http://ficbook.net/authors/ZealSight
Название: Больше жизни ненавижу тебя
Автор: ZealSight
Бета: [J]harleen.hehe[/J]
Категория: KOTOR2: The Sith Lords
Рейтинг:nc-17
Персонажи и пейринги: дарт Сион/Изгнанница, дарт Трея
Жанр: АУ!, гет, ангст, драма, философия
Размер: мини
Аннотация: I hate you because you crawl within my head, but your presence holds no thoughts, no teachings, you are just… there, unspoken. I hate you because you are beautiful to me. And in that weakness lies death...
Кто задумывался: а что было бы, если бы в том поединке на Малакоре V победила не Изгнанница?
Предупреждения: смерть персонажа, насилие, изнасилование
От автора: Работа по заявке.
Изгнанница лайтсайдна, имя взято из канона. Дарт Сион - дарт Сион, без комментариев %) И Трея в роли hidden evil fate. Хотя, в общем-то, она и в каноне находится где-то в этой же роли.
Автор сего проходил игру ооочень давно, но честно постарался как следует вспомнить события.
З.Ы. как именно должны работать все описанные в каноне хитроумные замыслы - личное логическое предположение автора. Экшен в начале, умняки и философии в конце, а посередине - так, непонятное что-то %)
Статус: закончен
Части 1-2
Часть 3Он знал, что должен убить ее. В конце концов, это будет куда милосердней, чем отдать ее Трее.
Он знал, что она погубит его, если он ее не убьет. Она была слабостью. Смертельной слабостью. Так говорила Трея, а Трея всегда оказывалась права - неизменно, ненавистно права. Да и то, что он чувствовал сейчас, глядя на нее - это сложное, незнакомое чувство, - не оно ли было началом предсказанного Треей конца?!
Несколько раз он был почти готов. Но... не мог.
Он не мог ее убить. Как и Трею. И ненависть от этого бессилия перед чем-то непонятным становилась неистовой. С Треей было хотя бы все ясно. Трея была сильнее. Трея умела убеждать, она копалась в его голове, в его сознании; она всегда умела заставить поверить себе или просто подчиниться, как-то незаметно, так, что сперва подчиняешься, а замечаешь это только потом, когда уже поздно... Он не мог убить Трею потому, что она сломала его. Он знал это. Он ненавидел ее за это. Но убить все равно не мог.
А изгнанница... Она просто была. Ничего не делала, не предсказывала, не поучала, не убеждала ни в чем. Просто была, и все. Безмолвно. Была прекрасна. Ее хранило что-то, таящееся не в ней, а в нем самом, и он не знал, что это такое, но ненавидел ее за это сильнее, чем Трею. Сильнее всего на свете. Смотрел на нее, замершую в медитации - и ненавидел, ненавидел, ненавидел, сходил с ума от ненависти, не находящей выхода, и от этого незнакомого чувства, которое было чем-то большим, чем просто ненависть.
Он уже понял, что проиграл. В тот самый миг, когда победил ее, когда схватил ее за руку, оглушив той болью, что питала его бессмертие - он проиграл.
Погиб.
Трея опять оказалась права. Как всегда. Но изгнанницу она все равно не получит.
Никогда. Несмотря ни на что.
Митра восстановила себя за пару часов сосредоточения. Ей дали это время, эту возможность - вот она и воспользовалась ею. Свернувшись в клубок на чем-то вроде низкого жесткого дивана без спинки, в той же позе, в которой ситх оставил ее, она канула в целительную медитацию, будто в сон.
Дарт Сион никуда не ушел. С другого конца небольшой сумрачной комнаты он наблюдал за ней, почти не шевелясь. Все это время. Просто сидел и смотрел, ссутулившись, как-то устало бросив на колени расслабленные руки. Ждал чего-то? О чем-то задумался? Просто наблюдал?
В сосредоточении изгнанница перестала замечать его. Да он и не собирался о себе напоминать. Только когда она села и принялась как-то буднично приводить в порядок растерзанную одежду, ситх поднялся и подошел к ней.
Взгляд серебряных глаз встретил его на полпути. И, как ни старался, он не сумел найти в этих глазах ненависти.
- О чем ты думаешь? - спросил, вернее, потребовал он, остановившись в шаге от сидящей девушки.
И Митра ответила, немного помедлив:
- О тебе. И о том, что делать дальше. Если, конечно, ты не собираешься все-таки убить меня.
- Собираюсь.
Молчание.
Ему опять до безумия хотелось сделать ей больно. Ударить ее, схватить за волосы, хоть как-нибудь коснуться, лишь бы коснуться... лишь бы нарушить это ее спокойствие, мучительное, прекрасное, так бесконечно вожделенное. Калечить ее он не мог, но мог причинять боль, истязать ее, чтобы она защищалась, чтобы боролась с болью, с гневом, с отчаянием... чтобы в ее сознании не осталось ничего, кроме боли - и источника боли. Он хотел, чтобы она действительно думала о нем. Только о нем. Но боль почему-то была бессильна заставить ее.
А она смотрела снизу вверх, смотрела так, как будто все понимала. Как будто серебряные глаза способны были видеть снедающую его ненависть, как что-то материальное. Как будто она думала о нем не из страха перед тем, что он может с ней сотворить, а почему-то еще. Или это только казалось?
Искалеченное лицо на миг исказилось в болезненной гримасе. Будто ситх с огромным усилием сдержал что-то ужасное.
- И не могу! Понимаешь? Не могу, и все. Как ее. Вернее, совсем по-другому, но все равно не могу...
- Тогда отпусти меня.
- Нет. Если я отпущу тебя, ты пойдешь к ней, и она убьет тебя. Или сломает. Как сломала меня.
Изгнанница посмотрела на него как-то удивленно. Подобного заявления она, самое меньшее, не ожидала.
Это удивление стало для Сиона последней каплей. Он шагнул к ней и схватил за подбородок, сжал пальцы, жестко запрокидывая ее голову.
- Что ты смотришь на меня? Она тебя сломает. Уничтожит. И ты перестанешь быть собой. Я хотел убить тебя только для того, чтобы уберечь от этого! Ты меня поняла?! Я должен был убить тебя. Должен был. И не смог... Но ей я все равно тебя не отдам.
Этой вспышки Митра не ожидала и от неожиданности вздрогнула. Но сопротивляться не стала. И, дослушав, внимательно и спокойно глядя в красновато-карий глаз ситха, погладила его по руке. По пальцам, больно впившимся ей в подбородок.
Будто успокаивала.
Он безусловно был безумен, но не настолько, чтобы ломиться в незапертые двери. И пальцы, вздрогнув, действительно ослабили хватку. Не отпустили, но перестали причинять боль.
- Ты сильная. Даже сильнее, чем я ожидал. Но она знала, что ты не сможешь победить. Она всегда все знает наперед, всегда. Она хотела, чтобы я убил тебя.
- Но ведь ты не убил. И даже если она ожидала, что победишь не ты, а я - вышло, что она ошиблась и в этом. Она тоже может ошибаться.
Сион задумчиво прищурился. Уронил руку с подбородка девушки ей на плечо. Казалось, что вот эта простая мысль до сих пор не приходила ему в голову.
Трея ошиблась. Этого не могло быть, но она ошиблась.
- Может быть, она ошиблась не только в этом? Я оказалась сильнее, чем ты ожидал. Вдруг я точно так же превзойду и ее ожидания? Просто позволь мне уйти - и мы посмотрим, кто кого.
Несколько мгновений он изучал ее лицо, потом отрицательно покачал головой.
- Нет. Если бы я мог, я убил бы ее сам. Но я не могу. И ты тоже не сможешь. Она сделает с тобой то же, что и со мной, и ты будешь верить ей, повиноваться ей так же, не замечая, что повинуешься, а когда заметишь - тогда будет уже поздно. Я не позволю этому случиться.
- Но ведь просто оставить меня здесь ты тоже не сможешь.
- Да, - рука на плече изгнанницы медленно сжалась в кулак, пальцы в черной перчатке смяли ткань робы с чудовищным, болезненным напряжением. - Если бы ты знала, как я ее ненавижу...
Вот на теме ненависти застревать, пожалуй, не стоило. И Митра опять погладила его по руке, на сей раз по предплечью, по черной материи, которой рука была обмотана от запястья до плеча. Края широкой ленты кое-где были влажными.
- Зачем это?
- Что?
Он не сразу понял. Посмотрел на ее ладонь, на тонкие светлые пальцы, аккуратно касающиеся черного. Ответил равнодушно:
- А, это. Вместо кожи. Мне сожгло эту руку. Уже давно.
Изгнанница убрала руку. Взгляд скользнул по серому телу, изрезанному развалами трещин и ран. Когда он шевелился, отчетливый рельеф мышц под хрупкой каменной кожей оживал; сухие, змеиные мускулы переплетались, перетекали друг в друга, полные затаенной, хищной, какой-то отвратительной жизни, резко и странно противоречащей незаживающим ранам.
Как-то дико было думать о том, что этот человек, по сути, давно должен умереть - но живет и чувствует боль. Постоянно. Всегда. Наверное, это вообще единственное, что он по-настоящему чувствует физически. Хотя, может быть, и нет. Ведь насиловал же зачем-то...
А ситх усмехнулся ее жесту, заставив мерзко шевельнуться трещины на щеке. Поймал ускользнувшую руку изгнанницы и сжал, и сразу же ослабил жестокую поначалу хватку - будто спохватился.
- Сила - это боль, Митра. Сила - это власть. Сила возвышает сильных и убивает слабых. Лишенные Силы безоружны. Беззащитны. Есть только Сила, верно? Ничто больше не имеет значения.
- И да, и нет. Сила - это не вся жизнь, это только ее часть. Только малая часть того, что имеет значение. Ты же сам чувствуешь.
- Откуда тебе знать, что я чувствую?
- Я и не знаю. Но если бы ты не чувствовал этого, ты бы убил меня. Сразу. Наверное, еще на Коррибане.
Сион снова ненадолго задумался, щуря на девушку красноватый глаз. Второй глаз, белый, слепо таращился сквозь нее в пространство, бессмысленно, всегда одинаково, и Митра поймала себя на том, что взгляд понемногу перестает цепляться за мертвую половину его лица. В ней, в этой половине, не было жизни, и потому просто не на что было обращать внимание. Вот внимание и перестало фокусироваться на ней.
А он молчал, раздумывал о чем-то, разглядывал изгнанницу - пристально и угрюмо, будто карту вражеской планеты, за которую предстоит вести бой. Сейчас ее безмятежность почему-то не вызывала такого яростного желания причинить ей боль. Может быть, потому, что сила начала покидать его, как предсказывала Трея... А может, потому, что она уже не пряталась за эту безмятежность. Не пыталась скрыться от его присутствия, уйти, уклониться. Даже руку не вырывала. Ее сопротивления он ждал, жаждал его, крушил его с ненавистью и наслаждением - но теперь сопротивления не было, и пытаться уничтожить то, чего нет, было все равно что воздух мечом рубить. И ненависть, не находя себе цели, спятившей змеей пожирала сама себя, превращаясь от этого в странное, незнакомое чувство.
Оно, это чувство, не было силой и не было бессилием, хотя равно граничило и с тем, и с другим.
Это чувство было безумием.
- Лучше бы я действительно тебя убил. Уничтожил. Вместе с... этим. Я не хочу это чувствовать.
И Митра улыбнулась. Спокойно и грустно улыбнулась она, почти незаметно - лишь уголки маленьких губ дрогнули, озаряя чем-то неуловимо-светлым ее тонкое чистое лицо. Кровоподтеки с этого лица уже исчезли, только под скулой на щеке осталось пятно, желтоватое, едва различимое.
- Что? Что Сила - это только часть жизни? Но это же правда. И она никак не зависит от того, существую я или нет. То, что ты не только почувствовал это, но и наконец осознал - это не признак слабости. Наоборот. Признак слабости - цепляться за Силу, за иллюзию жизни, от которой на самом деле давно ничего не осталось. Цепляться, сам не понимая, зачем.
И пальцы, аккуратно державшие ее руку, сжались. Стиснули прежней мертвой хваткой, грозящей раздавить хрупкую маленькую кисть.
- Чушь!
На сей раз Митра не вздрогнула.
- Сила - это все. Без нее не бывает никакой жизни. Посмотри на меня. Сила - это я. Вся ее боль, вся ее власть, самая темная из всех темных сторон Силы - это я. И это все, что я есть. Поэтому меня можно убить хоть тысячу раз, и тысячу раз я восстану, и каждая новая смерть сделает меня только сильней.
- И ради чего? Ты сам-то веришь в то, что это жизнь? Это же только иллюзия жизни, злая иллюзия. Как кошмарный сон. Бег по замкнутому кругу с завязанными глазами. Это все, что осталось от того, что когда-то было твоей жизнью. От тебя самого. Ты же сам чувствуешь, просто поверить не хочешь... или не можешь. Пусти, Сион. Больно.
Вырвать руку она не попыталась. Просто попросила, спокойно, как-то невероятно обыденно.
В ответ он сгреб ее свободной рукой за шиворот и вздернул на ноги - легко, будто котенка. Притянул к себе, приближая ее лицо к своему:
- Хочешь, покажу, что такое "больно"?
Изгнанница отдернула было голову, отвернувшись, рефлекторно запрокинувшись назад от внезапного рывка. Но уже через миг снова смотрела на Сиона, не пытаясь отстраниться, избежать его взгляда и тяжелого дыхания. Дыхание пахло неприятно и странно, но не омерзительно - металлом. Нагретым металлом. Как перегоревшая лазерная турель.
Он знал: она, впитавшая в себя эхо гибели Малакора, прекрасно знает, что такое боль. Просто боль бессильна была осквернить ее. Даже общая боль десятков тысяч смертей. И рана в Силе, окружающая изгнанницу, не несла в себе ни страдания, ни гнева, ни отчаяния. Только покой. Только безмятежность, которой она сумела затянуть эту рану - не залечить, нет, но наполнить доверху, как метеоритный кратер на живой планете наполняется водой, превращаясь из места катастрофы в тихое, глубокое озеро.
- Не хочу. Хочу, чтобы вообще никому больно не было. Ни мне, ни тебе. Ни Крее. Ты еще не устал от всего этого?
- Не дождешься, - выдохнул ей в лицо ситх. - Я сдохну не раньше, чем сверну ей шею. И не раньше, чем пойму, что мне делать с тобой.
Митра видела: он действительно не понимал. Он держал в руках последнего джедая, держал в самом прямом смысле, за шиворот. Цель всей его чудовищной жизни, всей его ненависти, сокрушившей на своем пути все, вплоть до законов природы - эта цель была у него в руках. Но вдруг оказалось, что ненависть незаметно вывернулась наизнанку, будто издеваясь над этим человеком, превратилась в собственную противоположность, такую же слепую, разрушительную и страшную. В замкнутый круг, из которого не выйти темным путем. И душа дарта Сиона - средоточие мрака и пламени - крушила сама себя, не зная иных путей, кроме темных, в безысходности безумия ненавидя свою же ненависть. Митра видела это.
Она видела, что вот сейчас с ней сделают что-то ужасное. Не убьют, нет. Но есть вещи не лучше. Одно неверное слово, неловкое движение - и... Лучше даже не гадать. Все равно не угадаешь, что именно взбредет в эту покалеченную голову. Конечно, она могла бы сопротивляться, и даже довольно эффективно; да хоть прямо сейчас сорвать с его пояса меч, о котором он забыл, нанести ему еще пару-тройку напрасных ран, попытать счастья как-нибудь справиться с обезоруженным бессмертным, переставшим думать об осторожности...
Но ненависть не победить ненавистью. Тем более - такую.
Сопротивляться было нельзя. Как пожар ракетным топливом тушить. Не просто драться нельзя, а вообще противостоять. Закрываться от него, от его безумия, в раскаленный уголь превращающего единственный глаз, от чудовищной тяжести его присутствия в Силе. Правда, оно тоже уже не было отвратительным. Просто очень угнетало.
Хуже обстояли дела с чувством самосохранения, которое прямо-таки криком кричало в изгнаннице, но и с ним ей удалось справиться довольно быстро. Потому что бояться тоже было нельзя.
Митра вздохнула. А потом положила руку ситху на плечо, осторожно отстраняя его от себя - ту самую руку, которой прямо сейчас могла бы сдернуть меч с его пояса.
- Давай закончим со всем этим, - сказала она. - Закончим и уберемся с этой планеты куда-нибудь подальше. А потом разберемся, что тебе делать. И со мной, и с самим собой.
Дарт Сион молча выпустил изгнанницу, отошел туда, где сидел недавно, когда ждал окончания ее медитации. И, обернувшись, небрежно перебросил ей выключенный меч. Ее меч. А потом направился прочь, к выходу.
Она поймала оружие и догнала ситха раньше, чем дверь за ним закрылась.
- Крея ненавидит Силу, Сион. Она ненавидит Силу, хотя и сама пользуется ею. И она...
- Не думай о ней, - мрачно перебил Сион. - Если тебе не о чем подумать, думай обо мне. А ее надо просто прикончить. И тогда я наконец буду свободен.
Даже сейчас он не назвал свою наставницу по имени. Он избегал этого имени с непонятным, угрюмым упорством, и Митра не понимала, что означает это упорство. Зато понимала, что дарт Сион только что принял то странное чувство, которое мучило его. Принял как есть, так и не сумев понять, что именно приемлет, зато прекрасно зная, чем заплатит за это.
Даже изгнанница уже поняла, что это значит для него.
А Крея... или все это было частью ее замысла? Ведь она, до конца познавшая обе стороны Силы, не могла не видеть, не понимать, не предчувствовать... или все-таки могла?!
Гулкая сумрачная тишина коридоров и залов пожирала спокойствие изгнанницы. Казалось, им не будет конца.
Это место было средоточием Силы, Силы-гнева, Силы-страдания - сердцем потоков, текущих по кричащим каньонам Малакора. Древним, чудовищным сердцем темного мира, расколотого, но не уничтоженного до конца. Мира, похожего на дарта Сиона.
Митра чувствовала, как это сердце бьется.
Дарт Сион молчал, опережая спутницу на полшага. Бешеный мрак его присутствия даже в этой Силе казался открытой раной, кровавой купелью, в которой сейчас постепенно копилась тяжесть - медленная, грозная. И ее Митра чувствовала тоже. Ощущала, как ситх жадно дышит окружающей тьмой, вбирая ее в себя.
Всех, кто попадался на пути, Сион убивал на месте. Ситхов - убийц, учеников академии, может быть, и своих собственных учеников... Когда первые двое встречных упали под ноги бессмертному, срезанные двумя ударами меча неожиданно и молниеносно, Митра успела только вздрогнуть. Она тоже не ожидала. Как и они. Но не сказала ничего - ни сразу, ни после, когда под такими же внезапными ударами на пол падали другие.
- Все, что создано ею, должно быть уничтожено. И это место, основа всех ее замыслов - тоже. Я и так ждал слишком долго.
Изгнаннице нечего было на это ответить. Она молчала.
- Я хотел начать с тебя. Принести ей твое тело, чтобы она увидела его своими глазами. Чтобы увидела уничтоженным то, чем так сильно дорожит... Я смотрел, как она помогает тебе, как тебя защищает - и не понимал, почему. Я только сейчас это понял.
И на это тоже ответить было нечего. И она по-прежнему молчала, молча шла вслед за дартом Сионом, молча смотрела, как быстро и страшно он расправляется с теми, кто попадается на пути. Это выглядело, как самоубийство. Как будто это место переполнилось темной Силой настолько, что пожирает само себя, уничтожает себя руками самого ужасного из своих порождений.
И Митра молчала.
- Ты действительно ее слабость. Так же, как и моя. Все, что она делала, она делала для тебя. Чтобы ты сломалась. Чтобы стала такой, какой она хочет тебя видеть.
Сион помолчал, потом обернулся на ходу:
- Я не смог убить тебя. И хорошо, что не смог. Ты - ее неудача. Ее самая большая ошибка. Пусть она увидит это прежде, чем умрет. Пусть у нее не останется надежды.
- Хватит смертей, - не выдержала изгнанница. - Хватит ненависти. Сколько можно? Я верю, что ей еще не поздно помочь!
На сей раз ситх не обернулся.
- Скажи это ей. Пусть поймет, что все ее усилия были напрасны. Пусть поймет, что она - ничто.
И долгий путь к сердцу темной Силы кончился.
Часть 4Маленькая площадка за дверью обрывалась в никуда. От нее начинался мост - тонкий каменный луч в зеленоватом, неестественно подсвеченном сумраке. Мост вонзался в круглую, коронованную загнутыми внутрь зубцами площадку, уходящую опорой-подножием вниз, в невероятную глубину. Ничего подобного не могло существовать в природе: будто капля чего-то тягучего, плоская перевернутая капля, падающая снизу вверх, навеки застывшая в своем опрокинутом падении из глубин к поверхности. Бездонная узкая трещина в коре планеты, от поверхности до мантии, странная пропасть без конца и начала, стиснутая со всех сторон дико изломанным камнем стен, медленно-медленно дышала вертикальным ветром, будто живая. Этот ветер пересыпал волосы изгнанницы, шевелил окровавленные полы робы: сверху вниз... тишина... снизу вверх...
Тихо здесь было. Чудовищно тихо. Даже гигантские молнии где-то далеко-далеко вверху пробегали между стенами бездны совершенно бесшумно, озаряя прозрачный, полный вечного ветра мрак зелеными призрачными отсветами.
Опустив голову, Митра поймала взгляд дарта Сиона. Ситх стоял на самом краю пропасти, там, где площадка становилась мостом, и смотрел на нее. Молча. Так, как будто собирался смотреть еще долго. Изуродованное лицо не выражало ничего, рассекающие его раны в зеленоватом мертвенном освещении казались черными, и капельки крови тускло блестели в трещинах на правой щеке - будто кошмарные слезы слепого, безвекого глаза.
Он смотрел на нее, потому что она была прекрасна. Потому что он никогда не видел ничего прекраснее, чем эта хрупкая девушка с короткими желтовато-русыми волосами, запрокинувшая тонкое лицо к полной мрака и молний бездне над головой. Здесь, в древнем святилище ненависти, она казалась особенно мирной и до смешного уютной: эта невесомая фигурка, эти волосы забавного цвета - как печенье, эти маленькие упрямые губы... Хотя ее внешность значила не так уж и много. Ее присутствие в Силе, тишина, окружающая ее в ней - не такая, как вокруг, а подлинная, безупречно светлая - вот что было прекрасно по-настоящему. Вожделенно до безумия и вместе с тем неприкосновенно.
Она должна была принадлежать ему, только ему... но никому, никогда не могла принадлежать.
Трея останется ни с чем. И умрет, зная, что все было напрасно.
Он молчал, смотрел на нее, дышал мрачной и гибельной Силой, наполняющей святилище - и ненавидел, ненавидел весь мир, всю галактику, все сущее и саму ее ненавидел за то, что не один только он может вот так на нее смотреть. Он ненавидел ее за то, что она прекрасна. За то, что не может принадлежать ему. За то, что просто существует.
Снова стала почти мучительной жажда причинить ей боль. Прикоснуться к ней. Схватить. Лишить возможности ускользнуть - так же, как это было совсем недавно. Принудить, заставить раскрыться. Вновь ощутить хрупкую силу ее тела и упрямую твердость воли. Расплескать ее спокойствие до самого дна и наконец вдохнуть то, что скрывается за ним... Но сперва нужно было убить Трею. И стереть с лица галактики это место.
А изгнанница подошла, задержалась рядом, мимолетно тронула рукой руки ситха, скрещенные на груди, заглянула в единственный глаз тревожно и твердо - и отвернулась, ничего не сказав ему. И первой вступила на каменный луч моста.
Гладкие, плавно загнутые внутрь зубцы походили на гигантские когти. Мост врастал в один из когтей, в узкую прорезь в его основании, сквозь которую можно было проникнуть внутрь - к другой каменной короне в центре площадки, похожей на уменьшенную копию первой, только сломанную. В этой срединной "короне" кое-где недоставало "зубцов": пять вместо восьми. Зато в них билось, пульсировало, дышало прозрачное красноватое свечение, оттесняющее прочь, за пределы внешней короны, зеленый мертвенный сумрак - будто что-то живое, зловещее, пойманное в когти святилища.
Ветра здесь не было. Зато здесь была дарт Трея.
Черный силуэт между черных каменных когтей.
- Вот и ты, наконец. Таков ли Малакор, каким ты помнишь его?
- Ты изменилась сильнее, наставница.
И черные губы на белом лице, под краем низко надвинутого капюшона, изогнулись в ироничной усмешке.
- Возможно, это изменилось твое представление обо мне... На самом деле ничего больше не изменилось. Ни это место, ни я. И двое моих учеников опять пришли сюда, думая, что, избавившись от меня, станут хозяевами своей судьбы. Ничего не меняется.
Дарт Сион молча остановился рядом с изгнанницей и скрестил на груди руки. Он пришел сюда не за беседами. Но все-таки ждал. Даже если вдруг окажется, что она опять все подстроила и предугадала - это ничего не даст ей.
Она умрет. Сегодня. Сейчас.
Он видел, как Митру передернуло: очевидно, она знала, о чем говорит Трея. И сравнение с Нихилусом почему-то напугало ее.
- Нет! Еще не поздно вернуться. Если ты позволишь мне помочь тебе, мы...
- Я думала об этом моменте больше, чем тебе кажется. И я гадала, окажется ли в конце концов, что я дорога тебе настолько, чтобы ты попыталась спасти меня. Я хотела, чтобы ты сказала эти слова, и я благодарна тебе за них. Но мне нужны не слова и не твое милосердие - даже если допустить, что Сион позволит тебе оставить меня в живых. Или ты, Сион, тоже пришел спасать меня?
Сначала он хотел промолчать. Потом все-таки сказал:
- Нет. Если она не убьет тебя, это сделаю я.
Митра покачала головой - отрицательно-растерянно, как-то беспомощно, будто пытаясь не согласиться с тем, что ей же самой казалось неотвратимым.
- Подожди, Сион. Слишком много вопросов без ответов, и смерть ничем не сможет помочь - только оставит непонятое непонятым навсегда.
- Ты напрасно стараешься, - легко, даже будто бы с одобрением, сказала дарт Трея. - Сиону не нужны ответы, потому что у него нет вопросов. У него нет ничего, кроме боли и Силы, рабом которой он стал. Он может только убивать - и ничего больше. Он был всего лишь испытанием, одним из испытаний, которые ты должна была пройти. И я знала, что ты победишь его, но не думала, что окажешься настолько глупа, чтобы...
И меч в руке дарта Сиона зашипел, выбрасывая красный клинок-луч.
- У меня есть вопросы. Один вопрос.
Изгнанница удивленно обернулась к нему. А Трея, казалось, ожидала того, что произошло - именно этого, именно в это мгновение.
- Когда ты наконец сдохнешь?!
Да, она ожидала. Она действительно знала, как добиться того, что ей было нужно от своего бешеного ученика. И меч Сиона со стоном отлетел от ее меча, оттолкнув ее на два шага назад. Описал полукруг, снизу вверх выходя на новый замах... Митра даже за оружие схватиться не успела, не то что вмешаться. Да и не вышло бы вмешаться сюда. Потому что дарт Трея взмахнула левой рукой, рукой, которой у нее не было, плеснув черным полупустым рукавом - будто ударила невидимой плетью.
Сиона буквально смело. Страшной силы удар в грудь опрокинул его, пронес по гладкому полу к зубцам внешней "короны", и ситх, не успев или не сумев удержаться на краю, без звука канул в светящийся мрак пропасти.
- Он выполнил свое назначение, - спокойно, как будто ничего не случилось, сказала Трея. - И выполнил его плохо. Мне нужно было, чтобы ты убила его.
Изгнанница посмотрела на нее так, будто видела впервые. А потом сделала шаг в сторону и подняла отлетевший меч дарта Сиона. Два луча с шипением выросли из рукоятей. Красный и зеленый.
- Ты манипулировала мной. Как и остальными.
Это был не вопрос. Митра смотрела на свою наставницу - на мастера Крею, на дарта Трею, на слепую старую женщину в черных одеждах, держащую в единственной руке меч - и не чувствовала к ней ненависти. Несмотря ни на что.
- Да, всегда. С самого начала. Я использовала тебя - использовала так, что от этого ты становилась сильней. Сильнее, чем я.
Ненависти не было. Было только молчание, привычное безмолвие, когда-то выжженное в душе изгнанницы эхом десятков тысяч смертей. Эхом, которое прошло по ней, как ток по проводнику - прошло по ее связи с Силой, оставив вокруг себя чудовищную рану. Прошло время, кошмары мало-помалу смолкли, убаюканные нерушимым спокойствием джедая, но рана осталась. Осталось молчание. И сейчас душа Митры внутри него медленно-медленно тяжелела, становясь бронзовой.
- Я использовала тебя, чтобы заставить тех, кто нанес мне раны, разоблачить себя. Чтобы они были уничтожены Республикой.
- Так ты просто мстила? Сиону, Нихилусу, остальным?
- Да, я мстила. Но не так просто, как ты думаешь. Я использовала тебя, чтобы остановить лордов ситхов, которые со своей необузданной силой могли обречь галактику на гибель. Я использовала тебя, чтобы заманить их на Телос, где они наконец-то были убиты. Я использовала тебя, чтобы сделать явным падение Эйтрис, так что ее обучение закончилось, не начавшись. Используя тебя, я собрала джедаев, чтобы они могли быть уничтожены все разом. Я использовала тебя - и собираюсь использовать впредь. Ты все еще хочешь спасти меня, моя ученица?
Митра ждала чего угодно. Атаки вроде той, что погубила Сиона. Просто атаки. Она стояла, держа наготове оба меча, и была готова ко всему. Но чувствовала: дарт Трея не лжет. Какую бы цель она ни преследовала, рассказывая все это - она говорит правду. Или то, что считает правдой. И вопрос вырвался помимо воли:
- Но почему я?
Черные губы на белом лице изогнулись в улыбке.
- Ты ждешь, что сейчас я открою тебе некую тайну, ускользнувшую от тебя? Думаешь, то, что я скажу тебе, изменит твой взгляд на твое прошлое? Может быть, даже на себя саму? Не жди, Митра. Никакой великой тайны нет. Есть только ты. И есть Сила, имеющая собственную волю, навязывающая всем нам нашу судьбу. Да, я владею Силой, но Сила использует меня так же, как и остальных - и это отвратительно. Поэтому я ненавижу ее. Я ненавижу ее за то, что у нее есть воля, за то, что она контролирует всех, навязывая некий баланс, ради которого бесчисленные жизни уже потеряны и еще будут потеряны. Но ты... в тебе я вижу способность увидеть смерть Силы, уйти от ее вездесущей воли. И это - то, что мне нравится в тебе. Ты прекрасна, Митра. Ты знаешь об этом? Ты - мертвая зона в Силе, пустота, где ее воля может быть отвергнута. Единственное существо, способное оставлять раны в Силе. Отрезать себя от нее без сожалений, так решительно, так резко, что это ранит ее. А потом вновь восстанавливать отсеченную связь - для того, чтобы снова отсечь... В Силе нет правды. Зато правда есть в тебе. И поэтому я выбрала тебя.
Изгнанница слушала, забывая дышать. Это было безумие. Безумие чистейшей воды. Эта женщина, способная провидеть будущее и прошлое, умеющая незаметно и единственно верно манипулировать теми, кто даже не знал о ее существовании, эта мудрая женщина, старая женщина, ясновидящая слепая с интеллектом демиурга, терпеливая и неотступная, как злая судьба - она была безумна, безумна, так же безумна, как и созданные ею чудовища.
Как дарт Нихилус. Как дарт Сион. И... Митра Сурик?
Теперь Митра точно знала, что она - одно из чудовищ, сотворенных ее безумной наставницей. И не просто одно из них. Она - избранная. И ее, вероятно, все это время вели к чему-то ужасному, ужаснее, чем тот давний бой при Малакоре... но она не знала, как не идти туда, куда эта женщина ее ведет.
Ранить Силу? Зачем? Чтобы убить ее?
Силу - убить?
Даже звучит бредово. Не говоря уже о том, что агония Силы наверняка убьет всех, кто чувствителен к ней. Вообще всех. Во всей галактике. И все-таки...
- Почему же ты используешь ее, если ненавидишь? Зачем восстанавливала свою связь с ней после того, как была отрезана?
- Я использую ее так, как использовала бы яд: для того, чтобы понять ее. Чтобы найти способ ее уничтожить. И в конце концов я нашла.
От мысли о том, как наставница в самом начале мельком сравнила ее с Нихилусом, Митре становилось холодно.
Пустота. Мертвая зона. Мертвая.
- И что теперь?
- Теперь ученик должен убить наставника. Если ты не сделаеь этого - я убью тебя. Потому что тогда все, чего ты достигла - ничто. Фальшивка, бессмыслица, такая же пустая и жестокая, как сам Малакор.
Понимание пришло мгновенно. И два луча, зеленый и красный, погасли в опущенных руках изгнанницы.
- Я не буду сражаться с тобой.
- Тогда ты умрешь. И твои друзья тоже умрут, а я буду искать дальше, и в конце концов найду того, кто заменит тебя. Привести тебя сюда было трудно. Но это место - твое последнее испытание. Это кладбище прошлого, где ты потеряла все. Это - темные закоулки твоей души, мрак, хранящий эхо всех твоих страданий и неудач. Чувствуешь это эхо, изгнанница? Это они. Это те бесчисленные смерти, которые ты впитала. Я хочу узнать, сможешь ли ты выдержать тяжесть Малакора. Сможешь ли заглушить то, что до сих пор бьется в его сердце.
- Для этого что, обязательно друг друга убивать?
Но молния Силы, лиловая шипящая молния, не оставила изгнаннице выбора.
Впрочем, теперь было понятно: выбора у нее не было никогда. Только иллюзия выбора, злая иллюзия, долгий извилистый путь в темноте и чудовищная цель, до последнего неизвестная ей самой.
Смерть Силы.
Время на размышления, отпущенное Треей, закончилось. Стиль бывшего мастера-джедая был скуп на движения, мечом она в основном защищалась, атакуя по большей части молниями, пытаясь поймать Митру захватом Силы, сковать ее разум или хотя бы движения, сбить с ног, дезориентировать, отвлечь... Все это требовало концентрации, да и само по себе было куда эффективней любого материального оружия, поэтому старой женщине просто не было нужды скакать по святилищу. Но два меча в руках изгнанницы в конце концов заставили ее зашевелиться. Шаг за шагом дарт Трея пятилась от своей ученицы, высекая россыпи искр из ее мечей, время от времени стараясь разорвать близкую дистанцию, которая мало-помалу начинала ее изматывать. Митра не позволяла. Она даже навязанный ею темп боя не давала сбить, осыпала противницу градом быстрых, полуобманных ударов, не оставляя ей времени толком сосредоточиться. Она видела: Трея сконцентрирована не столько на поединке, сколько на чем-то еще, иначе вряд ли так легко уступила бы ученице контроль над ситуацией.
Или иллюзию контроля?!
Изгнанница не могла быть уверена. Теперь - не могла. И от сознания этого привычное безмолвие в душе тяжелело, сгущалось темным, грозовым облаком.
Обе они кружили в центре площадки, вокруг сломанной короны из пяти похожих на когти камней - ни одна не желала приближаться к пропасти. Митра усвоила урок, погубивший дарта Сиона, и ее наставница явно не сомневалась в этом, поэтому тоже остерегалась края.
Нет, изгнанница не собиралась сбрасывать ее с площадки-святилища. Она вообще не собиралась убивать.
Дарта Трею следовало остановить. И только. Убивать для этого вовсе не обязательно.
Зато сама Трея даже не думала щадить ученицу. Она действительно не лгала, когда говорила: убей меня, иначе я убью тебя. Но Митра не верила, что старая женщина добивалась от нее всего лишь своей смерти. Желай она смерти, она не сражалась бы так яростно. Дело было в чем-то другом, совсем другом, в чем-то, чего изгнанница не понимала. В чем-то, ради чего она должна была стремиться убить дарта Трею. Именно стремиться, а не убить. Впрочем, ради намеченной цели Трея не пощадит собственную жизнь так же, как не щадила чужие. Так что, может быть, и убить тоже. Но главным было все-таки стремление.
А может, все это только казалось Митре, и реальность была совсем другой...
Раздумывать времени не было. Силы она старалась не касаться, обходясь только оружием, и это сильно осложняло жизнь. Да и не получалось, в общем-то: Сила была здесь везде. Тяжелая, темная. Обжигающая. Это место было ее средоточием, и Митра, как ни старалась, не могла избежать контакта с ней - это было все равно что пытаться не дышать.
Два меча, казалось, жили собственной жизнью, нерожденная гроза внутри все темнела и темнела, вздрагивала от вспышек-напряжения в ответ на каждую попытку контроля. А дарт Трея пыталась. Силой, которую так ненавидела, она владела мастерски. Но изгнанница уже даже не выворачивалась из незримых захватов, как делала раньше, и от подступающего время от времени мысленного оцепенения тоже больше не ускользала - зачем? Ведь можно просто разорвать все это. Рассечь мгновенным усилием воли так же легко, как отрубить световым мечом живую руку.
Даже в горячке боя - в горячке, которой как-то незаметно стало спокойствие - Митра ощущала: ее наставница не в силах справиться с тем, чем дышало святилище. Она и сама уже была была не в силах справиться с ним.
Дыхание древнего святилища наполнилось эхом. Давным-давно стихшие крики, тысячи голосов на грани слуха, на самом пределе между "есть" и "нет" - давняя боль Силы, некогда раненой здесь. Пустота с кричащим сердцем внутри.
Кладбище прошлого...
И изгнанница поняла.
Для этого не нужно было вдумываться и размышлять. Понимание пришло само, инстинктивно - то чутье, которым в схватке предчувствуешь удар до удара, обожгло внезапным осознанием: Трея. Вот чем она по-настоящему занята.
Дарт Трея будила прошлое. Дарт Трея заставляла Силу этого места кричать. Она, наставница, была связана со своей ученицей - и прямо сейчас использовала эту связь для того, чтобы бередить рану, которая окружала в Силе Митру Сурик.
И Сила кричала. Вся Сила этого средоточия кричала от боли, которую вспомнила. Крик сухим песком сыпался в молчание в душе изгнанницы, копился в ней, бесконечно отражаясь сам в себя, и душа, наполнившись им доверху, застонала, резонируя, отзываясь...
Почему-то это не мешало драться. Напротив. Митре сделалось легко и безумно. Связи в Силе замкнулись в кольцо: святилище, Трея, ее ученица - и снова святилище. Будто бусины на одной и той же нити. Будто сама с собой сражаешься, с собственной тенью, предчувствуя, предвидя заранее каждое движение, каждый шаг.
Остановить. Во что бы то ни стало - остановить ее.
Единственная внятная мысль, сохранившаяся в обезумевшей вселенной по имени Митра Сурик.
А Трее между тем пришлось оставить все фокусы с контролем, или чем она там еще занималась. Теперь она вынуждена была отстаивать свою жизнь по-настоящему. Изгнанница заставила ее. Оттеснила наконец от центра площадки и мало-помалу начала отжимать к пропасти. Разумеется, дарт Трея сопротивлялась - но она, никогда не любившая фехтование само по себе, попросту уступала своей ученице в этом искусстве. Учитывая два меча против ее единственного - тем более. Попытки воздействия на Митру через Силу стали полностью тщетны, а удар, подобный тому, что отбросил прочь Сиона, просто прошел сквозь нее. Как плеть сквозь воздух. Она даже не вздрогнула.
Она не вздрогнула потому, что наконец вдохнула - вдохнула Силу, весь этот жуткий, кричащий, обезумевший мрак. Захлебнулась им, чувствуя, что растворяется, гибнет, целиком превращается в крик, как тогда, на орбите Малакора... и рванулась, вслепую разрывая в себе то, что кричало.
Как тогда. Точно так же, как тогда.
Не было больше Митры Сурик. Была пустота. Мертвая зона, мертвая. И с Треей случилось то же, что и с Нихилусом, только наоборот. Нихилус вдохнул пустоту в себя - а дарт Трея сама провалилась в нее, будто в удар, встретивший вместо стального листа лист бумаги.
Этого мгновения, на которое она замешкалась, Митре хватило с лихвой. Что-то живое натянулось до предела и сорвалось, в умирающей от боли вселенной смолк один-единственный голос, красный меч выбил оружие из руки Треи, напряженно и торжествующе исказились под капюшоном ее черные губы... но этот единственный голос, который исчез, отрезвил Митру за долю мгновения.
За миг до непоправимого.
Зеленый меч вошел Трее не в горло. В правое плечо он вошел, на треть, почти отделив от тела разом омертвевшую руку.
И изгнанница, застыв на месте, остановившимся взглядом смотрела на луч - так, как будто он ранил ее саму. Прошла секунда, зеленый луч вздрогнул и погас, старая женщина пошатнулась, прижимая повисшую плетью правую руку к телу обрубком левой. Ей больше нечем было держать меч. Во всяком случае, прямо сейчас. А Митра смотрела на свою наставницу, не в силах отвести взгляд, чувствуя, как разбуженный мрак святилища продолжает беззвучно кричать где-то рядом, но уже не внутри нее, уже вовне, и крику больше нет дороги в ее сознание.
- Добей меня, - выплюнула Трея. - Добей меня, и покончим с этим.
Изгнанница отрицательно качнула головой, держа в опущенной руке меч Сиона.
Она поняла. Отрезвленная ужасным неслучившимся, она выдохнула прочь из себя гнев и азарт, и страх, и жажду во что бы то ни стало победить - все темное, что несла в себе Сила этого места. И после этого все, все поняла. То живое, которое она рванула в себе, ослепленная проснувшейся памятью, тот единственный голос в чудовищном крике, который стих - это была связь. Связь в Силе между учеником и учителем. Нить, за которую Трея тянула из своей ученицы в темную, разрушительную Силу святилища давно уснувший кошмар, заставляя Силу кричать.
Сила действительно жива. Имеет она собственную волю или нет, но она живая. И эта жизнь, всеобъемлющая и бесплотная, не имеющая ни конца, ни начала, одинаково чуждая добра и зла - эта жизнь бессмертна по своей сути, потому что не знает, что такое смерть. Только ее материальные частицы-носители знают, что это такое, но вся Сила в целом не способна заметить эха каждой отдельной маленькой смерти, как птица не замечает одного потерянного пера. Но множество смертей в одном месте и в одно время...
Силу ранит не сама смерть, а ее эхо. Осознание, ощущение смерти.
Не остановись изгнанница только что, в последний, воистину последний момент, отсеки себя еще раз от ощущения гибели - именно в этом месте, именно в этот момент и именно добровольно - и то, для чего предназначила ее Трея, свершилось бы.
В бесконечных попытках отсечь себя от собственной раны Сила - вся Сила, во всей галактике - просто уничтожила бы сама себя.
И Митра опять покачала головой, отрицая неслучившееся. Отрицая смерть Силы, смерть Треи, вообще любую смерть отрицая. Она и так чувствовала себя ожившим скопищем смертей.
Как дарт Сион.
- Я не сделаю этого.
- Значит, я прикончу тебя.
- Зачем? Все кончилось, наставница. Твоя жизнь теперь только твоя, и моя тоже принадлежит только мне - так почему бы просто не уйти отсюда и не жить?
- Ты не понимаешь... - рукоять ее меча шевельнулась на полу у ног изгнанницы.
Митра заметила, но промолчала - ждала ответа. Настоящего, а не этого "не понимаешь", похожего на плевок. А потом с пояса дарта Треи на пол упали еще две рукояти, и три меча, разом включившись, взлетели в воздух.
- Мне не нужно твое милосердие. Мне нужно сломать тебя. И я тебя сломаю - или убью!
И Митре сразу стало не до вопросов и ответов.
Разумеется, ясно было, что драться с самими мечами бесполезно. Оружию рану не нанесешь. Разве что по рукоятям метить - но на подобные фокусы у изгнанницы просто не было времени. Чтобы прекратить это сумасшедшее подобие боя, следовало добраться до Треи, а на это ей времени не оставили тем более. Митра спятившей юлой вертелась в центре святилища, буквально мела собой красный светящийся пол в срединном кольце зубцов, сновала между ними, уклоняясь, уворачиваясь, ныряя под удары, сыплющиеся градом... Силы она больше не касалась. И не коснется, пока не улетит из этого места куда подальше. Лучше умереть, чем снова впустить в себя чудовищный крик - разбуженный эхом ее памяти гнев темного средоточия. Лучше умереть, чем стать тем, чем ее делала Трея.
Без боя изгнанница умирать не собиралась.
Дарт Трея, скрючившись, придерживая обрубком левой руки раненую правую, стояла там же, где Митра оставила ее. В сосредоточении она не шевелилась. Если все-таки суметь до нее добраться и сорвать это сосредоточение... Но добраться было решительно невозможно. Хорошо хоть, все три меча всегда держались примерно на одном уровне - вровень с грудью изгнанницы. Если бы один из них метил ей в голову, а другие два по ногам - ей бы несдобровать. Хотя приходилось и так несладко.
В конце концов один меч удалось-таки сбить. Потом вскользь обожгло шею - смерть разминулась с девушкой буквально на сантиметр. Следующий удар достал почти сразу же - в спину, под ребра. И опять спасло чудо, доля мгновения. Потеряв из виду замершую в сосредоточении Трею, прижавшись спиной к одному из черных каменных когтей, Митра упрямо отстаивала не просто свою жизнь. Она отстаивала выбор.
Свой выбор - не убивать.
Дарт Трея не желала пощады. Но мастер Крея умела ценить милосердие...
Когда два атакующих ее меча разом погасли и рукояти с металлическим лязгом покатились по полу, она ничего не поняла. Связь с Треей была оборвана - не почувствуешь, что с ней. Обессилела от раны? Без сознания? Мертва?
Передумала?!
В последнее верилось меньше всего, хотя где-то в душе, в самом наивном ее уголке, Митра все же не оставляла надежды. Но ведь не в бою же она вдруг сторону Силы сменила...
Изгнанница привалилась к зубцу за спиной, перевела дух, на мгновение прислушалась к боли, засевшей в пробитом боку, а потом, держа наготове мечи, вышла из-за каменного когтя в красный светящийся круг - сердце сердца святилища.
И правда, как всегда, оказалась неожиданней любых предположений.
Трея лежала на полу навзничь. Как будто перед смертью начала оборачиваться назад, да так и не успела полностью обернуться. Черные одежды на сером полу, неподвижные руки, яркое пятно седины вокруг неестественно запрокинутого лица... А над ней, скрестив на груди руки и склонив голову, стоял дарт Сион.
- Ты ранена, - сказал ситх.
И только потом поднял изуродованное лицо.
Митра погасила мечи и подошла. Приблизилась, аккуратно обойдя тело Треи со сломанной шеей. На бледном узком лице раз и навсегда замерло удивление - гневное, брезгливое удивление. И черные глаза без зрачков напряженно вглядывались в никуда, словно в самый миг своей смерти мертвая увидела что-то очень, очень важное.
Не глядя, Сион наступил ногой Трее на подбородок, отворачивая застывшее лицо от изгнанницы. Митра удивленно подняла глаза:
- Перестань. Ты все еще ненавидишь ее? Даже после того, как убил?
Красное призрачное зарево святилища плавилось в темном зрачке ситха.
- Не имеет значения, скольких я убил - боли все равно нет конца. Как и ненависти. Она мертва, наконец-то. Прекрати думать о ней.
- Я думаю не о ней. О том, что она ненавидела Силу и все это время стремилась уничтожить ее, всю, вообще. И еще думаю: а не проще было просто отказаться от Силы и жить спокойно? Она решала за всю галактику то, что не могла решить даже сама в себе. Неужели нельзя просто отпустить то, что так ненавидишь?
- Хотел бы я посмотреть на того, кто добровольно откажется от Силы.
- Смотри... - вспоминать об этом почему-то было тяжело. Так же тяжело, как в свое время решиться. - Когда-то я добровольно пошла на ритуал отделения от Силы, потому что узнала, что способна ранить ее. Это было не так уж и трудно - отказаться от нее. Не труднее, чем постоянно ощущать себя скопищем смертей, пустотой, мертвой зоной, зародышем гибели... Как Малакор. Ты знаешь - ты похож на эту планету. И я тоже похожа. На нее. На Нихилуса. И на тебя.
- Чушь, - он шагнул к изгнаннице и взял ее за руку, сжав ее пальцы, держащие рукоять меча. - Ты не похожа на Малакор. И тем более на Нихилуса. Ты...
И вторая рука Митры тоже оказалась в плену его хватки. Но Митра, казалось, даже не заметила этого. Подняла спокойное лицо, ссыпав со лба назад короткие встрепанные волосы, заглянула в прищуренный глаз ситха.
Страшное лицо приблизилось к ней почти вплотную, жаркое дыхание пахло солью и жженым металлом, но девушка даже не думала отворачиваться. Лицо, дыхание, внешний облик - все это не значило ничего. Неукротимый дух этого человека был ужасней разрушенного тела. Изгнанница смотрела на него - и больше не замечала его ран. Только одну рану она видела - рану в Силе, бесконечно отсекающую себя от себя.
Она видела то, чем могла бы стать - и не стала.
И безумие его слов падало в светящийся мрак святилища тяжелыми, кровяными каплями:
- Ты похожа на боль, потому что ты есть всегда. Ты похожа на... Силу. Потому что от тебя нельзя отказаться. Ты прекрасна. Слишком прекрасна, чтобы жить. Жизнь - это страдание. Она оставляет раны. Она оскверняет. Я не хочу, чтобы ты была осквернена, но убить не могу, и за это ненавижу больше, чем жизнь.
- Жизнь ранит. А еще жизнь лечит, Сион. Она всегда лечит. Но только если жить, а не вечно крушить самого себя. Посмотри на себя. Посмотри на себя так, как я на тебя смотрю. И ты тоже увидишь, что отпустить все это не так уж и сложно...
- Молчи.
Он смотрел на нее и чувствовал, как устал. Все было кончено, а он так и не понял, что ему с ней делать. И он не хотел делать с ней ничего. Только смотреть на нее. Всегда. Чтобы всегда, всегда видеть, как она прекрасна.
- Тебе так кажется, потому что ты джедай.
И серебро ее глаз улыбнулось ему с безмятежной уверенностью.
- Я не джедай. Я - изгнанница. Все закончилось. Тебе больше незачем истязать себя.
А он смотрел на нее - и чувствовал, как как внутри, в искалеченном теле, что-то сдвигается, оседает, надламывается с каким-то почти недоверчивым облегчением. Нет, Сила не покинула его, он ощущал, что в любой момент может прекратить это, остановить, испепелить облегчение болью и гневом... но гнева не было. Была только усталость - усталость металла, наконец сокрушенного собственной несокрушимостью. От этой усталости веяло изгнанницей. Безмятежной прохладой ее присутствия, такой же чистой, как ее серебряные глаза.
Все было кончено. Он победил. И теперь незачем было думать, может ли он от этого отказаться.
Он смотрел на нее и молчал, и Митра устала наконец от жгучего взгляда, медленно опустила голову, прислонившись виском к его щеке. Прикосновение было легким. Легким, как ее дыхание. Она была ранена, и он чувствовал, что ей больно.
Но она не думала о боли. Она думала о нем.
Она думала о нем не тогда, когда он причинял ей боль. Она была неподвластна боли, и он ненавидел ее за это, но теперь, устав ненавидеть, наконец-то понял: ее нужно отпустить. Она думала о нем тогда, когда он отпустил ее. И если отпустить ее насовсем, она будет думать о нем всегда.
Митра ощутила, как ситх выпустил ее руки и медленно-медленно перевел дух. А потом в груди его что-то глухо хрустнуло, сдвигаясь, грудная клетка пошла изломами под остатками кожи, просела и смялась, как сминается лист металла. Ей стало не по себе, но она не отшатнулась. Только не спеша сделала шаг назад, и вновь испытующе заглянула Сиону в лицо.
Смерти нет. Есть только Сила... Дарт Сион умирал.
- Уходи отсюда, - сказал он.
- А ты?
- И я тоже... наконец-то, - он еще раз вздохнул, глубоко и трудно, не замечая, что его раны открылись все разом, что обломки костей на груди прорывают серую хрупкую кожу, и кровь струйками ползет по развалам трещин. - Не смотри на меня...
Смотреть было страшно. Но Митра смотрела. Не на то, как он рушится, нет. Только в глаза. Только в единственный глаз, усталый, безо всякого красного отсвета. Обычный, карий, человеческий глаз.
Она смотрела еще целое мгновение - а потом он умер.
Он умер, вместе с болью и усталостью выдохнул себя прочь, в зеленый, пронизанный далекими вспышками ветреный мрак святилища, и искалеченное тело буквально сломалось, падая, обращаясь в груду переломанных останков, на глазах теряя сходство с человеком. И только тогда Митра наконец отвела взгляд.
Смерти нет. Есть только Сила.
Все действительно было просто.
- Я буду думать о тебе, - запрокинув голову, сказала она светящейся тьме.
Сказала так, не успела сказать Сиону. А потом закрыла глаза и медленно, всем существом вдохнула, впитала тьму. Тьму, боль и ненависть, копившуюся здесь веками - все, что кричало, обезумев от растревоженной Треей боли, от тех смертей, что она носила в себе...
Вдохнула. А потом выдохнула.
И Сила святилища перестала кричать.
Сила спала. Она смешалась с молчанием, с нерушимым спокойствием, с вечными сумерками в душе Митры Сурик - и уснула. Пройдет время, и та воля, которую так ненавидела дарт Трея, приведет сюда кого-нибудь, чтобы вновь разбудить Малакор... но Митра не собиралась сражаться с будущим. Она хотела просто отпустить прошлое, свое прошлое, ставшее кладбищем чудовищ.
Чтобы выдержать эту тяжесть, чтобы заглушить ее, не обязательно было убивать.
Автор: ZealSight
Бета: [J]harleen.hehe[/J]
Категория: KOTOR2: The Sith Lords
Рейтинг:nc-17
Персонажи и пейринги: дарт Сион/Изгнанница, дарт Трея
Жанр: АУ!, гет, ангст, драма, философия
Размер: мини
Аннотация: I hate you because you crawl within my head, but your presence holds no thoughts, no teachings, you are just… there, unspoken. I hate you because you are beautiful to me. And in that weakness lies death...
Кто задумывался: а что было бы, если бы в том поединке на Малакоре V победила не Изгнанница?
Предупреждения: смерть персонажа, насилие, изнасилование
От автора: Работа по заявке.
Изгнанница лайтсайдна, имя взято из канона. Дарт Сион - дарт Сион, без комментариев %) И Трея в роли hidden evil fate. Хотя, в общем-то, она и в каноне находится где-то в этой же роли.
Автор сего проходил игру ооочень давно, но честно постарался как следует вспомнить события.
З.Ы. как именно должны работать все описанные в каноне хитроумные замыслы - личное логическое предположение автора. Экшен в начале, умняки и философии в конце, а посередине - так, непонятное что-то %)
Статус: закончен
Части 1-2
Часть 3Он знал, что должен убить ее. В конце концов, это будет куда милосердней, чем отдать ее Трее.
Он знал, что она погубит его, если он ее не убьет. Она была слабостью. Смертельной слабостью. Так говорила Трея, а Трея всегда оказывалась права - неизменно, ненавистно права. Да и то, что он чувствовал сейчас, глядя на нее - это сложное, незнакомое чувство, - не оно ли было началом предсказанного Треей конца?!
Несколько раз он был почти готов. Но... не мог.
Он не мог ее убить. Как и Трею. И ненависть от этого бессилия перед чем-то непонятным становилась неистовой. С Треей было хотя бы все ясно. Трея была сильнее. Трея умела убеждать, она копалась в его голове, в его сознании; она всегда умела заставить поверить себе или просто подчиниться, как-то незаметно, так, что сперва подчиняешься, а замечаешь это только потом, когда уже поздно... Он не мог убить Трею потому, что она сломала его. Он знал это. Он ненавидел ее за это. Но убить все равно не мог.
А изгнанница... Она просто была. Ничего не делала, не предсказывала, не поучала, не убеждала ни в чем. Просто была, и все. Безмолвно. Была прекрасна. Ее хранило что-то, таящееся не в ней, а в нем самом, и он не знал, что это такое, но ненавидел ее за это сильнее, чем Трею. Сильнее всего на свете. Смотрел на нее, замершую в медитации - и ненавидел, ненавидел, ненавидел, сходил с ума от ненависти, не находящей выхода, и от этого незнакомого чувства, которое было чем-то большим, чем просто ненависть.
Он уже понял, что проиграл. В тот самый миг, когда победил ее, когда схватил ее за руку, оглушив той болью, что питала его бессмертие - он проиграл.
Погиб.
Трея опять оказалась права. Как всегда. Но изгнанницу она все равно не получит.
Никогда. Несмотря ни на что.
Митра восстановила себя за пару часов сосредоточения. Ей дали это время, эту возможность - вот она и воспользовалась ею. Свернувшись в клубок на чем-то вроде низкого жесткого дивана без спинки, в той же позе, в которой ситх оставил ее, она канула в целительную медитацию, будто в сон.
Дарт Сион никуда не ушел. С другого конца небольшой сумрачной комнаты он наблюдал за ней, почти не шевелясь. Все это время. Просто сидел и смотрел, ссутулившись, как-то устало бросив на колени расслабленные руки. Ждал чего-то? О чем-то задумался? Просто наблюдал?
В сосредоточении изгнанница перестала замечать его. Да он и не собирался о себе напоминать. Только когда она села и принялась как-то буднично приводить в порядок растерзанную одежду, ситх поднялся и подошел к ней.
Взгляд серебряных глаз встретил его на полпути. И, как ни старался, он не сумел найти в этих глазах ненависти.
- О чем ты думаешь? - спросил, вернее, потребовал он, остановившись в шаге от сидящей девушки.
И Митра ответила, немного помедлив:
- О тебе. И о том, что делать дальше. Если, конечно, ты не собираешься все-таки убить меня.
- Собираюсь.
Молчание.
Ему опять до безумия хотелось сделать ей больно. Ударить ее, схватить за волосы, хоть как-нибудь коснуться, лишь бы коснуться... лишь бы нарушить это ее спокойствие, мучительное, прекрасное, так бесконечно вожделенное. Калечить ее он не мог, но мог причинять боль, истязать ее, чтобы она защищалась, чтобы боролась с болью, с гневом, с отчаянием... чтобы в ее сознании не осталось ничего, кроме боли - и источника боли. Он хотел, чтобы она действительно думала о нем. Только о нем. Но боль почему-то была бессильна заставить ее.
А она смотрела снизу вверх, смотрела так, как будто все понимала. Как будто серебряные глаза способны были видеть снедающую его ненависть, как что-то материальное. Как будто она думала о нем не из страха перед тем, что он может с ней сотворить, а почему-то еще. Или это только казалось?
Искалеченное лицо на миг исказилось в болезненной гримасе. Будто ситх с огромным усилием сдержал что-то ужасное.
- И не могу! Понимаешь? Не могу, и все. Как ее. Вернее, совсем по-другому, но все равно не могу...
- Тогда отпусти меня.
- Нет. Если я отпущу тебя, ты пойдешь к ней, и она убьет тебя. Или сломает. Как сломала меня.
Изгнанница посмотрела на него как-то удивленно. Подобного заявления она, самое меньшее, не ожидала.
Это удивление стало для Сиона последней каплей. Он шагнул к ней и схватил за подбородок, сжал пальцы, жестко запрокидывая ее голову.
- Что ты смотришь на меня? Она тебя сломает. Уничтожит. И ты перестанешь быть собой. Я хотел убить тебя только для того, чтобы уберечь от этого! Ты меня поняла?! Я должен был убить тебя. Должен был. И не смог... Но ей я все равно тебя не отдам.
Этой вспышки Митра не ожидала и от неожиданности вздрогнула. Но сопротивляться не стала. И, дослушав, внимательно и спокойно глядя в красновато-карий глаз ситха, погладила его по руке. По пальцам, больно впившимся ей в подбородок.
Будто успокаивала.
Он безусловно был безумен, но не настолько, чтобы ломиться в незапертые двери. И пальцы, вздрогнув, действительно ослабили хватку. Не отпустили, но перестали причинять боль.
- Ты сильная. Даже сильнее, чем я ожидал. Но она знала, что ты не сможешь победить. Она всегда все знает наперед, всегда. Она хотела, чтобы я убил тебя.
- Но ведь ты не убил. И даже если она ожидала, что победишь не ты, а я - вышло, что она ошиблась и в этом. Она тоже может ошибаться.
Сион задумчиво прищурился. Уронил руку с подбородка девушки ей на плечо. Казалось, что вот эта простая мысль до сих пор не приходила ему в голову.
Трея ошиблась. Этого не могло быть, но она ошиблась.
- Может быть, она ошиблась не только в этом? Я оказалась сильнее, чем ты ожидал. Вдруг я точно так же превзойду и ее ожидания? Просто позволь мне уйти - и мы посмотрим, кто кого.
Несколько мгновений он изучал ее лицо, потом отрицательно покачал головой.
- Нет. Если бы я мог, я убил бы ее сам. Но я не могу. И ты тоже не сможешь. Она сделает с тобой то же, что и со мной, и ты будешь верить ей, повиноваться ей так же, не замечая, что повинуешься, а когда заметишь - тогда будет уже поздно. Я не позволю этому случиться.
- Но ведь просто оставить меня здесь ты тоже не сможешь.
- Да, - рука на плече изгнанницы медленно сжалась в кулак, пальцы в черной перчатке смяли ткань робы с чудовищным, болезненным напряжением. - Если бы ты знала, как я ее ненавижу...
Вот на теме ненависти застревать, пожалуй, не стоило. И Митра опять погладила его по руке, на сей раз по предплечью, по черной материи, которой рука была обмотана от запястья до плеча. Края широкой ленты кое-где были влажными.
- Зачем это?
- Что?
Он не сразу понял. Посмотрел на ее ладонь, на тонкие светлые пальцы, аккуратно касающиеся черного. Ответил равнодушно:
- А, это. Вместо кожи. Мне сожгло эту руку. Уже давно.
Изгнанница убрала руку. Взгляд скользнул по серому телу, изрезанному развалами трещин и ран. Когда он шевелился, отчетливый рельеф мышц под хрупкой каменной кожей оживал; сухие, змеиные мускулы переплетались, перетекали друг в друга, полные затаенной, хищной, какой-то отвратительной жизни, резко и странно противоречащей незаживающим ранам.
Как-то дико было думать о том, что этот человек, по сути, давно должен умереть - но живет и чувствует боль. Постоянно. Всегда. Наверное, это вообще единственное, что он по-настоящему чувствует физически. Хотя, может быть, и нет. Ведь насиловал же зачем-то...
А ситх усмехнулся ее жесту, заставив мерзко шевельнуться трещины на щеке. Поймал ускользнувшую руку изгнанницы и сжал, и сразу же ослабил жестокую поначалу хватку - будто спохватился.
- Сила - это боль, Митра. Сила - это власть. Сила возвышает сильных и убивает слабых. Лишенные Силы безоружны. Беззащитны. Есть только Сила, верно? Ничто больше не имеет значения.
- И да, и нет. Сила - это не вся жизнь, это только ее часть. Только малая часть того, что имеет значение. Ты же сам чувствуешь.
- Откуда тебе знать, что я чувствую?
- Я и не знаю. Но если бы ты не чувствовал этого, ты бы убил меня. Сразу. Наверное, еще на Коррибане.
Сион снова ненадолго задумался, щуря на девушку красноватый глаз. Второй глаз, белый, слепо таращился сквозь нее в пространство, бессмысленно, всегда одинаково, и Митра поймала себя на том, что взгляд понемногу перестает цепляться за мертвую половину его лица. В ней, в этой половине, не было жизни, и потому просто не на что было обращать внимание. Вот внимание и перестало фокусироваться на ней.
А он молчал, раздумывал о чем-то, разглядывал изгнанницу - пристально и угрюмо, будто карту вражеской планеты, за которую предстоит вести бой. Сейчас ее безмятежность почему-то не вызывала такого яростного желания причинить ей боль. Может быть, потому, что сила начала покидать его, как предсказывала Трея... А может, потому, что она уже не пряталась за эту безмятежность. Не пыталась скрыться от его присутствия, уйти, уклониться. Даже руку не вырывала. Ее сопротивления он ждал, жаждал его, крушил его с ненавистью и наслаждением - но теперь сопротивления не было, и пытаться уничтожить то, чего нет, было все равно что воздух мечом рубить. И ненависть, не находя себе цели, спятившей змеей пожирала сама себя, превращаясь от этого в странное, незнакомое чувство.
Оно, это чувство, не было силой и не было бессилием, хотя равно граничило и с тем, и с другим.
Это чувство было безумием.
- Лучше бы я действительно тебя убил. Уничтожил. Вместе с... этим. Я не хочу это чувствовать.
И Митра улыбнулась. Спокойно и грустно улыбнулась она, почти незаметно - лишь уголки маленьких губ дрогнули, озаряя чем-то неуловимо-светлым ее тонкое чистое лицо. Кровоподтеки с этого лица уже исчезли, только под скулой на щеке осталось пятно, желтоватое, едва различимое.
- Что? Что Сила - это только часть жизни? Но это же правда. И она никак не зависит от того, существую я или нет. То, что ты не только почувствовал это, но и наконец осознал - это не признак слабости. Наоборот. Признак слабости - цепляться за Силу, за иллюзию жизни, от которой на самом деле давно ничего не осталось. Цепляться, сам не понимая, зачем.
И пальцы, аккуратно державшие ее руку, сжались. Стиснули прежней мертвой хваткой, грозящей раздавить хрупкую маленькую кисть.
- Чушь!
На сей раз Митра не вздрогнула.
- Сила - это все. Без нее не бывает никакой жизни. Посмотри на меня. Сила - это я. Вся ее боль, вся ее власть, самая темная из всех темных сторон Силы - это я. И это все, что я есть. Поэтому меня можно убить хоть тысячу раз, и тысячу раз я восстану, и каждая новая смерть сделает меня только сильней.
- И ради чего? Ты сам-то веришь в то, что это жизнь? Это же только иллюзия жизни, злая иллюзия. Как кошмарный сон. Бег по замкнутому кругу с завязанными глазами. Это все, что осталось от того, что когда-то было твоей жизнью. От тебя самого. Ты же сам чувствуешь, просто поверить не хочешь... или не можешь. Пусти, Сион. Больно.
Вырвать руку она не попыталась. Просто попросила, спокойно, как-то невероятно обыденно.
В ответ он сгреб ее свободной рукой за шиворот и вздернул на ноги - легко, будто котенка. Притянул к себе, приближая ее лицо к своему:
- Хочешь, покажу, что такое "больно"?
Изгнанница отдернула было голову, отвернувшись, рефлекторно запрокинувшись назад от внезапного рывка. Но уже через миг снова смотрела на Сиона, не пытаясь отстраниться, избежать его взгляда и тяжелого дыхания. Дыхание пахло неприятно и странно, но не омерзительно - металлом. Нагретым металлом. Как перегоревшая лазерная турель.
Он знал: она, впитавшая в себя эхо гибели Малакора, прекрасно знает, что такое боль. Просто боль бессильна была осквернить ее. Даже общая боль десятков тысяч смертей. И рана в Силе, окружающая изгнанницу, не несла в себе ни страдания, ни гнева, ни отчаяния. Только покой. Только безмятежность, которой она сумела затянуть эту рану - не залечить, нет, но наполнить доверху, как метеоритный кратер на живой планете наполняется водой, превращаясь из места катастрофы в тихое, глубокое озеро.
- Не хочу. Хочу, чтобы вообще никому больно не было. Ни мне, ни тебе. Ни Крее. Ты еще не устал от всего этого?
- Не дождешься, - выдохнул ей в лицо ситх. - Я сдохну не раньше, чем сверну ей шею. И не раньше, чем пойму, что мне делать с тобой.
Митра видела: он действительно не понимал. Он держал в руках последнего джедая, держал в самом прямом смысле, за шиворот. Цель всей его чудовищной жизни, всей его ненависти, сокрушившей на своем пути все, вплоть до законов природы - эта цель была у него в руках. Но вдруг оказалось, что ненависть незаметно вывернулась наизнанку, будто издеваясь над этим человеком, превратилась в собственную противоположность, такую же слепую, разрушительную и страшную. В замкнутый круг, из которого не выйти темным путем. И душа дарта Сиона - средоточие мрака и пламени - крушила сама себя, не зная иных путей, кроме темных, в безысходности безумия ненавидя свою же ненависть. Митра видела это.
Она видела, что вот сейчас с ней сделают что-то ужасное. Не убьют, нет. Но есть вещи не лучше. Одно неверное слово, неловкое движение - и... Лучше даже не гадать. Все равно не угадаешь, что именно взбредет в эту покалеченную голову. Конечно, она могла бы сопротивляться, и даже довольно эффективно; да хоть прямо сейчас сорвать с его пояса меч, о котором он забыл, нанести ему еще пару-тройку напрасных ран, попытать счастья как-нибудь справиться с обезоруженным бессмертным, переставшим думать об осторожности...
Но ненависть не победить ненавистью. Тем более - такую.
Сопротивляться было нельзя. Как пожар ракетным топливом тушить. Не просто драться нельзя, а вообще противостоять. Закрываться от него, от его безумия, в раскаленный уголь превращающего единственный глаз, от чудовищной тяжести его присутствия в Силе. Правда, оно тоже уже не было отвратительным. Просто очень угнетало.
Хуже обстояли дела с чувством самосохранения, которое прямо-таки криком кричало в изгнаннице, но и с ним ей удалось справиться довольно быстро. Потому что бояться тоже было нельзя.
Митра вздохнула. А потом положила руку ситху на плечо, осторожно отстраняя его от себя - ту самую руку, которой прямо сейчас могла бы сдернуть меч с его пояса.
- Давай закончим со всем этим, - сказала она. - Закончим и уберемся с этой планеты куда-нибудь подальше. А потом разберемся, что тебе делать. И со мной, и с самим собой.
Дарт Сион молча выпустил изгнанницу, отошел туда, где сидел недавно, когда ждал окончания ее медитации. И, обернувшись, небрежно перебросил ей выключенный меч. Ее меч. А потом направился прочь, к выходу.
Она поймала оружие и догнала ситха раньше, чем дверь за ним закрылась.
- Крея ненавидит Силу, Сион. Она ненавидит Силу, хотя и сама пользуется ею. И она...
- Не думай о ней, - мрачно перебил Сион. - Если тебе не о чем подумать, думай обо мне. А ее надо просто прикончить. И тогда я наконец буду свободен.
Даже сейчас он не назвал свою наставницу по имени. Он избегал этого имени с непонятным, угрюмым упорством, и Митра не понимала, что означает это упорство. Зато понимала, что дарт Сион только что принял то странное чувство, которое мучило его. Принял как есть, так и не сумев понять, что именно приемлет, зато прекрасно зная, чем заплатит за это.
Даже изгнанница уже поняла, что это значит для него.
А Крея... или все это было частью ее замысла? Ведь она, до конца познавшая обе стороны Силы, не могла не видеть, не понимать, не предчувствовать... или все-таки могла?!
Гулкая сумрачная тишина коридоров и залов пожирала спокойствие изгнанницы. Казалось, им не будет конца.
Это место было средоточием Силы, Силы-гнева, Силы-страдания - сердцем потоков, текущих по кричащим каньонам Малакора. Древним, чудовищным сердцем темного мира, расколотого, но не уничтоженного до конца. Мира, похожего на дарта Сиона.
Митра чувствовала, как это сердце бьется.
Дарт Сион молчал, опережая спутницу на полшага. Бешеный мрак его присутствия даже в этой Силе казался открытой раной, кровавой купелью, в которой сейчас постепенно копилась тяжесть - медленная, грозная. И ее Митра чувствовала тоже. Ощущала, как ситх жадно дышит окружающей тьмой, вбирая ее в себя.
Всех, кто попадался на пути, Сион убивал на месте. Ситхов - убийц, учеников академии, может быть, и своих собственных учеников... Когда первые двое встречных упали под ноги бессмертному, срезанные двумя ударами меча неожиданно и молниеносно, Митра успела только вздрогнуть. Она тоже не ожидала. Как и они. Но не сказала ничего - ни сразу, ни после, когда под такими же внезапными ударами на пол падали другие.
- Все, что создано ею, должно быть уничтожено. И это место, основа всех ее замыслов - тоже. Я и так ждал слишком долго.
Изгнаннице нечего было на это ответить. Она молчала.
- Я хотел начать с тебя. Принести ей твое тело, чтобы она увидела его своими глазами. Чтобы увидела уничтоженным то, чем так сильно дорожит... Я смотрел, как она помогает тебе, как тебя защищает - и не понимал, почему. Я только сейчас это понял.
И на это тоже ответить было нечего. И она по-прежнему молчала, молча шла вслед за дартом Сионом, молча смотрела, как быстро и страшно он расправляется с теми, кто попадается на пути. Это выглядело, как самоубийство. Как будто это место переполнилось темной Силой настолько, что пожирает само себя, уничтожает себя руками самого ужасного из своих порождений.
И Митра молчала.
- Ты действительно ее слабость. Так же, как и моя. Все, что она делала, она делала для тебя. Чтобы ты сломалась. Чтобы стала такой, какой она хочет тебя видеть.
Сион помолчал, потом обернулся на ходу:
- Я не смог убить тебя. И хорошо, что не смог. Ты - ее неудача. Ее самая большая ошибка. Пусть она увидит это прежде, чем умрет. Пусть у нее не останется надежды.
- Хватит смертей, - не выдержала изгнанница. - Хватит ненависти. Сколько можно? Я верю, что ей еще не поздно помочь!
На сей раз ситх не обернулся.
- Скажи это ей. Пусть поймет, что все ее усилия были напрасны. Пусть поймет, что она - ничто.
И долгий путь к сердцу темной Силы кончился.
Часть 4Маленькая площадка за дверью обрывалась в никуда. От нее начинался мост - тонкий каменный луч в зеленоватом, неестественно подсвеченном сумраке. Мост вонзался в круглую, коронованную загнутыми внутрь зубцами площадку, уходящую опорой-подножием вниз, в невероятную глубину. Ничего подобного не могло существовать в природе: будто капля чего-то тягучего, плоская перевернутая капля, падающая снизу вверх, навеки застывшая в своем опрокинутом падении из глубин к поверхности. Бездонная узкая трещина в коре планеты, от поверхности до мантии, странная пропасть без конца и начала, стиснутая со всех сторон дико изломанным камнем стен, медленно-медленно дышала вертикальным ветром, будто живая. Этот ветер пересыпал волосы изгнанницы, шевелил окровавленные полы робы: сверху вниз... тишина... снизу вверх...
Тихо здесь было. Чудовищно тихо. Даже гигантские молнии где-то далеко-далеко вверху пробегали между стенами бездны совершенно бесшумно, озаряя прозрачный, полный вечного ветра мрак зелеными призрачными отсветами.
Опустив голову, Митра поймала взгляд дарта Сиона. Ситх стоял на самом краю пропасти, там, где площадка становилась мостом, и смотрел на нее. Молча. Так, как будто собирался смотреть еще долго. Изуродованное лицо не выражало ничего, рассекающие его раны в зеленоватом мертвенном освещении казались черными, и капельки крови тускло блестели в трещинах на правой щеке - будто кошмарные слезы слепого, безвекого глаза.
Он смотрел на нее, потому что она была прекрасна. Потому что он никогда не видел ничего прекраснее, чем эта хрупкая девушка с короткими желтовато-русыми волосами, запрокинувшая тонкое лицо к полной мрака и молний бездне над головой. Здесь, в древнем святилище ненависти, она казалась особенно мирной и до смешного уютной: эта невесомая фигурка, эти волосы забавного цвета - как печенье, эти маленькие упрямые губы... Хотя ее внешность значила не так уж и много. Ее присутствие в Силе, тишина, окружающая ее в ней - не такая, как вокруг, а подлинная, безупречно светлая - вот что было прекрасно по-настоящему. Вожделенно до безумия и вместе с тем неприкосновенно.
Она должна была принадлежать ему, только ему... но никому, никогда не могла принадлежать.
Трея останется ни с чем. И умрет, зная, что все было напрасно.
Он молчал, смотрел на нее, дышал мрачной и гибельной Силой, наполняющей святилище - и ненавидел, ненавидел весь мир, всю галактику, все сущее и саму ее ненавидел за то, что не один только он может вот так на нее смотреть. Он ненавидел ее за то, что она прекрасна. За то, что не может принадлежать ему. За то, что просто существует.
Снова стала почти мучительной жажда причинить ей боль. Прикоснуться к ней. Схватить. Лишить возможности ускользнуть - так же, как это было совсем недавно. Принудить, заставить раскрыться. Вновь ощутить хрупкую силу ее тела и упрямую твердость воли. Расплескать ее спокойствие до самого дна и наконец вдохнуть то, что скрывается за ним... Но сперва нужно было убить Трею. И стереть с лица галактики это место.
А изгнанница подошла, задержалась рядом, мимолетно тронула рукой руки ситха, скрещенные на груди, заглянула в единственный глаз тревожно и твердо - и отвернулась, ничего не сказав ему. И первой вступила на каменный луч моста.
Гладкие, плавно загнутые внутрь зубцы походили на гигантские когти. Мост врастал в один из когтей, в узкую прорезь в его основании, сквозь которую можно было проникнуть внутрь - к другой каменной короне в центре площадки, похожей на уменьшенную копию первой, только сломанную. В этой срединной "короне" кое-где недоставало "зубцов": пять вместо восьми. Зато в них билось, пульсировало, дышало прозрачное красноватое свечение, оттесняющее прочь, за пределы внешней короны, зеленый мертвенный сумрак - будто что-то живое, зловещее, пойманное в когти святилища.
Ветра здесь не было. Зато здесь была дарт Трея.
Черный силуэт между черных каменных когтей.
- Вот и ты, наконец. Таков ли Малакор, каким ты помнишь его?
- Ты изменилась сильнее, наставница.
И черные губы на белом лице, под краем низко надвинутого капюшона, изогнулись в ироничной усмешке.
- Возможно, это изменилось твое представление обо мне... На самом деле ничего больше не изменилось. Ни это место, ни я. И двое моих учеников опять пришли сюда, думая, что, избавившись от меня, станут хозяевами своей судьбы. Ничего не меняется.
Дарт Сион молча остановился рядом с изгнанницей и скрестил на груди руки. Он пришел сюда не за беседами. Но все-таки ждал. Даже если вдруг окажется, что она опять все подстроила и предугадала - это ничего не даст ей.
Она умрет. Сегодня. Сейчас.
Он видел, как Митру передернуло: очевидно, она знала, о чем говорит Трея. И сравнение с Нихилусом почему-то напугало ее.
- Нет! Еще не поздно вернуться. Если ты позволишь мне помочь тебе, мы...
- Я думала об этом моменте больше, чем тебе кажется. И я гадала, окажется ли в конце концов, что я дорога тебе настолько, чтобы ты попыталась спасти меня. Я хотела, чтобы ты сказала эти слова, и я благодарна тебе за них. Но мне нужны не слова и не твое милосердие - даже если допустить, что Сион позволит тебе оставить меня в живых. Или ты, Сион, тоже пришел спасать меня?
Сначала он хотел промолчать. Потом все-таки сказал:
- Нет. Если она не убьет тебя, это сделаю я.
Митра покачала головой - отрицательно-растерянно, как-то беспомощно, будто пытаясь не согласиться с тем, что ей же самой казалось неотвратимым.
- Подожди, Сион. Слишком много вопросов без ответов, и смерть ничем не сможет помочь - только оставит непонятое непонятым навсегда.
- Ты напрасно стараешься, - легко, даже будто бы с одобрением, сказала дарт Трея. - Сиону не нужны ответы, потому что у него нет вопросов. У него нет ничего, кроме боли и Силы, рабом которой он стал. Он может только убивать - и ничего больше. Он был всего лишь испытанием, одним из испытаний, которые ты должна была пройти. И я знала, что ты победишь его, но не думала, что окажешься настолько глупа, чтобы...
И меч в руке дарта Сиона зашипел, выбрасывая красный клинок-луч.
- У меня есть вопросы. Один вопрос.
Изгнанница удивленно обернулась к нему. А Трея, казалось, ожидала того, что произошло - именно этого, именно в это мгновение.
- Когда ты наконец сдохнешь?!
Да, она ожидала. Она действительно знала, как добиться того, что ей было нужно от своего бешеного ученика. И меч Сиона со стоном отлетел от ее меча, оттолкнув ее на два шага назад. Описал полукруг, снизу вверх выходя на новый замах... Митра даже за оружие схватиться не успела, не то что вмешаться. Да и не вышло бы вмешаться сюда. Потому что дарт Трея взмахнула левой рукой, рукой, которой у нее не было, плеснув черным полупустым рукавом - будто ударила невидимой плетью.
Сиона буквально смело. Страшной силы удар в грудь опрокинул его, пронес по гладкому полу к зубцам внешней "короны", и ситх, не успев или не сумев удержаться на краю, без звука канул в светящийся мрак пропасти.
- Он выполнил свое назначение, - спокойно, как будто ничего не случилось, сказала Трея. - И выполнил его плохо. Мне нужно было, чтобы ты убила его.
Изгнанница посмотрела на нее так, будто видела впервые. А потом сделала шаг в сторону и подняла отлетевший меч дарта Сиона. Два луча с шипением выросли из рукоятей. Красный и зеленый.
- Ты манипулировала мной. Как и остальными.
Это был не вопрос. Митра смотрела на свою наставницу - на мастера Крею, на дарта Трею, на слепую старую женщину в черных одеждах, держащую в единственной руке меч - и не чувствовала к ней ненависти. Несмотря ни на что.
- Да, всегда. С самого начала. Я использовала тебя - использовала так, что от этого ты становилась сильней. Сильнее, чем я.
Ненависти не было. Было только молчание, привычное безмолвие, когда-то выжженное в душе изгнанницы эхом десятков тысяч смертей. Эхом, которое прошло по ней, как ток по проводнику - прошло по ее связи с Силой, оставив вокруг себя чудовищную рану. Прошло время, кошмары мало-помалу смолкли, убаюканные нерушимым спокойствием джедая, но рана осталась. Осталось молчание. И сейчас душа Митры внутри него медленно-медленно тяжелела, становясь бронзовой.
- Я использовала тебя, чтобы заставить тех, кто нанес мне раны, разоблачить себя. Чтобы они были уничтожены Республикой.
- Так ты просто мстила? Сиону, Нихилусу, остальным?
- Да, я мстила. Но не так просто, как ты думаешь. Я использовала тебя, чтобы остановить лордов ситхов, которые со своей необузданной силой могли обречь галактику на гибель. Я использовала тебя, чтобы заманить их на Телос, где они наконец-то были убиты. Я использовала тебя, чтобы сделать явным падение Эйтрис, так что ее обучение закончилось, не начавшись. Используя тебя, я собрала джедаев, чтобы они могли быть уничтожены все разом. Я использовала тебя - и собираюсь использовать впредь. Ты все еще хочешь спасти меня, моя ученица?
Митра ждала чего угодно. Атаки вроде той, что погубила Сиона. Просто атаки. Она стояла, держа наготове оба меча, и была готова ко всему. Но чувствовала: дарт Трея не лжет. Какую бы цель она ни преследовала, рассказывая все это - она говорит правду. Или то, что считает правдой. И вопрос вырвался помимо воли:
- Но почему я?
Черные губы на белом лице изогнулись в улыбке.
- Ты ждешь, что сейчас я открою тебе некую тайну, ускользнувшую от тебя? Думаешь, то, что я скажу тебе, изменит твой взгляд на твое прошлое? Может быть, даже на себя саму? Не жди, Митра. Никакой великой тайны нет. Есть только ты. И есть Сила, имеющая собственную волю, навязывающая всем нам нашу судьбу. Да, я владею Силой, но Сила использует меня так же, как и остальных - и это отвратительно. Поэтому я ненавижу ее. Я ненавижу ее за то, что у нее есть воля, за то, что она контролирует всех, навязывая некий баланс, ради которого бесчисленные жизни уже потеряны и еще будут потеряны. Но ты... в тебе я вижу способность увидеть смерть Силы, уйти от ее вездесущей воли. И это - то, что мне нравится в тебе. Ты прекрасна, Митра. Ты знаешь об этом? Ты - мертвая зона в Силе, пустота, где ее воля может быть отвергнута. Единственное существо, способное оставлять раны в Силе. Отрезать себя от нее без сожалений, так решительно, так резко, что это ранит ее. А потом вновь восстанавливать отсеченную связь - для того, чтобы снова отсечь... В Силе нет правды. Зато правда есть в тебе. И поэтому я выбрала тебя.
Изгнанница слушала, забывая дышать. Это было безумие. Безумие чистейшей воды. Эта женщина, способная провидеть будущее и прошлое, умеющая незаметно и единственно верно манипулировать теми, кто даже не знал о ее существовании, эта мудрая женщина, старая женщина, ясновидящая слепая с интеллектом демиурга, терпеливая и неотступная, как злая судьба - она была безумна, безумна, так же безумна, как и созданные ею чудовища.
Как дарт Нихилус. Как дарт Сион. И... Митра Сурик?
Теперь Митра точно знала, что она - одно из чудовищ, сотворенных ее безумной наставницей. И не просто одно из них. Она - избранная. И ее, вероятно, все это время вели к чему-то ужасному, ужаснее, чем тот давний бой при Малакоре... но она не знала, как не идти туда, куда эта женщина ее ведет.
Ранить Силу? Зачем? Чтобы убить ее?
Силу - убить?
Даже звучит бредово. Не говоря уже о том, что агония Силы наверняка убьет всех, кто чувствителен к ней. Вообще всех. Во всей галактике. И все-таки...
- Почему же ты используешь ее, если ненавидишь? Зачем восстанавливала свою связь с ней после того, как была отрезана?
- Я использую ее так, как использовала бы яд: для того, чтобы понять ее. Чтобы найти способ ее уничтожить. И в конце концов я нашла.
От мысли о том, как наставница в самом начале мельком сравнила ее с Нихилусом, Митре становилось холодно.
Пустота. Мертвая зона. Мертвая.
- И что теперь?
- Теперь ученик должен убить наставника. Если ты не сделаеь этого - я убью тебя. Потому что тогда все, чего ты достигла - ничто. Фальшивка, бессмыслица, такая же пустая и жестокая, как сам Малакор.
Понимание пришло мгновенно. И два луча, зеленый и красный, погасли в опущенных руках изгнанницы.
- Я не буду сражаться с тобой.
- Тогда ты умрешь. И твои друзья тоже умрут, а я буду искать дальше, и в конце концов найду того, кто заменит тебя. Привести тебя сюда было трудно. Но это место - твое последнее испытание. Это кладбище прошлого, где ты потеряла все. Это - темные закоулки твоей души, мрак, хранящий эхо всех твоих страданий и неудач. Чувствуешь это эхо, изгнанница? Это они. Это те бесчисленные смерти, которые ты впитала. Я хочу узнать, сможешь ли ты выдержать тяжесть Малакора. Сможешь ли заглушить то, что до сих пор бьется в его сердце.
- Для этого что, обязательно друг друга убивать?
Но молния Силы, лиловая шипящая молния, не оставила изгнаннице выбора.
Впрочем, теперь было понятно: выбора у нее не было никогда. Только иллюзия выбора, злая иллюзия, долгий извилистый путь в темноте и чудовищная цель, до последнего неизвестная ей самой.
Смерть Силы.
Время на размышления, отпущенное Треей, закончилось. Стиль бывшего мастера-джедая был скуп на движения, мечом она в основном защищалась, атакуя по большей части молниями, пытаясь поймать Митру захватом Силы, сковать ее разум или хотя бы движения, сбить с ног, дезориентировать, отвлечь... Все это требовало концентрации, да и само по себе было куда эффективней любого материального оружия, поэтому старой женщине просто не было нужды скакать по святилищу. Но два меча в руках изгнанницы в конце концов заставили ее зашевелиться. Шаг за шагом дарт Трея пятилась от своей ученицы, высекая россыпи искр из ее мечей, время от времени стараясь разорвать близкую дистанцию, которая мало-помалу начинала ее изматывать. Митра не позволяла. Она даже навязанный ею темп боя не давала сбить, осыпала противницу градом быстрых, полуобманных ударов, не оставляя ей времени толком сосредоточиться. Она видела: Трея сконцентрирована не столько на поединке, сколько на чем-то еще, иначе вряд ли так легко уступила бы ученице контроль над ситуацией.
Или иллюзию контроля?!
Изгнанница не могла быть уверена. Теперь - не могла. И от сознания этого привычное безмолвие в душе тяжелело, сгущалось темным, грозовым облаком.
Обе они кружили в центре площадки, вокруг сломанной короны из пяти похожих на когти камней - ни одна не желала приближаться к пропасти. Митра усвоила урок, погубивший дарта Сиона, и ее наставница явно не сомневалась в этом, поэтому тоже остерегалась края.
Нет, изгнанница не собиралась сбрасывать ее с площадки-святилища. Она вообще не собиралась убивать.
Дарта Трею следовало остановить. И только. Убивать для этого вовсе не обязательно.
Зато сама Трея даже не думала щадить ученицу. Она действительно не лгала, когда говорила: убей меня, иначе я убью тебя. Но Митра не верила, что старая женщина добивалась от нее всего лишь своей смерти. Желай она смерти, она не сражалась бы так яростно. Дело было в чем-то другом, совсем другом, в чем-то, чего изгнанница не понимала. В чем-то, ради чего она должна была стремиться убить дарта Трею. Именно стремиться, а не убить. Впрочем, ради намеченной цели Трея не пощадит собственную жизнь так же, как не щадила чужие. Так что, может быть, и убить тоже. Но главным было все-таки стремление.
А может, все это только казалось Митре, и реальность была совсем другой...
Раздумывать времени не было. Силы она старалась не касаться, обходясь только оружием, и это сильно осложняло жизнь. Да и не получалось, в общем-то: Сила была здесь везде. Тяжелая, темная. Обжигающая. Это место было ее средоточием, и Митра, как ни старалась, не могла избежать контакта с ней - это было все равно что пытаться не дышать.
Два меча, казалось, жили собственной жизнью, нерожденная гроза внутри все темнела и темнела, вздрагивала от вспышек-напряжения в ответ на каждую попытку контроля. А дарт Трея пыталась. Силой, которую так ненавидела, она владела мастерски. Но изгнанница уже даже не выворачивалась из незримых захватов, как делала раньше, и от подступающего время от времени мысленного оцепенения тоже больше не ускользала - зачем? Ведь можно просто разорвать все это. Рассечь мгновенным усилием воли так же легко, как отрубить световым мечом живую руку.
Даже в горячке боя - в горячке, которой как-то незаметно стало спокойствие - Митра ощущала: ее наставница не в силах справиться с тем, чем дышало святилище. Она и сама уже была была не в силах справиться с ним.
Дыхание древнего святилища наполнилось эхом. Давным-давно стихшие крики, тысячи голосов на грани слуха, на самом пределе между "есть" и "нет" - давняя боль Силы, некогда раненой здесь. Пустота с кричащим сердцем внутри.
Кладбище прошлого...
И изгнанница поняла.
Для этого не нужно было вдумываться и размышлять. Понимание пришло само, инстинктивно - то чутье, которым в схватке предчувствуешь удар до удара, обожгло внезапным осознанием: Трея. Вот чем она по-настоящему занята.
Дарт Трея будила прошлое. Дарт Трея заставляла Силу этого места кричать. Она, наставница, была связана со своей ученицей - и прямо сейчас использовала эту связь для того, чтобы бередить рану, которая окружала в Силе Митру Сурик.
И Сила кричала. Вся Сила этого средоточия кричала от боли, которую вспомнила. Крик сухим песком сыпался в молчание в душе изгнанницы, копился в ней, бесконечно отражаясь сам в себя, и душа, наполнившись им доверху, застонала, резонируя, отзываясь...
Почему-то это не мешало драться. Напротив. Митре сделалось легко и безумно. Связи в Силе замкнулись в кольцо: святилище, Трея, ее ученица - и снова святилище. Будто бусины на одной и той же нити. Будто сама с собой сражаешься, с собственной тенью, предчувствуя, предвидя заранее каждое движение, каждый шаг.
Остановить. Во что бы то ни стало - остановить ее.
Единственная внятная мысль, сохранившаяся в обезумевшей вселенной по имени Митра Сурик.
А Трее между тем пришлось оставить все фокусы с контролем, или чем она там еще занималась. Теперь она вынуждена была отстаивать свою жизнь по-настоящему. Изгнанница заставила ее. Оттеснила наконец от центра площадки и мало-помалу начала отжимать к пропасти. Разумеется, дарт Трея сопротивлялась - но она, никогда не любившая фехтование само по себе, попросту уступала своей ученице в этом искусстве. Учитывая два меча против ее единственного - тем более. Попытки воздействия на Митру через Силу стали полностью тщетны, а удар, подобный тому, что отбросил прочь Сиона, просто прошел сквозь нее. Как плеть сквозь воздух. Она даже не вздрогнула.
Она не вздрогнула потому, что наконец вдохнула - вдохнула Силу, весь этот жуткий, кричащий, обезумевший мрак. Захлебнулась им, чувствуя, что растворяется, гибнет, целиком превращается в крик, как тогда, на орбите Малакора... и рванулась, вслепую разрывая в себе то, что кричало.
Как тогда. Точно так же, как тогда.
Не было больше Митры Сурик. Была пустота. Мертвая зона, мертвая. И с Треей случилось то же, что и с Нихилусом, только наоборот. Нихилус вдохнул пустоту в себя - а дарт Трея сама провалилась в нее, будто в удар, встретивший вместо стального листа лист бумаги.
Этого мгновения, на которое она замешкалась, Митре хватило с лихвой. Что-то живое натянулось до предела и сорвалось, в умирающей от боли вселенной смолк один-единственный голос, красный меч выбил оружие из руки Треи, напряженно и торжествующе исказились под капюшоном ее черные губы... но этот единственный голос, который исчез, отрезвил Митру за долю мгновения.
За миг до непоправимого.
Зеленый меч вошел Трее не в горло. В правое плечо он вошел, на треть, почти отделив от тела разом омертвевшую руку.
И изгнанница, застыв на месте, остановившимся взглядом смотрела на луч - так, как будто он ранил ее саму. Прошла секунда, зеленый луч вздрогнул и погас, старая женщина пошатнулась, прижимая повисшую плетью правую руку к телу обрубком левой. Ей больше нечем было держать меч. Во всяком случае, прямо сейчас. А Митра смотрела на свою наставницу, не в силах отвести взгляд, чувствуя, как разбуженный мрак святилища продолжает беззвучно кричать где-то рядом, но уже не внутри нее, уже вовне, и крику больше нет дороги в ее сознание.
- Добей меня, - выплюнула Трея. - Добей меня, и покончим с этим.
Изгнанница отрицательно качнула головой, держа в опущенной руке меч Сиона.
Она поняла. Отрезвленная ужасным неслучившимся, она выдохнула прочь из себя гнев и азарт, и страх, и жажду во что бы то ни стало победить - все темное, что несла в себе Сила этого места. И после этого все, все поняла. То живое, которое она рванула в себе, ослепленная проснувшейся памятью, тот единственный голос в чудовищном крике, который стих - это была связь. Связь в Силе между учеником и учителем. Нить, за которую Трея тянула из своей ученицы в темную, разрушительную Силу святилища давно уснувший кошмар, заставляя Силу кричать.
Сила действительно жива. Имеет она собственную волю или нет, но она живая. И эта жизнь, всеобъемлющая и бесплотная, не имеющая ни конца, ни начала, одинаково чуждая добра и зла - эта жизнь бессмертна по своей сути, потому что не знает, что такое смерть. Только ее материальные частицы-носители знают, что это такое, но вся Сила в целом не способна заметить эха каждой отдельной маленькой смерти, как птица не замечает одного потерянного пера. Но множество смертей в одном месте и в одно время...
Силу ранит не сама смерть, а ее эхо. Осознание, ощущение смерти.
Не остановись изгнанница только что, в последний, воистину последний момент, отсеки себя еще раз от ощущения гибели - именно в этом месте, именно в этот момент и именно добровольно - и то, для чего предназначила ее Трея, свершилось бы.
В бесконечных попытках отсечь себя от собственной раны Сила - вся Сила, во всей галактике - просто уничтожила бы сама себя.
И Митра опять покачала головой, отрицая неслучившееся. Отрицая смерть Силы, смерть Треи, вообще любую смерть отрицая. Она и так чувствовала себя ожившим скопищем смертей.
Как дарт Сион.
- Я не сделаю этого.
- Значит, я прикончу тебя.
- Зачем? Все кончилось, наставница. Твоя жизнь теперь только твоя, и моя тоже принадлежит только мне - так почему бы просто не уйти отсюда и не жить?
- Ты не понимаешь... - рукоять ее меча шевельнулась на полу у ног изгнанницы.
Митра заметила, но промолчала - ждала ответа. Настоящего, а не этого "не понимаешь", похожего на плевок. А потом с пояса дарта Треи на пол упали еще две рукояти, и три меча, разом включившись, взлетели в воздух.
- Мне не нужно твое милосердие. Мне нужно сломать тебя. И я тебя сломаю - или убью!
И Митре сразу стало не до вопросов и ответов.
Разумеется, ясно было, что драться с самими мечами бесполезно. Оружию рану не нанесешь. Разве что по рукоятям метить - но на подобные фокусы у изгнанницы просто не было времени. Чтобы прекратить это сумасшедшее подобие боя, следовало добраться до Треи, а на это ей времени не оставили тем более. Митра спятившей юлой вертелась в центре святилища, буквально мела собой красный светящийся пол в срединном кольце зубцов, сновала между ними, уклоняясь, уворачиваясь, ныряя под удары, сыплющиеся градом... Силы она больше не касалась. И не коснется, пока не улетит из этого места куда подальше. Лучше умереть, чем снова впустить в себя чудовищный крик - разбуженный эхом ее памяти гнев темного средоточия. Лучше умереть, чем стать тем, чем ее делала Трея.
Без боя изгнанница умирать не собиралась.
Дарт Трея, скрючившись, придерживая обрубком левой руки раненую правую, стояла там же, где Митра оставила ее. В сосредоточении она не шевелилась. Если все-таки суметь до нее добраться и сорвать это сосредоточение... Но добраться было решительно невозможно. Хорошо хоть, все три меча всегда держались примерно на одном уровне - вровень с грудью изгнанницы. Если бы один из них метил ей в голову, а другие два по ногам - ей бы несдобровать. Хотя приходилось и так несладко.
В конце концов один меч удалось-таки сбить. Потом вскользь обожгло шею - смерть разминулась с девушкой буквально на сантиметр. Следующий удар достал почти сразу же - в спину, под ребра. И опять спасло чудо, доля мгновения. Потеряв из виду замершую в сосредоточении Трею, прижавшись спиной к одному из черных каменных когтей, Митра упрямо отстаивала не просто свою жизнь. Она отстаивала выбор.
Свой выбор - не убивать.
Дарт Трея не желала пощады. Но мастер Крея умела ценить милосердие...
Когда два атакующих ее меча разом погасли и рукояти с металлическим лязгом покатились по полу, она ничего не поняла. Связь с Треей была оборвана - не почувствуешь, что с ней. Обессилела от раны? Без сознания? Мертва?
Передумала?!
В последнее верилось меньше всего, хотя где-то в душе, в самом наивном ее уголке, Митра все же не оставляла надежды. Но ведь не в бою же она вдруг сторону Силы сменила...
Изгнанница привалилась к зубцу за спиной, перевела дух, на мгновение прислушалась к боли, засевшей в пробитом боку, а потом, держа наготове мечи, вышла из-за каменного когтя в красный светящийся круг - сердце сердца святилища.
И правда, как всегда, оказалась неожиданней любых предположений.
Трея лежала на полу навзничь. Как будто перед смертью начала оборачиваться назад, да так и не успела полностью обернуться. Черные одежды на сером полу, неподвижные руки, яркое пятно седины вокруг неестественно запрокинутого лица... А над ней, скрестив на груди руки и склонив голову, стоял дарт Сион.
- Ты ранена, - сказал ситх.
И только потом поднял изуродованное лицо.
Митра погасила мечи и подошла. Приблизилась, аккуратно обойдя тело Треи со сломанной шеей. На бледном узком лице раз и навсегда замерло удивление - гневное, брезгливое удивление. И черные глаза без зрачков напряженно вглядывались в никуда, словно в самый миг своей смерти мертвая увидела что-то очень, очень важное.
Не глядя, Сион наступил ногой Трее на подбородок, отворачивая застывшее лицо от изгнанницы. Митра удивленно подняла глаза:
- Перестань. Ты все еще ненавидишь ее? Даже после того, как убил?
Красное призрачное зарево святилища плавилось в темном зрачке ситха.
- Не имеет значения, скольких я убил - боли все равно нет конца. Как и ненависти. Она мертва, наконец-то. Прекрати думать о ней.
- Я думаю не о ней. О том, что она ненавидела Силу и все это время стремилась уничтожить ее, всю, вообще. И еще думаю: а не проще было просто отказаться от Силы и жить спокойно? Она решала за всю галактику то, что не могла решить даже сама в себе. Неужели нельзя просто отпустить то, что так ненавидишь?
- Хотел бы я посмотреть на того, кто добровольно откажется от Силы.
- Смотри... - вспоминать об этом почему-то было тяжело. Так же тяжело, как в свое время решиться. - Когда-то я добровольно пошла на ритуал отделения от Силы, потому что узнала, что способна ранить ее. Это было не так уж и трудно - отказаться от нее. Не труднее, чем постоянно ощущать себя скопищем смертей, пустотой, мертвой зоной, зародышем гибели... Как Малакор. Ты знаешь - ты похож на эту планету. И я тоже похожа. На нее. На Нихилуса. И на тебя.
- Чушь, - он шагнул к изгнаннице и взял ее за руку, сжав ее пальцы, держащие рукоять меча. - Ты не похожа на Малакор. И тем более на Нихилуса. Ты...
И вторая рука Митры тоже оказалась в плену его хватки. Но Митра, казалось, даже не заметила этого. Подняла спокойное лицо, ссыпав со лба назад короткие встрепанные волосы, заглянула в прищуренный глаз ситха.
Страшное лицо приблизилось к ней почти вплотную, жаркое дыхание пахло солью и жженым металлом, но девушка даже не думала отворачиваться. Лицо, дыхание, внешний облик - все это не значило ничего. Неукротимый дух этого человека был ужасней разрушенного тела. Изгнанница смотрела на него - и больше не замечала его ран. Только одну рану она видела - рану в Силе, бесконечно отсекающую себя от себя.
Она видела то, чем могла бы стать - и не стала.
И безумие его слов падало в светящийся мрак святилища тяжелыми, кровяными каплями:
- Ты похожа на боль, потому что ты есть всегда. Ты похожа на... Силу. Потому что от тебя нельзя отказаться. Ты прекрасна. Слишком прекрасна, чтобы жить. Жизнь - это страдание. Она оставляет раны. Она оскверняет. Я не хочу, чтобы ты была осквернена, но убить не могу, и за это ненавижу больше, чем жизнь.
- Жизнь ранит. А еще жизнь лечит, Сион. Она всегда лечит. Но только если жить, а не вечно крушить самого себя. Посмотри на себя. Посмотри на себя так, как я на тебя смотрю. И ты тоже увидишь, что отпустить все это не так уж и сложно...
- Молчи.
Он смотрел на нее и чувствовал, как устал. Все было кончено, а он так и не понял, что ему с ней делать. И он не хотел делать с ней ничего. Только смотреть на нее. Всегда. Чтобы всегда, всегда видеть, как она прекрасна.
- Тебе так кажется, потому что ты джедай.
И серебро ее глаз улыбнулось ему с безмятежной уверенностью.
- Я не джедай. Я - изгнанница. Все закончилось. Тебе больше незачем истязать себя.
А он смотрел на нее - и чувствовал, как как внутри, в искалеченном теле, что-то сдвигается, оседает, надламывается с каким-то почти недоверчивым облегчением. Нет, Сила не покинула его, он ощущал, что в любой момент может прекратить это, остановить, испепелить облегчение болью и гневом... но гнева не было. Была только усталость - усталость металла, наконец сокрушенного собственной несокрушимостью. От этой усталости веяло изгнанницей. Безмятежной прохладой ее присутствия, такой же чистой, как ее серебряные глаза.
Все было кончено. Он победил. И теперь незачем было думать, может ли он от этого отказаться.
Он смотрел на нее и молчал, и Митра устала наконец от жгучего взгляда, медленно опустила голову, прислонившись виском к его щеке. Прикосновение было легким. Легким, как ее дыхание. Она была ранена, и он чувствовал, что ей больно.
Но она не думала о боли. Она думала о нем.
Она думала о нем не тогда, когда он причинял ей боль. Она была неподвластна боли, и он ненавидел ее за это, но теперь, устав ненавидеть, наконец-то понял: ее нужно отпустить. Она думала о нем тогда, когда он отпустил ее. И если отпустить ее насовсем, она будет думать о нем всегда.
Митра ощутила, как ситх выпустил ее руки и медленно-медленно перевел дух. А потом в груди его что-то глухо хрустнуло, сдвигаясь, грудная клетка пошла изломами под остатками кожи, просела и смялась, как сминается лист металла. Ей стало не по себе, но она не отшатнулась. Только не спеша сделала шаг назад, и вновь испытующе заглянула Сиону в лицо.
Смерти нет. Есть только Сила... Дарт Сион умирал.
- Уходи отсюда, - сказал он.
- А ты?
- И я тоже... наконец-то, - он еще раз вздохнул, глубоко и трудно, не замечая, что его раны открылись все разом, что обломки костей на груди прорывают серую хрупкую кожу, и кровь струйками ползет по развалам трещин. - Не смотри на меня...
Смотреть было страшно. Но Митра смотрела. Не на то, как он рушится, нет. Только в глаза. Только в единственный глаз, усталый, безо всякого красного отсвета. Обычный, карий, человеческий глаз.
Она смотрела еще целое мгновение - а потом он умер.
Он умер, вместе с болью и усталостью выдохнул себя прочь, в зеленый, пронизанный далекими вспышками ветреный мрак святилища, и искалеченное тело буквально сломалось, падая, обращаясь в груду переломанных останков, на глазах теряя сходство с человеком. И только тогда Митра наконец отвела взгляд.
Смерти нет. Есть только Сила.
Все действительно было просто.
- Я буду думать о тебе, - запрокинув голову, сказала она светящейся тьме.
Сказала так, не успела сказать Сиону. А потом закрыла глаза и медленно, всем существом вдохнула, впитала тьму. Тьму, боль и ненависть, копившуюся здесь веками - все, что кричало, обезумев от растревоженной Треей боли, от тех смертей, что она носила в себе...
Вдохнула. А потом выдохнула.
И Сила святилища перестала кричать.
Сила спала. Она смешалась с молчанием, с нерушимым спокойствием, с вечными сумерками в душе Митры Сурик - и уснула. Пройдет время, и та воля, которую так ненавидела дарт Трея, приведет сюда кого-нибудь, чтобы вновь разбудить Малакор... но Митра не собиралась сражаться с будущим. Она хотела просто отпустить прошлое, свое прошлое, ставшее кладбищем чудовищ.
Чтобы выдержать эту тяжесть, чтобы заглушить ее, не обязательно было убивать.
Вопрос: Дать автору печеньку?
| 1. Дать! | 8 | (61.54%) | |
| 2. Пусть йаду выпьет | 1 | (7.69%) | |
| 3. Дать печеньку и заставить ваять еще перл, про Нихилуса с Визас... | 4 | (30.77%) | |
| Всего: | 13 Всего проголосовало: 11 |
||
-
-
24.05.2013 в 23:25Спасибо вам большое!
-
-
24.05.2013 в 23:26Спасибо вам большое!
-
-
25.05.2013 в 22:00Кстати, меня теперь склоняют наваять про Нихилуса с Визас Марр... %) Хотя это, наверное, будет тот еще депрессняк. Хуже этого.
-
-
31.05.2013 в 21:35А концовка просто наишикарнейшая, мне очень понравилось)) спасибо Вам и пишите ещё)))