой танцовщицы. Пусть же что-то ворвется сейчас в «Висельника» - и пусть судьба вызовет её на дуэль, размахивая когтями перед лицом: Хоук любит это.




«Что-то» действительно ворвется: неопрятная эльфийка, мать того мага, Фейнриэля, вбежит, затравленно оглядываясь по сторонам – ведь порядочной женщине не стоит бывать в подобных заведениях – и, увидев Хоук, радостно и отчаянно бросится перед ней на колени, причитая на весь зал: «Госпожа Хоук, Ваша мать сказала, что Вас можно найти здесь! Я посылала Вам письмо, боюсь, что оно не дошло, помогите мне, госпожа, мой сын, пожалуйста…». И на Элайю обрушится полубессвязный и жалобный поток её речи, где ни слова не разобрать, а танцовщица даже не собьется, безразличная ко всему. И Варрик тут же примется поднимать эту женщину с колен – Создатель, какое же жалкое зрелище! – а Хоук подумает внезапно: почему бы и нет? Если уж ей так противно сидеть сейчас в этом трактире, и хочется самой почувствовать эту горячечную пульсацию крови в венах, что разливает по трактиру танец антиванки – почему бы и не пойти с этой эльфийкой?

- Я уже позвала Хранительницу, моя госпожа, мы сможем начать ритуал. О, Создатель, я уверена была, что Вы мне не откажете, Вы же, несмотря ни на что, помогли моему сыну…
Ночной воздух холодит лицо Хоук – она даже и не подозревала, что в «Висельнике» так жарко – а сама женщина поглаживает и чуть царапает запястье Изабеллы, она пьяна, и в ней трепещет азартное предвкушение чего-то. Тень – оборотный, изнаночный и изменчивый мир, манит её сейчас.

Хоук останавливает какого-то беспризорного мальчишку посреди улицы, чуть покачнувшись, сует ему медяк, коротко и отрывисто говорит:
- Придешь в Клоаку, найдешь там Андерса, скажешь ему, что тебя послала Хоук, и отведешь к воротам эльфинажа. Вернешься с ним через полчаса – получишь серебрушку, все понял?

- Тащить одержимого в Тень? Ты уверена, что это разумно? - спрашивает Варрик, чуть приподнимая в удивлении бровь и глядя, как Хоук жадно глотает прохладный ещё весенний воздух, прислонившись к стене какого-то дома. Она, очевидно, гораздо более пьяна, чем он предполагал – и это немного пугает.
- Он, хотя бы, был там и представляет, что это за место. Пойдем.

@темы: НЖП, Фанфик в работе, Андерс, Изабела, Darkfic, фем!Хоук, Angst, Dragon Age, AU, R, Фанфикшен

Comments

[Achenne]

о, прода
нравится, хотя кое-где по-моему перебор с метафорами.... но нравится)

[Jamessss]

Под конец один и тот же обзац повторяется.
На счет самого произведения. Варрик не понравился, из общей массы психов и калек мне он бельмо на глазу. Но Андерс и начавшая ревновать Дженна очень вставили своими эмоциями, желаниями. Хотя самой реалистичной личностью на мой взгляд у автора получилась Авелин. Очень жду продолжения трений(просто отношений) между ней и Хоук.
P.S. Прочел на одном дыхании.

[St_Anita]

Я, очевидно, попросту не создана для долгостоев, я быстро теряю нужную степень..мм..близости с текстом

Да нет, у всех кто пишет макси всегда рано или поздно приходит такая стадия. Даже не думайте бросать! И торопиться с выкладкой тоже не надо, раз вы так дотошно проверяете-перепроверяете всё, то это наоборот я считаю к лучшему, а читатели, что читатели? Они никуда не денутся из-за того, что проды нет каждый день. Во всяком случае за себя точно могу поручиться.

По фанфику. Тут уже раньше меня указали, что Варрик как-то не в тему смотрится. Я не великий фиккер, так что почему сказать не смогу, но постараюсь выразить суть: вот это был единственный момент в тексте, где прочтения на одном дыхание у меня не было.

Андерс очень, имхо, канонный получился. Вообще в него сильно верится, что сложись такие обстоятельства он повёл бы себя именно так. Этот кусок с ним и Дженной на высоте, а после каждого предложения складывается ощущение горького и одновременно сладкого послевкусия. А ещё мне начало главы с тем человеком без ноги понравилось, которого Дженна в прошлых главах эээ оперировала. Вроде бы мелочь, но в ходе повествования встретить её приятно и в чём-то даже символично.

У Хоук начались подозрения к Изабелле? Признаться я долго жду того момента с "предательством" пиратки и последующей реакции на это Элайи, наверное, с самой первой главы. И если я всё-таки правильно вникла в характер ГГ... это будет увлекательно.

Да и в сценке с Авелин лично у меня упор на прямолинейность Хоук вызывает уважение. Люблю таких героев. Капитан стражи, безусловно, получилась одной из самых "живых", но всё равно я считаю, что самым удавшимся у автора вышел всё-таки Андерс (если упустить ГГ, так я за неё).

- Он, хотя бы, был там и представляет, что это за место. Пойдем.

Я буквально чую повисшую в воздухе угрозу Справедливости в будущих главах. Они ведь в Тени вступят в конфронтацию или нет? Хотя чтобы я там не представляла далее, автор всё равно умудряется меня удивлять.

Не надо бросать! ) (Очень хочется сказать, "пожалуйстааа" и сделать жалобные глаза).
В пятой части замечательный диалог Хоук и Авелин и офигительнейшая антиванка (точнее, ощущение антиванки). И сцена в клинике очень цепляет. И калека одноногий снова в тему. Нравятся эти вот вроде бы необязательные мелочи (танец, калека).
Про "осязаемость" текста я уже писала :-) Я кинестетик — вот это "почти пощупать" ужасно приятно, лучше чем визуальные образы.
Даже если вам текст кажется слабым, он все равно хорош, очень хорош на мой вкус. И я буду ждать продолжения (надеяться и верить, дада). И если оно будет очень не скоро, я все равно буду ему очень рада.

Сложно сформулировать. Попробую.

Сложно сформулировать. Попробую.
Каждый человек видит мир из какого-то своего окна. Уникального и неповторимого. А разные творческие люди позволяют другим выглянуть из их окна, посмотреть на мир их глазами. И иногда вид настолько хорош, что уже не важно, что окно, может, очень узкое и вообще через решетку смотреть приходится.
Вот — мне просто очень нравится вид. Из-за этого многие "недо" кажутся несущественными.

[morogenoe_iz_sireni]

Achenne мм.. согласна) перебор действительно имеет место быть и спасибо)

Jamessss

Варрик не понравился, из общей массы психов и калек мне он бельмо на глазу.

не только вам) как я над ним только не изгалялась, но превратить его в органичный образ так и не смогла. Отрывок оставила только потому, что должен же у меня хоть где-то появиться Варрик, пусть и неудачный. вот что мне с ним делать, а? Пришибить по-тихому разве что, чтобы глаза не мозолил)))

повторяющийся абзац было стыдно не заметить, извините поправила.

P.S. Прочел на одном дыхании.

спасибо

St_Anita спасибо за то, что вы с нами (со мной и моими калеками ) )

Вообще в него сильно верится, что сложись такие обстоятельства он повёл бы себя именно так.

спасибо огромное! мне очень хотелось, чтобы в моих героев именно верили, убедить, что было именно так - по крайней мере, в измерении этого фика

Признаться я долго жду того момента с "предательством" пиратки и последующей реакции на это Элайи, наверное, с самой первой главы. И если я всё-таки правильно вникла в характер ГГ... это будет увлекательно.

о, я тоже его жду это будет довольно трудный момент лично для меня, но я постараюсь. Разочарую - существующие наброски не вдохновляют, так что будет ли это увлекательно, зависит от того, сумею ли я вытянуть этот момент.

Хотя чтобы я там не представляла далее, автор всё равно умудряется меня удивлять.

очень весомый комплимент, имхо, спасибо )

и вообще спасибо за развернутость .

f_write спасибо. Огромное спасибо, правда) Собственно, вся проблема в том, что я знаю - могло быть намного лучше. Ведь признайте, могло же. И мне это мешает) И приятно знать, что калека не только мне показался уместным

И я буду ждать продолжения (надеяться и верить, дада). И если оно будет очень не скоро, я все равно буду ему очень рада.

спасибо но тут дело такое... я точно знаю, что произойдет, окончательно определилась с линией развития событий, с сюжетом, но вот КАК это все произойдет - это только предстоит вычесывать и собирать из разных набросков-отрывков. И опять небось переписывать.

К тому же в сл. главе должно быть так много всякого насыщенного, сильного с точки зрения накала эмоций, я не уверена, что вытяну.

[ElviraS]

Сильный текст. Не смогла прочитать подряд с первой по пятую главу - пришлось пару раз отвлекаться, чтобы сбросить интенсивность темных/тяжелых эмоций.

[morogenoe_iz_sireni]

ElviraS спасибо) хотя формулировка чем-то напоминает "неасилил", очень приятно, что мне, видимо, все-таки удалось добиться нужной степени дарка, который давит, как, собственно, и должен.

[FairyFoxy]

Он идет следом за женщиной, которая совершенно равнодушна к тому, что происходит сейчас в его душе, которой он подчинил всю свою жизнь – но сейчас от этого почему-то горько.

Сейчас я как-то по-другому посмотрела на Варрика. Это и то, что дальше - а ведь и правда, он, хотя бы отчасти, жил Хоук. И в сложный момент она оказалась рядом с ним, а на кровный брат. Наименее трагичный персонаж игры... на поверхности, балагур, сказитель... а что внутри - неизвестно, и можно только додумывать. На мой взгляд, у вас получилась очень логичная версия, как минимум для одного фика.

горчично-острый и извилистый танец

Ваши сравнения... Выше говорили, что они кинестетичны. Полностью соглашусь. Текст будто чувствуется подушечками пальцев, глупость, наверное, но он будто шершавый. Не шероховатый, нет, все слова совершенно на своих местах. А такой... выпуклый.

Жаль, Дженны было мало, да и не о ней глава. Живой такой герой, впрочем, как и остальные у вас.
Неожиданно, что Хоук, может, и не повинна в смерти Донника, но, как и Авелин, ей хочется верить.

Спасибо!

[morogenoe_iz_sireni]

FairyFoxy спасибо хотя Варрик мне самой не нравится (я имею здесь, в "Калеках"). Как-то я всегда на нем стопорюсь и не могу вытянуть из себя...не знаю, понимание этого персонажа, что ли. И вот получилось натянуто и натужно, на мой взгляд.

Выше говорили, что они кинестетичны.

о, я вчера благодаря f_write узнала новое слово (да-да, стыдно было не знать такие вещи ) и пришла к выводу, что я сама больше кинестетик чем все остальное, так что текст соответствует моему мироощущению )

и ещё раз спасибо за теплые слова. Всегда приятно знать, что ухитрилась кого-то зацепить своей писаниной))

[morogenoe_iz_sireni]

Наверное, все-таки выскажусь развернуто. Давно хотела ) выкладывая эту главу, я, пожалуй, точно уже знала, чьих комментариев-отзывов я буду прицельно ждать. Не ради слов "о, автор, продолжайте и круто и бла-бла-бла", а ради мнения людей, которые как-то почти с самого начала этого фика - ведь я никогда до этого не писала дарк, и бросала все произведения (даже свои, как не стыдно) странице на тридцатой, и уж тем более никогда не делала таких героев, как Хоук - оставляли отзывы, заставляющие меня немного по-другому взглянуть на свою же пейсанину.

Achenne Jamessss St_Anita f_write FairyFoxy спасибо лично вам) в основном за то, что вы (весьма милосердно с вашей стороны) не концентрируете внимание на очевидных недостатках текста, коих много (дебильная привычка расставлять ненужные запятые, пытаясь проставить нужные акценты; повторы слов, которые в прозаическом тексте смотрятся - и я это признаю - местами очень глупо, но я к ним привыкла; моя неспособность описывать экшн, которого аудитория обычно жаждет; всяческие попытки художественных подвыпертов, которые не всегда удачны)... я сама о них прекрасно знаю, честно-честно. я стараюсь, по мере возможности, их исправить, сделать "окно" шире. А вы как-то обращаете мое внимание на гораздо менее очевидные вещи, потому что посмотреть на свой текст со стороны воздействия, восприятия, я не могу никогда - но при этом в основном ощущения отклика и стараюсь. Я все-таки чему-то точно научилась (по крайней мере побила личный рекорд по длине ) и благодаря комментариям и критике не в последнюю очередь.

И спасибо всем, кто читал - я вас люблю, правда-правда)) и искренне надеюсь на ваше существование - ведь, положа руку на сердце, пишу то по-любому для аудитории))


Это так... на случай, если развязку я все-таки не осилю.

как-то сладковато получилось, но, блин, должна же я поблагодарить людей, которые старались сказать какие-то теплые слова в адрес фика и помочь мне сделать его лучше)