Невысказанное

[BioWare-Fanfic-Club]

Название: Невысказанное
Автор:  Jokekiller
Категория: пост DA2
Рейтинг: PG
Жанр: missing scene, romance, drama, POV
Персонажи: фем! Хоук, упоминаются Варрик и другие персонажи игры
Размер: драббл
Аннотация: о том, что стало с Хоук и Варриком после. О том, что не было рассказано.
От автора: аннотация не ахти, но трудно сказать о чем это. Просто прочитайте и сами поймете.
Статус: закончен

Ты улыбаешься.

У тебя славная улыбка, в меру ироничная, в меру загадочная. Иногда фальшивая, но кто это заметит? Это улыбка рассказчика, который сделал паузу в самый интересный момент басни. Басня может и не так уж хороша… она еще слишком молода для легенды, и не очень-то интересна для того, чтоб отвлечь народ, занятый огненным дождем. Но ты так улыбаешься, что любому станет интересно…

Я бы платила на их месте всего лишь за эту улыбку. А не за пустые полчаса историй о той, о ком мне вообще не хочется слушать. Я и сама все знаю в этой истории. Знаю даже больше тебя, мой улыбчивый друг. Или нет?

Вечер, тусклый свет свечей, потрепанный дорожный плащ с капюшоном закрывают обзор, также как и неприметный столик, так что разглядеть лицо очередного путника, зашедшего выпить довольно трудно даже для тебя. Но ты так улыбаешься… как будто знаешь. Как будто… слышал все те сотни раз, когда я говорила темноте, солнцу, глухому камню и потолку собственной комнаты… что люблю тебя.

Ты улыбаешься такой же улыбкой, бледной и вымученной, поддерживая харкающего кровью и скверной мальчишку в узком каменном коридоре. Улыбаешься ярко и слегка насмешливо, когда король манифестов вдруг берется читать мне любовные вирши собственного сочинения. Улыбаешься с грустью и болью, когда твоего братца увозят на телеге за город, в дом для умалишенных. И пытаешься улыбаться, когда я… ухожу.

Ты всегда заставляешь меня улыбаться в ответ.

И я улыбаюсь, ловя из тени твой небрежный взгляд, теребя в пальцах фамильный медальон. Ты драматично взмахиваешь рукой и вместе с тем, наконец, отрубаешь кунари голову. Моей рукой и своим словом. Я еще помню взгляд, каким рогач смотрел на меня, издыхая. Помню крики восхищения и чествования, благодарности и слезы, случайные встречи на улицах, в которые тебе отдавали охапки весенних цветов, потому что я ненавидела внимание и пряталась под маской прохожего. Такое было время… такое… наше. Ты с улыбкой рассказывал о поэтичной и незаметной волшебнице, спасшей город, а я… я сидела по левую руку от тебя, прямо там. И никто не знал. Что, попивая эль за неприметным столиком, эта волшебница следила за тем, как слушает тебя, открыв рот, рыжий мальчишка с фингалом на пол лица. Или подвыпившая девица с глубоким декольте. Или мрачный полуослепший храмовник.

Они и сейчас все здесь, твои слушатели, такие же, как и те. Мне никогда не понять, что им так интересно в той несусветной чуши, которую ты несешь. Будь я чуть посвободней, я бы прервала тебя сейчас, как раз на том эпизоде, в котором колдунья хватает коссита за горло и бросает через весь зал. Прервала бы и охаяла к демоновой бабушке все, что ты тут называешь правдивой историей… И ты бы тогда рассмеялся. Удивленно, растеряно, радостно. Но я не могу. Хотя так люблю твой смех.

Я… научилась любить то, что мне осталось. Люблю быть такой незаметной и для тебя и для тех, кто носиться вокруг собственного носа, в поисках героини твоих басен. Люблю, что ты не различаешь мой голос в гомоне кричащих «Еще! Еще!»… и не замечаешь, когда я тенью исчезаю к утру.

Люблю, как ты, выдумываешь для широкой публики небылицы о Глубинных Тропах, Таинственной Тени, неисследованном Юге или незахваченном Севере. Люблю, как иногда ты, запинаясь, смолкаешь и глядишь с тоской, пока кто-нибудь не поторопит, и твой взгляд в никуда ложиться на меня, как будто бы ты… заметил. Люблю, что иногда во сне ты произносишь среди прочих глупостей мое имя… и проснувшись от пристального взгляда, не можешь увидеть меня.

Люблю, что ты забрал из дома ту лютню, под которую я пела «Сонеты Васкаля к Серване», и никогда не играешь на ней. Она стоит на видном месте и Нора иногда хочет протереть ее, но ты не даешь. И сам иногда сидишь, перебирая ее струны, начищая до блеска дерево… но никогда не играешь всерьез, поэтому лютня удостаивается внимания куда реже, чем арбалет.

Но ты зовешь ее Мариан, и мне этого довольно. Мне всегда было довольно. Улыбки. Смеха. Случайного взгляда. Ты, наверное, даже не знал… а если и знал, то не замечал специально. Я ведь не говорила, а значит, и не было проблемы. Почему я никогда не говорила? Почему ты не спрашивал? Почему всегда был повод промолчать, вроде нерассказанной истории о любви или одержимый мужчина, целующий мои плечи? Сейчас я молчу, потому что уже не могу с тобой заговорить, а тогда… Я всегда была лютней, на которой ты не думал играть… или думал? Я не знала. Боялась узнать. Мне ведь никогда не хотелось стоять на видном месте.

Но однажды, на пропахшей горелым мясом и лириумом дороге, совсем неподалеку от города, ты узнал погибшего путника, среди многих других, завернутых в холстину несчастных, попавших под огненный дождь. Он умер сразу и долго лежал, в потрепанном, прожженном дорожном плаще с капюшоном, с котомкой за плечами, с маленьким фамильным медальоном на груди… Никто не знал, кто был погибший… труп изуродовало так, что нельзя было даже понять, мужчина это был или женщина. И куда он шел, из города или в город, возвращался или уходил тоже никто не ведал. Только ты понял, кого уничтожило небо, так незаметно и при этом, так… поэтично? От путника остался только медальон, который ты, бережно завернув в шелк, прячешь теперь в правом кармане. Ты знал, куда он шел. Знал, к кому возвращался. Ты плакал, ступая обратно в родную таверну, не зная, что я иду следом.

И мне так хотелось сказать тебе «Улыбнись», что ветер поднял с прилавка на рынке целый ворох весенних цветов и развеял по улице. Босоногие дети ловили их и с хохотом убегали от неудачливого торгаша. Ты плакал. И отвечал мне «Сейчас, дорогая, сейчас…», силясь улыбнуться.

Теперь я знаю, что это был далеко не единственный раз, когда ты сказал, что любишь меня.

Но это был первый раз, когда я услышала.